─ Я в Таловой сказал, что готов хоть в пастухи уйти, но с ней работать не стану, потому как в председателях Александра не удержится, а дров наломает немало.
─ И что, прислушались? ─ спросила Мария.
─ Предрик Сошин и сам так считает. Доверительно сказал, что "кадра" некудышная. А вот райком давит. Но я и в райкоме мнение свое высказал. Правда, секретарь посчитал, что у меня обида за несложившуюся жизнь с бывшей женой, потому и гну куда не надо.
─ Насчет пастуха ты зря ввернул, ─ недовольно заметил Яков. ─ Выходит, кроме пастуха ничего лучше не заслужил, так, что ли?
─ И совсем не так. Я хотел сказать, что за правду из-за угла не борются. Пусть знают мое отношение к этим играм!
─ Может, ты и прав. Ну а все-таки что-то другое по работе не предлагали? ─ не отставал Яков.
─ Да вы мне даже ответить толком не даете, ─ обиделся Тимофей. ─ Вижу, что переживаете, а думаете, я не переживаю? Еще как! Про Александру-то почему спросил? Вдруг да не избрали, как говорится, опростоволосились? Ведь всякое могло быть. Теперь что касается меня. В общем, предложили поработать у нас тут заведующим магазином. Этого завмага переведут в Тишанку, а я буду вместо него. Согласился.
─ Ну так бы сразу и сказал, ─ довольно заулыбались Яков с Марией. ─ Завмагом ─ это не бегать с кнутом за коровами и в жару и в дождь. ─ Мария стала убирать со стола пустую посуду.
─ Ой-ё-ёй! ─ Поглядев Тимофей на настенные часы. ─ Однако крепко мы заболтались. Мне пора в Совет топать.
─ Да, вчера заезжал Крупнов, ─ вспомнил Яков, ─ и просил передать, что районная власть пока не решила, кто будет вместо тебя. Может, кого тут подберут, а может пришлый... Прости, что сразу не сказал.
─ Спасибо за информацию. Все равно схожу, с людьми пообщаюсь. Мне теперь спешить некуда. А давайте договоримся насчет посидеть вместе вечерком: у кого и во сколько?
─ Приходите уж ко мне часикам к девяти, ─ предложила Мария. ─ Муж в отъезде, сын не помешает. Ужин повкусней приготовлю. Может, ты, Тимош, свою тишанскую красавицу привезешь с нами познакомить?
─ Нет-нет! ─ замотал головой Тимофей. ─ Пока рано. Вот начну работать завмагом да почаще в Тишанку за товаром ездить, тогда и определимся насчет такой встречи. А сейчас-то спешить к чему?
Брат с сестрой возражать не стали.
Тимофей плелся в сельсовет удрученным, каким-то подавленным, будто его оскорбили или незаслуженно унизили. Нет, но, спрашивается, ─ за что? Почему с ним так бесцеремонно обошлись, и в чем он виноват? Недовольство внутри нарастало. А собственно, зачем идти в Совет? ─ подумал. К чему ворошить старое? Ведь все решено, и возврата к прошлому не предвидится. Да, дадут работу поспокойнее, и ему будет даже лучше. Конечно, обидно, осознавать, что это сделано ради бывшей жены, которая его предала! Ох как обидно...
Эй, а не лучше ли сесть на своего вороного да проехать по бригадам, встретиться с людьми, поговорить с ними? Глядишь, и душевная боль поутихнет. Такое решение Дуняша одобрила бы. При воспоминании о ней стало хоть немного, но легче. Она его понимает, и ему с ней хорошо даже в мыслях...
Как решил, так и сделал. Тимофей считал, что власть (а себя он относил как раз к самой низовой власти) просто обязана знать настроения людей. Какая же это власть, если не знает, что волнует и беспокоит народ? Да, скоро он уйдет на другую работу, но пока-то еще не ушел!..
Поехал по поселкам, входившим в Бирюченский сельсовет, встречаясь не только с бедняками, но и с крестьянами, которые считались середняками, и с кулаками. Бригады они еще с Крупновым организовали во всех небольших поселениях. Маломощные крестьянские хозяйства объединялись, чтобы общими усилиями обрабатывать землю. В одних бригадах бедняцких хозяйств по пять-шесть, в других ─ до десятка и больше. Таким артелям было легче с помощью государства приобрести в общее пользование трактор или другую технику.
Вопросы в основном одни и те же: какой будет жизнь в колхозе и станет ли государство помогать и в чем? Что будет с теми, кто в колхоз не пожелает вступать? Тимофей как мог разъяснял, но вопросы возникали такие разные, что он сам порой не знал, как на них ответить. В таких случаях говорил, что жизнь сама покажет, да и государство, раз уж создает колхоз, то в стороне стоять не будет. В нескольких поселениях Тимофею сказали, что к ним только что заезжала его бывшая жена и разговаривала с комбедчиками (членами комитетов бедноты) о вопросах, какие придется скоро решать.
─ И что же она о севе сказала? ─ поинтересовался Тимофей ─ сев сейчас это главный вопрос.
─ Отсеяться в срок.
─ И как? Отсеетесь?
─ Управимся. Вот зерна, правда маловато...
Люди спрашивали: верно ли, что он с женой разошелся, а то, мол, всякое гутарят. И что она будто станет председателем колхоза.
─ Теперь уже стала, ─ поправлял Тимофей. ─ Разве на собрании об этом не сказали?
─ Сказать-то сказывали, но твоя, извини, жена все время молчала.
─ Так и молчала?
─Нет, один раз прорвало. Это когда предложили ее саму раскулачить, а не в председатели силком совать.
─ И чего ж ответила?
─ А то, что какую-то мельницу продали и ей ничего не досталось. Будто все братья хапнули. А она с маленьким сынишкой живет от них отдельно и сейчас беднее бедного...
В каждом поселении, будь то Смирновка, Деевка, Кирилловка или какое другое, у Тимофея были люди, с мнением которых он считался. В Ивановке, к примеру, где всего-то проживало десятка три домохозяев, он с радостью встречался с дядей Максимом, семью которого хорошо знал и уважал. Дядя Максим когда-то дружил с его отцом, они даже общались семьями. У дяди Максима два сына и дочь, которые уже сами обзавелись семьями, живут рядом с отцовым подворьем, у каждого крепкое хозяйство. Их отец, кроме землепашества и разведения условиях скота и птицы, занимался еще и пчеловодством. В общем, считался крепким хозяином. Всего, что он и дети его достигли, они добились своими руками, а потому и считали себя не кулаками, а зажиточными крестьянами. С дядей Максимом Тимофей хотел встретиться и на этот раз, чтобы послушать, что тот скажет о создании колхоза и вообще, о том, что происходит в жизни. Как деловой и рассудительный мужик, врать не станет, выдаст все как есть.