Сижу, словно на иголках, не зная, как поступить дальше. Ты тихо извиняешься и уходишь. Через десять минут возвращаешься, садишься за стол, подперев подбородок скрещёнными ладонями, невидяще уставившись в противоположную стену.

— Простите, — говорю, не понимая, как теперь лучше себя вести. — Я видел, вы не хотели, чтобы Лиза-сан смотрела… Мне не надо было показывать.

— Это я должен был предупредить… Лиза второй месяц никого видеть не хочет и из дома почти не выходит, только для тебя решила исключение сделать, потому как сказала, что ты один из лучших ее друзей. Я подумал, если она тебя решила в гости позвать — это хорошо. Видишь ли, за последний год она потеряла троих малышей на ранних сроках… Доктор запретил нам пытаться зачать ребенка в ближайшее время, а если и спустя год ничего не получится, возможно, у нас никогда не будет детей. Конечно, таких новостей я ей не сообщал, но она сама догадалась. Или случайно услышала наш с доктором разговор… Я хотел её расшевелить, пригласив тебя, тем более, что когда я с осторожностью рассказал ей по телефону про Ван-куна, она оживилась. Утверждала, будто твое присутствие могло бы приободрить ее…

— Неужели ничего нельзя сделать?

— Применить философский камень, — жёстко говоришь ты, — в четвёртой лаборатории остался один, самый последний, по словам доктора Марко.

Я молчу, понимая, что если б ты собирался действительно сделать это, то уже сделал бы. Но ты считаешь абсолютно неприемлемым ради личной выгоды в третий раз использовать души людей, погибших много лет назад.

— Если б Ал в совершенстве овладел рентанджицу, — начинаю, — он сумел бы что-то сделать. Энергии теперь в Аместрисе достаточно…

— Не внушай надежды, которые могут не оправдаться. По себе знаешь, как это больно.

При этих словах меж твоих бровей обозначается глубокая складка. Ещё несколько месяцев назад её не было.

«Интересно, если её осторожно коснуться губами, она разгладится?»

О чём я думаю?! Не голова, а шкаф с хламом.

— Может быть, — говорю, — вам стоит попробовать отправить мадам Мустанг в Ксинг с кем-нибудь, кому вы доверяете? Мэй-сан её обязательно вылечит. Или обратиться к ишваритам… Теперь-то уж положение на Востоке выправилось! Да и ехать до Ишвара намного ближе…

Ты внимательно выслушиваешь меня, хотя твоё молчание больше отдает сомнением, нежели чем согласием с моими идеями.

Я обещаю написать брату и узнать, есть ли шансы помочь в такой ситуации.

Немного успокоившись, ты предлагаешь мне переночевать в комнате для гостей, а утром провожаешь на вокзал.

Вернувшись в Ризенбул, я так и не рассказываю Уинри о том, что на самом деле творится в доме фюрера. Просто передаю привет от капитана Мустанг, а также упоминаю о том, как радушно меня встретила высокопоставленная чета.

Письмо Алу я отправляю на следующий же день.

Через три месяца мне приходит ответ о том, что у Мэй тоже родился сын. Его назвали Ву-тян. На приложенной к письму фотографии я с улыбкой вижу крошечную копию моего брата с пушистым золотым хохолком на темечке. Малыш Ву умиляет и Уинри, и бабушку Пинако.

Что касается просьбы о Лизе-сан, Ал клянется, что они с Мэй готовы сделать всё возможное, но очень часто бывает, что и в Ксинге подобные заболевания не вылечиваются. Ведь это не ранение и не инфекция. В лечении многих видов бесплодия лучшие мастера рентанджицу не достигли совершенства, к сожалению.

Получив такое послание, я даже не знаю, как сообщить новости тебе. Скорее всего, ставку придется сделать на западную медицину, но Ван только месяц назад научился бегать, и он каждый день льнет ко мне с таким безраздельным доверием… Я пока не в состоянии оставить семью и отправиться на Запад. Подожди немного, Огненный, чуть позже я обязательно сделаю это!

По телефону ты рассказывал недавно, что возил супругу в Ишвар, и там тебе предложили молиться Богу, в которого ты веришь, или, если не веришь, найти очень талантливого врача, потому как никакого заболевания ишварским целителям обнаружить не удалось.

Представляю, в каком вы оба состоянии. Когда мы сражались за будущее Аместриса, то понимали, как надо действовать: идти вперед без страха ради общей победы. А тут… во-первых, нет никакого врага, а во-вторых, никто не способен предложить план действий.

В итоге, ты сказал, что на Запад отправился доктор Марко. Что ж, если этот человек задался какой-то целью, то он добьется искомого.

***

Спустя год, в течение которого я полностью погружаюсь в семейные дела и лабораторные опыты, звонишь ты и каким-то донельзя усталым голосом просишь приехать в столицу, чтобы помочь разобраться с чертежами новых видов оружия и моделей машин, доставленными с Запада. Вроде бы эти чертежи никто из ваших конструкторов не в состоянии прочитать. Ты говоришь отстраненно, а я ощущаю странный укол в сердце, сродни чувству вины. Не похоже, что у тебя всё в порядке.

Уинри отпускает меня с улыбкой, пожелав скорейшего возвращения. Просит передавать привет всем нашим друзьям. На сей раз малыш Ван тоже стоит на перроне, вцепившись в юбку матери, и машет мне рукой, крича: «Папа, пока!»

Странное дело, я мог так долго не волноваться о тебе, но стоило услышать твой голос, и тревоги всколыхнулись, подобно мутной воде. По пути думаю только о вас обоих: счастливы ли вы, привез ли доктор Марко лекарство … Время поездки тянется нескончаемо медленно.

Когда спрыгиваю на перрон, то обнаруживаю, что меня встречает Хавок-сан.

— Здорово, Стальной! — хлопает по плечу. — Как сынишка? Растёт?

— Бегает по двору так, что не догонишь. Уже начал говорить.

— Рад слышать. Малыши такие забавные… Ладно, залезай в машину. Господин фюрер сегодня несказанно щедр. Он прислал за тобой личного шофера. Меня, то есть.

По пути в Штаб, ёрзаю на заднем сиденье от нетерпения так, что едва не протираю кожаное покрытие. Хочется обо всем расспросить Хавока-сан, но опасаюсь услышать неприятные новости, а ты потом сразу все поймешь по моему лицу. Нехорошо получится. Словно я пытаюсь разведать что-то за твоей спиной. Кроме того, думаю, ты и Хавоку-сан не говоришь всего. И это правильно. Я бы на твоём месте тоже молчал.

***

Когда мы приезжаем, ты ждёшь меня в кабинете, и я поражаюсь тому, насколько ты изменился с момента нашей последней встречи. Взгляд стал тяжёлым, черты лица застыли в маску неприступной серьёзности. Ты официально здороваешься, предлагаешь сесть, и я уже не смею закинуть перед тобой ногу на ногу, как раньше.

Огненный, это ведь не ты? Тебя подменили. Почему я больше не вижу лукавых искорок в глазах? Я не верю, что могло произойти на этом свете событие, способное так сильно повлиять на тебя. Смерть Хьюза, то, что по вине Прайда и Брэдли ты прошел через Врата, и на твоих глазах едва не истекла кровью Лиза-сан, а ты мог ей помочь, лишь предав нас, но, естественно, не сделал этого, — все оставило в твоей душе глубокие шрамы. Однако ты не переставал быть полковником, которого я знал с детства, а теперь ты словно медленно умираешь.

Я выслушиваю твои указания по поводу предстоящей работы. Беру ключ от гостиничного номера, где твоя секретарь сняла мне комнату, пока я буду жить в столице. Затем вызываешь к себе одного из военных, и меня провожают в кабинет этажом ниже, где на столе передо мной раскладывают многочисленные чертежи.

Хорошо, что ты мне хотя бы по работе доверяешь, потому что личными переживаниями, похоже, делиться больше не собираешься. Ладно. Я обещал помочь, и я помогу … Но скорее всего, стена между нами будет отныне только крепнуть.

Надо было хватать в охапку Уинри и Вана и ехать к тебе. Возможно, месяц назад ещё было не поздно. Я упустил миг, когда прежний Огненный Алхимик исчез, и я даже не знаю, почему это произошло.

***

После обеда в мой кабинет заглядывает Хавок-сан. Спрашивает, как продвигается работа над расшифровкой, потом мы говорим о других новостях. В конце концов, капитан просит меня выйти в коридор и осторожным шёпотом произносит: