─ И никакая не баба. А мужиком стану, когда подрасту, ─ отрубил Ванька. И ─ выпалил то, что хотел сказать сразу и не откладывая: ─ Я домой пришел, а вот вам пора уходить, а то темнеть начнет. ─ Насчет "темнеть" Ванька вставил специально: пусть не засиживается, авось не у себя дома. Руку гостю так и не подал. Стоял набычившись, злясь на мать и ее "хахаля".
Но тут встряла опешившая было Александра. Сказала резко, в своей манере, и с явной обидой:
─ Ты чё это, Вань, так раздухарился? Прям как с цепи сорвался!
─ Ни с какой цепи я не сорвался, ─ огрызнулся Ванька. Еще чего ─ терпеть тут чужого мужика! ─ Я ─ домой пришел... ─ угрожающе процедил он.
─ Ну пришел и пришел, кто помешал-то? ─ рассердилась мать.
─ Вот он и помешал, ─ махнул Ванька рукой на "хахаля". ─ Пускай уходит или я уйду. И не вернусь! ─ прикрикнул, решив, что если мать и после этого станет на него нападать, то и в самом деле развернется и уйдет в Бирюч или Рубашевку. И пускай сама потом его ищет.
А "хахаль" стоял, не зная, что делать. Появление Ваньки ему все испортило. Посчитав, что дело может дойти до скандала, а то и драки, так как пацан не собирается уступать, он накинув пиджак и, схватив фуражку, прошмыгнул в сени. Уже оттуда прокричал матери, что как-нибудь опосля договорят.
А дальше началось то, что и должно было начаться. Мать озлобилась. Такой дерзости от Ваньки она не ожидала. Орала, хватала и бросала в него все, что под руку попадалось, проклинала и себя, и сына и всех подряд. Пинала сына ногами, отвешивала оплеухи и затрещины. Ванька как мог защищался, понимая, что мать подпила и все это пройдет. Зато впредь "ночлежнику" дорога в дом будет закрыта, чего он как раз и добивался. Но если б не подоспела тетка Дарья, да еще с криком, что корова подыхает, Ванька получил бы от матери по полной программе.
Опомнившись, Ванька и мать выскочили во двор. В сарае, где только что спокойно лежала корова (Ванька это своими глазами видел), творилось непонятное. Корова вроде как начала телиться, но у нее это не получалось. Она дулась, тужилась, пыталась приподняться и занять удобное положение, но без толку: из-за отощалости силы совсем ее покинули. Все бегали вокруг, кричали, суетились, охали и ахали, да пользы от этого никакой не было. Ванька глядел, как мучилась бедная корова, и плакал. Глаза коровы, всегда такие понятливые, добрые, все сильнее покрывала белая поволока, а голова неумолимо клонилась все ниже и ниже.
Мать наконец крикнула тетке Дарье:
─ Зови своего Алексея! Резать будем!
Та бросилась домой, а Ванька, обняв мать, стал упрашивать ее не резать, корова и сама растелится. Надо же, только что у них из-за "хахаля" с Николаевки дошло до потасовки, а теперь, обнявшись, лили слезы из-за общего горя. Корова была еще жива, но совсем никакая. Голову не поднимала, ноги вытянула, хотя в округленном ее животе что-то трепыхалось, дергалось. Прибежали тетка Дарья, дед Алексей с сынами Андреем и Колькой. Кивнув Ваньке, дед бросил под ноги веревку, топор и большой нож. Нагнувшись над коровой, взял голову за короткие рога, приподнял и опустил обратно на землю. "Д-а... ─ прогудел. ─ Можно сказать ─ амба. Надо резать или сама подохня..."
Колька не отходил от Ваньки. Дед с сыном Андреем стали связывать веревкой корове ноги, а потом... Но лучше об этом не рассказывать. Ванька отвернулся и не глядел до тех пор, пока не услышал:
─ Вы бы тут сопли не распускали. Уйдите за дом, а кады надо, так позовем. ─ Ванька с Колькой ушли на улицу.
─ Страсть не люблю, когда скотину режут, ─ вздохнул Колька.
─ Ей же больно и так мучается, ─ вытирая на щеках слезы, дрожащим голосом произнес Ванька, вспомнив безжизненные глаза коровы.
Разговор у ребят не клеился. О чем бы ни начинали, думали только о корове с ее измученными, прощальными глазами. "Всех кормила, радуя своим молоком, ─ вытирал слезы Ванька. ─ А ей доставалась старая солома... Вот и докормила. Мать тоже виновата. Сколько раз о кормежке зимой для Зорьки напоминал и ей и отчиму! Да толку что? Обидно..."
Колька начал зевать. Ему хотелось чем-нибудь обрадовать Ваньку, отвлечь от грустных мыслей. А чем обрадуешь-то? Дружба с Ванькой у него вначале не складывалась, но потом потянулись душевно друг к другу. Колька доверял Ваньке все свои секреты, тот тоже делился с ним наболевшим. В их жизни было много общего. Колька жил без матери, но с отцом. У Ваньки мать была, но жить пришлось без отца, которого он любил больше, чем мать. Отношения с отчимом так и не сложились да и с матерью не все было как хотелось. Ванька своим детским умом понимал, что мешает ей. В порыве гнева она сама об этом ему не раз говорила. Как вынести такое?..
Наконец Колька вспомнил, чем уж точно порадует Ваньку. Сейчас скажет.
─ Знаешь, Вань, я вот думаю упросить Серегу отдать мне гармонь. Скажу, что буду на ней учиться и мое больное сердце это успокоит. Отца подговорю, чтоб надавил на него. ─ Помолчал. ─ Ну как? Здорово придумал? ─ спросил, улыбаясь. ─ Уж тогда и ты вволю поиграешь.
─ Да-а, мысль-то дюжа хорошая, ─ протянул, повеселев, Ванька. ─ Но твой брат скупердяй, не отдаст.
─ Так я же сказал, что батяню с Андрюхой уговорю. Скажу, что болеть меньше стану. Получится, вот увидишь, получится!
─ Отец думает меня в музыкальную школу определить, ─ размечтался Ванька. ─ Есть такая в Воронеже. Говорит, что у меня к музыке талант. На лету все схватываю...
─ Я тебе тоже об этом сто раз долдонил. У меня на этой гармошке ─ "тили-тили, рып-рып", а у тебя сходу и как надо! ─ Ребята разговорились, глаза их заискрились, даже о корове на время забыли. Но тут послышался зычный голос деда Алексея, звавшего ребят.
─ Пошли задания получать, ─ недовольно пробурчал Колька. Выйдя из-за угла дома, друзья ужаснулись, увидев картину коровьей живодерни. У плетня сарая уже валялась ее голова и ноги, тут же скатана в рулон черно-белая шкура. Разделка туши подходила к концу. Дед Алексей орудовал топором, а Андрей был на подхвате. Мать и тетка Дарья возились в корытах с внутренностями коровы. Руки у всех в крови.
