– Эй, итальяшка!– крикнул Чак, когда расстояние между ним и Риккардо укладывалось в десять шагов.– Высохла твоя тетрадь?

Риккардо посмотрел на Карлу, которая пять минут назад всучила его тетрадь по истории рыжему мальчишке.

– Что он хочет от тебя, Рикки?

<Он хочет, чтобы все знали, что я неудачник, чья тетрадь плавала в унитазе>

Риккардо подался назад и пнул по колесу ближайшего велосипеда: упав, велосипед завалил остальные.

– ТЫ ОХРЕНЕЛ, УРОД? – завопил Чак.

Выжав всю скорость, на которую только был способен его «швинн», Риккардо рванул на Восьмую улицу: когда эти пустоголовые разберутся, где чей велосипед, он уже будет на перекрёстке Восьмой и Олм стрит – двух улиц, куда Чак и его дружки не сунутся ни за деньги, ни под страхом смерти.

На Олм стрит обитала премерзкая старуха Лиза Хэмфулл – бывшая школьная библиотекарша, а на Восьмой – скандалистка Молли Верберг, и объединяла их ненависть к окружающим.

Любимым занятием Лизы было издевательство над детьми в Хэллоуин, в другие дни она бухтела, но никого не беспокоила в отличие от Молли.

Риккардо солгал, когда сказал Карле, что не слышал о Молли Верберг; о Молли Верберг слышали даже те, кто в Деренвиле не проживали. Родственники звонили им и жаловались, что дикая тётка, с торчащими по бокам жёлтыми волосами, выжженными дешёвой краской, опять закатила скандал в магазине, скупила все консервы или сочинила небылицы про соседей и за ними теперь следит полиция.

Молли могла толкнуть, оскорбить или натравить своего ротвейлера как на взрослого, так и на ребёнка. Шкаф Мартина Гленана ломился от жалоб на Молли, но она пренебрегала предупреждениями шерифа, а, когда он выписал ей штраф, демонстративно сняла штаны перед Управлением и подтёрлась им на глазах у сотрудников. И хотя психиатр Джеймс Норвелл признал Молли Верберг вменяемой, тем не менее, он посоветовал жителям при встрече с ней придерживаться того же принципа, что и со змеями: не трогай и проходи мимо.

Риккардо, подъезжая к дому Молли Верберг, гадал, как реализовать совет Норвелла на практике, и не пересекаться с женщиной на протяжении четырёх часов, если мать наняла Молли в качестве его сиделки.

Спрыгнув на ходу с велосипеда, Риккардо бросил его у крыльца, вбежал по лестнице и постучал в дверь.

Дверь открыла девушка, по виду чуть старше его самого, и Риккардо сделал шаг назад, чтобы проверить, не перепутал ли он номер дома.

Восьмая улица. Двести тридцать седьмой дом. Дом Молли Верберг. Всё верно.

– Ты Риккардо?– спросила девушка.– Проходи.

Риккардо зашёл в дом и с опаской посмотрел по сторонам, готовясь к тому, что в любой момент из-за угла выскочит либо Молли с голым задом, либо её бешеный пёс.

– Меня зовут Далия.

– А где миссис Верберг?– спросил Риккардо, заглядывая за угол.

Далия засмеялась.

– Там никого нет, только лестница, ведущая на второй этаж.

– Где миссис Верберг?– повторил Риккардо.

– Путешествует по Австралии. До января.

<Соревнуется с кенгуру в сумасшествии?>

Риккардо развернулся к Далии.

– А ты кто такая?

Маленькая, худенькая, в застиранном голубом платье – она теребила кончик ленты, выбившийся из косы.

– Я Далия, племянница Молли. Твоя мама наняла меня.

– А,– Риккардо стянул школьную сумку,– понятно.

Он завернул в гостиную, плюхнулся на диван и вывалил учебники на журнальный столик.

– Я могу называть тебя «Рикки»?

– Нет. Только друзья могут называть меня Рикки. Для остальных я Риккардо.

Далия улыбнулась: ну, какой из него Риккардо? Щуплый черноглазый мальчишка, у которого ещё даже голос не сломался.

– Я хотела бы стать твоим другом.

Риккардо проигнорировал её слова.

Она прошла в гостиную и села напротив Риккардо на другой диван.

– Если ты голоден…

– Нет.

– Чай?

– Нет.

– Что-нибудь другое?

– Тишины.

Далия кивнула. Но её молчанием Риккардо наслаждался лишь минуту.

– Апельсины! Я купила апельсины! Твоя мама сказала, что ты любишь их.

– ТИ-ШИ-НЫ, мисс Верберг,– Риккардо оторвался от задания по математике.– Спасибо.

Закусив губу, Далия теребила то ленту в волосах, то подол платья, и замерла, когда в дверь постучали.

Риккардо посмотрел на Далию.

– Ты кого-то ждёшь?

– Нет,– испуганно ответила она.

Стук усилился.

– Может, откроешь?

– Да. Наверное, кто-то из соседей.

Риккардо ухмыльнулся.

<Кто-то из соседей, конечно. Или твой парень, с которым ты закроешься на втором этаже и будешь скрипеть кроватью, как это делали предыдущие сиделки>

Риккардо слышал, как Далия пригласила кого-то в дом, а затем, когда гость отказался, пожелала ему хорошего дня.

– Твой друг передал.

Риккардо вырвал тетрадь из её рук.

– Он мне не друг.

Далия опустилась на диван.

– Какую музыку ты любишь?

Риккардо вздёрнул подбородок.

– Ты мне мешаешь.

– Извини.

Она вышла на кухню, пошуршала там пакетами и вернулась обратно.

Почистив апельсин, Далия предложила его Риккардо.

– Я не хочу.

Риккардо приподнял глаза на Далию: она делила апельсин на дольки с тем же лицом, с каким обиженные дети назло матери отрывают лепестки от её цветов.

– Классическую,– сказал он.– Я люблю классическую музыку. Симфонии Бетховена, например.

Далия пододвинулась к журнальному столику.

– Какая твоя любимая симфония?

– Десятая.

Она сжала апельсин, и сок брызнул на Риккардо, чего Далия, задумавшись, не заметила, а Риккардо не подал виду, что что-то произошло.

– Я не слышала десятую симфонию. Но обязательно её послушаю к нашей следующей встрече.

– Послушай.

<Хотел бы я увидеть твоё лицо, когда в музыкальном магазине тебе скажут, что десятой симфонии не существует>

***

Тем же вечером

За ужином Риккардо машинально засунул руку в карман: пластмассового шарика в нём не было, а стул напротив Риккардо пустовал уже три года.

– Как тебе девочка?– спросила мать, отложив в сторону столовые приборы.– Ты подружился с ней?

– Нет.

– Почему? Она показалась мне милой, – она обратилась к супругу, – я наняла племянницу Молли Верберг. Она будет присматривать за Риккардо по вторникам.

Риккардо ответил матери:

– А зачем? Если она сбежит, когда узнает о…о…,– он перевёл взгляд с пустого стула на отца, читающего новости,– когда узнает. Они все сбегают, когда узнают. И она тоже сбежит.

– Не повышай голос на мать, Риккардо,– приказал отец, не отрываясь от газеты.– Как дела в школе?

Риккардо откинулся на спинку стула.

– Отлично, пап. Сегодня меня обозвали «поганым итальяшкой» всего три раза.

– Хочу тебе напомнить, Риккардо, что я тоже учился в этой школе, но что-то меня «поганым итальяшкой» никто не называл. Так, может, дело не в них, а в тебе?

[1] Бутлегерство – незаконное производство и контрабанда алкоголя

[2] Омерта – «кодекс чести» мафии

[3] «Двенадцать ложек» – итальянский пирог

[4] «Bel ragazzo» (итал.) – красивый мальчик

[5] Больцано – транзитный концлагерь в фашистской Италии

[6] Маленький человек – человек, который хочет стать частью мафии, но пока не принят в «семью»

[7] «Grazie, signore» (итал.) – спасибо, синьор

[8] «Si, signore» (итал.) – да, синьор

[9] «Si, padre» (итал.) – да, отец

[10] «Мистер страусиное яйцо» – отсылка к персонажу из рассказа «Счастливого Рождества»

[11] «Троянцы» – презервативы

Мёртвая дорога

13 сентября 1977 год

Вжав голову в плечи, Риккардо прокатил велосипед мимо галдящих на стоянке мальчишек, завернул за угол и прислонил «швинн» к стене. Там, в закутке, отведённом под мусорные баки, прятал велосипед старший сын владельца «Крабового утёса» – рыжий паренёк, над которым Чак измывался с младшей школы, пока в шестом классе не переключился на Риккардо.