Они гоняли на велосипедах с восьми утра: то на озеро, то за молочными коктейлями в «Крабовый утёс», то просто наперегонки.

Риккардо подбегал к окну всякий раз, когда слышал визг тормозов и крик «кто последний – тот тухлая котлета!».

Мальчишки смеялись. И Риккардо смеялся вместе с ними.

Он представлял, как обгоняет Чака – самого ловкого и быстрого из их шайки, обгоняет, но падает на повороте. Чак тормозит, смотрит на Риккардо и заливается гомерическим смехом, а затем протягивает ему руку и предлагает отметить их общую победу парочкой горячих бургеров в «Крабовом утёсе».

Все смеются. Риккардо тоже смеётся.

– Риккардо!

Риккардо вышел из комнаты и демонстративно хлопнул дверью, чтобы мать поняла: он услышал её.

Она лежала на диване в гостиной и прижимала мокрое кухонное полотенце ко лбу. Головные боли, вызванные духотой, мучали её шесть дней в неделю, а в седьмой, который всегда выпадал на вторник, она неожиданным образом исцелялась. Чудодейственный покер с подругами – вот её лекарство. Но сегодня была среда.

– Какого дьявола ты не спустился, когда я позвала тебя в первый раз? – она посмотрела на сына.

– Я не слышал, извини.

– Не слышал он,– мать закрыла глаза.– Буду умирать, ты и не заметишь. Не услышишь. Да, Риккардо?

– Извини.

Она перевернула полотенце другой стороной.

– Сходи в аптеку.

Хихикающий садовник в грязных ботинках пересёк прихожую и спрятался в кухне, оставив за собой вереницу следов из земли и песка. Пожилая домработница, влетевшая в дом после него, ругалась и грозно размахивала пушистой щёткой. Риккардо улыбнулся и указал на ванную комнату. Женщина с благодарностью кивнула и отправилась на поиски нерадивого работника.

Забавная игра.

– Что нужно купить?

– Куриный помёт!

Мать бросила полотенце в лицо Риккардо и заговорила на итальянском.

– Я куплю тебе аспирин.

Он положил полотенце на подлокотник дивана и под эмоциональные реплики матери выбежал на улицу, где пару минут пялился на открытые ворота, пока мистер Бигль – сторож и смотритель в одном лице – не подошёл к нему и не поинтересовался, всё ли в порядке.

– Всё хорошо, мистер Бигль. Спасибо, что спросили.

Смотритель снял фуражку и пригладил седые волосы, мокрые от пота.

– Давно у нас не было такой жары. На моей памяти только в 1917 году в Деренвиле плавился асфальт. Мне тогда было пять лет, и я безумно хотел клубничное мороженое,– он засмеялся.– Вы решили прогуляться?

– Да.

– Надеюсь, вы не будете бродить по улицам до глубокой ночи?– мистер Бигль шутливо погрозил ему пальцем.

Риккардо, не понимая, к чему он клонит, ответил:

– Нет.

– Это хорошо. А то лет десять назад, когда вы были ещё совсем маленьким, я не знал, за кем приглядывать: то ли за домом, то ли за вашим братом. Вечно его ноги куда-то несли и… – мистер Бигль запнулся и в спешке натянул фуражку на голову.– Простите старого дурака, мистер Бенитос.

Риккардо поджал губы.

– Пожалуй, я возьму велосипед.

– Конечно, конечно!– засуетился смотритель.– Сейчас я вам его привезу!

– Спасибо, мистер Бигль, но я заберу его сам.

Глупо улыбаясь, Риккардо попятился. Его хватило на три шага, а после, когда подступивший к горлу ком сдавил лёгкие, и пульсация под рёбрами стала невыносимой, Риккардо развернулся, закусил костяшки пальцев и, имитируя надрывный кашель, побрёл к гаражу, в который не заходил без малого три года, хотя в пять лет бредил им, как иные дети бредили игрушками или сладостями.

Риккардо хорошо помнил день, когда наивное любопытство – узнать, что находится в гараже – превратилось в навязчивую идею, и слово, которое этому поспособствовало.

В то сентябрьское утро Риккардо больше походил на дикого зверёныша, чем на пятилетнего ребёнка. Целый час он носился по двору и кричал без перерыва, чем вызвал неудовольствие мистера Бигля. Смотритель, поймав разбесившегося Риккардо за шиворот, отчитал его за возмутительное поведение и отправил в дом переодеваться: футболка была насквозь мокрой.

Идти в дом Риккардо не хотел; он лучше спустится в подвал, и пусть его сожрёт тысяча голодных привидений, живущих там, нежели, чем он попадёт в объятья «гнусных тёток», но разжалобить мистера Бигля не получилось. Нахмурившись, он предупредил Риккардо, что расскажет о его несносных выходках отцу, и тогда мистер Бенитос устроит ему и ужин с привидениями, и объятья «гнусных тёток».

Риккардо показал язык смотрителю и поплёлся в дом.

«Гнусные тётки» – они же подруги матери – сидели в гостиной, и Риккардо, поздоровавшись, затих в прихожей. Он покорно ждал, когда женщины подлетят к нему, потреплют за щёку, скажут матери «какой красивый мальчик» и, испачкав его лицо губной помадой, вернутся на диван.

Данный ритуал повторялся еженедельно, но лишь однажды Риккардо был рад их видеть: когда заболел ветрянкой. Мысль, что они будут биться в лихорадке, а после покроются прыщами и начнут чесаться подобно бродячим собакам, грела ему душу. Он бросился к ним навстречу, едва женщины переступили порог дома: долго и крепко обнимал их и поцеловал каждую из них дважды, за что получил сравнение с маленькой обезьянкой, обезьянкой, чья прелестная мордочка обезображена сыпью, которая им, к счастью, не грозит; все гостьи переболели ветрянкой в детстве.

Разочарованию Риккардо не было предела.

Почесав затылок, он поздоровался ещё раз. Одна из женщин обернулась, махнула рукой, что Риккардо воспринял, как «не мешай», и вновь впилась взглядом в его мать, которая что-то рассказывала, смешивая английский и итальянский языки.

Пока Риккардо гадал, нужно ли приветствовать их в третий раз, мать пожаловалась на мужа, променявшего супружескую спальню на гараж. «Аурелио пропадает там часами! – возмущалась она.– Не гараж, а чёртово святилище!».

Святилище – слово, превратившее любопытство в навязчивую идею.

В семье Риккардо действовало два неукоснительных правила.

Первое – «семья превыше всего» – появилось в двадцатые годы, когда Бенитосы занялись бутлегерством [1], а деньги, особенно большие и незаконные, портят людей, и члены семьи начали, как выразился отец, крысятничать и доносить друг на друга. Подростком Риккардо спросил его, примыкала ли их семья к какой-либо мафии – к итальянской или к американской: промышлять контрабандой алкоголя, продержаться на ней до отмены Сухого закона и не попасть за решётку могли одни мафиози. Но отец отшучивался: у мафии есть омерта [2], а у Бенитосов только честное слово, так что нет, их семья никогда не была связана с мафией. Риккардо сделал вид, что поверил отцу: он не видел никакой разницы между омертой и первым правилом.

Второе правило – «помни о своих корнях» – появилось, когда первый Бенитос, обосновавшийся в Деренвиле, наказал сыну поступить так же, как когда-то поступил он сам: жениться на итальянке. Из поколения в поколение предки Риккардо возвращались на историческую родину, где выбирали супруга примерно по тому же принципу, по какому выбирают лошадь – по чистокровности. Если родственники потенциального кандидата хотя бы раз вступали в брак с представителем другой национальности, такой кандидат не рассматривался. Бенитосы тщательно проверяли родословную будущих членов семьи; их настырности в брачном вопросе позавидовали бы даже индуистские астрологи, составляющие гороскопы жениха и невесты, но однажды Бенитосы всё-таки ошиблись.

Отец рассказал Риккардо презабавную, на его взгляд, историю, как прадед Риккардо привёз в Деренвиль жену, а потом отправил её обратно в Италию, когда выяснилось, что её бабка была замужем за англичанином. «Он два месяца молился, чтобы их брак прошёл без последствий для нашей семьи,– сказал отец.– Хорошо, что они вовремя развелись. Хорошо, что твой прадед не успел наделать глупостей. Запомни, Риккардо, мы американцы только по документам, по крови мы – итальянцы».

Риккардо пожимал плечами. Итальянцем он чувствовал себя раз в год, когда на летних каникулах навещал родителей матери в Сицилии.