«Подрался с одноклассниками».

Зачёркнуто. Отец поговорит с мисс Беннет, она скажет, что никаких драк не было, и отец всыплет Риккардо за обман.

«Работал в библиотеке».

Обведено в кружок и поставлен знак вопроса. Отец позвонит мисс Беннет, та свяжется с директором, директор с библиотекаршей – найдёт ли отец несколько часов свободного времени, чтобы дойти до конца цепочки?

«Забыл, что сегодня вторник и ушёл гулять с Карлой».

Зачёркнуто дважды. На третьем зачёркивании у карандаша отвалился грифель, а на имени Карла образовалась дырка.

Может, действительно пойти в буфет и подраться?

– Как прошёл день?

Услышав знакомый голос, Риккардо свалил учебники в сумку.

– Отлично. Извини, Карла, я спешу.

Она прошла в кабинет и носком туфли отодвинула от себя мокрую тетрадь.

– Это чьё?

– Не знаю,– быстро ответил Риккардо, закинув сумку через плечо,– неудачника какого-то, наверное.

Карла юркнула к выходу.

– Куда ты так торопишься?

Риккардо встал напротив подруги, загородившей собой проход, и невольно подумал, что к выпускному она перестанет помещаться в дверные проёмы.

–На Восьмую улицу. Мама нашла мне новую сиделку.

Карла поправила задравшуюся футболку приятеля.

– Восьмая улица большая, Рикки.

Риккардо отвёл взгляд.

– Не называй меня, пожалуйста, Рикки.

– Хорошо-хорошо. Риккардо.

– Да. Спасибо.

– Так что, Риккардо?– Карла вытянула губы, отчего стала похожа на причудливую, кудрявую жабу.– Какой дом?

Он покосился на тетрадь, в которую утром записал адрес.

– Карла, я, правда, спешу.

– Так спешишь, что не можешь назвать номер дома?

Риккардо двумя пальцами взял тетрадь, мельком взглянул на первый лист и тут же спрятал за спину.

– Не подписана.

Карла сморщила нос.

– Зачем ты это взял?

– Отдам мисс Беннет. Может, она определит владельца по почерку. Неудачники тоже имеют право на образование, верно?

Уголки его губ дёрнулись, и он едва сдержался, чтобы не захохотать.

<Интересно, что бы ты сказала, узнав, что неудачник, чью тетрадь ты пнула минуту назад, – я?>.

– Двести тридцать седьмой дом.

– Молли Верберг?– визг Карлы привлёк внимание уборщицы, бродившей по коридору точно привидение, так что после грозного «тсс!» Карла продолжила уже шёпотом.– Миссис Бенитос отправляет тебя к Молли Верберг? Рикки, я люблю и уважаю твою маму, но…

– Риккардо.

– Но отправлять тебя к Молли Верберг – безумие! Нет, на Восьмую улицу ты не пойдёшь. Я не пущу. Нет, только не к ней! Только не к Молли Верберг!

– Что не так с Молли Верберг?.

– Рикки, ты шутишь? Это самая истеричная и скандальная женщина из всех, кого я когда-либо видела! Однажды мы с мамой встретили её в магазине и…

Карла кричала, размахивала руками, и, наконец, забывшись, прислонилась к дверному косяку. Риккардо понимал, что, возможно, это его единственный шанс выйти из кабинета, поэтому, кивая на возмущения Карлы, проскользнул в коридор, где сразу же сбил с ног рыжего одноклассника – старшего сына мистера Мишелса, хозяина закусочной «Крабовый утёс».

Мальчишка выронил стопку учебников и распластался на полу.

– Привет, Риккардо! – засмеялся он.

Риккардо в спешке поднял одну из книг, но под пристальным взглядом Карлы, бросил её обратно на пол и прошипел:

– Смотри, куда прёшь, придурок!

– Извини, – он почесал макушку.– Мисс Беннет попросила отнести книги в библиотеку и…

– Нам не интересны твои приключения, рыжий,– ответила Карла.– Рикки, отдай ему тетрадь и пусть катится ко всем чертям.

– Она не подписана.

– Да, но я уверена…

– Она не подписана, Карла!

Риккардо трясло. Он злился, нервничал и гордился собой одновременно. Последнее чувство в нём вызвал собственный голос: впервые он прозвучал твёрдо, как у человека, которому даже Господь не смеет перечить, твёрдо и холодно – как у отца.

Карла выхватила из рук приятеля, пребывавшего в эйфории, тетрадь и передала рыжему мальчишке.

– Твоя?

Он открыл первую страницу.

Мелкие крючки в начале строки превращались в гигантские буквы в половину дюйма к концу и, вероятно, они продолжали бы расти, если бы автор написанного не оборвал текст на середине.

– Да. Ума не приложу, где я мог её потерять. Спасибо, что вернули!

– Вот видишь, Рикки! Я была права!

– Мне некогда, Карла!– заорал Риккардо и рванул на школьный двор.

Он был уверен, что его основным препятствием станут вялые шестиклассники на главной лестнице, чей маршрут предполагал всего два пункта назначения – столовая и кабинет, пока не прибежал на парковку и не увидел, что недоумки из класса математики расположили свои «швинны» по принципу домино и тем самым перекрыли ему единственный выезд.

Риккардо боролся с желанием пнуть по первому попавшемуся колесу и запустить неизбежную цепную реакцию раньше времени, и медленно пробирался к старенькому велосипеду. Отец, правда, обещал купить ему другой, если к концу года в табеле не будет отметок «С»; на рынок вышли новые монстры велосипедного бизнеса, и один добрый знакомый отца, который сотрудничает с этими новоявленными гениями из Ватерлоо, готов продать ему велосипед по совершенно смешной цене и исключительно по дружбе.

Риккардо дёрнул велосипедный замок и опустился на колени, когда тот не поддался.

<Как же ты говорил? Вверх и вниз? Вниз и вверх?>

*

Голос матери разрезал воздух.

– Риккардо!

Компания из шести мальчишек, одетых в одни шорты, пронеслась мимо дома Бенитосов. Скрип велосипедных тормозов слился с карканьем воронов, задыхавшихся от жары не меньше людей: к двадцатым числам июля температура поднялась почти до сорока градусов. Словно дьяволу надоело сидеть под землёй, и он выбрался наружу, прихватив с собой адское пекло и визжащих демонов c детскими лицами. Последние, к слову, имели привычку плескаться в городском фонтане и звать родителей противными голосами, если им делали замечания прохожие.

– Риккардо!

– Иду, мам!– Риккардо отошёл от окна.

Каждый год, после праздничного ужина в честь Дня Независимости, отец выпивал бокал красного вина из личных запасов деда Риккардо, произносил тост, в котором восхвалял всех родственников, а затем торжественно вручал матери билеты в Италию, но в этом году всё было иначе.

После ужина он попросил чашку чёрного кофе и закурил прямо за столом. На вопрос матери «всё ли в порядке?» отец засунул руки в карманы брюк и посмотрел на Риккардо, который съежился под его пристальным взглядом, не понимая, чем мог его разозлить, и в тишине, нарушаемой лишь тлением сигареты, слушал собственное сердцебиение. Раз-два-три. Раз-два-три. Раз-два.

Пепел, который отец ни разу не стряхнул, упал ему на колени. Отец потушил окурок об остывший стейк в тарелке и сообщил, что на фабрике проблемы и свободных денег нет, поэтому они остаются в Деренвиле.

Мать предложила обратиться за финансовой помощью к её родителям: они с радостью купят билет для внука, на что отец ответил, что Риккардо, в его тринадцать лет, пора бы оторваться от материнской сиськи и стать настоящим мужчиной. Что именно он подразумевал под «настоящим мужчиной», отец не пояснил, но вопрос о поездке больше не поднимался.

Летние дни, проведённые в Деренвиле, напоминали изощрённые средневековые пытки, о которых Риккардо читал в книгах: подробное описание увечий и прилагающиеся к тексту иллюстрации надолго лишили его спокойного сна. Особенно его поразил метод, применяемый инквизиторами к неразговорчивым обвиняемым. Он назывался «тиски». Пальцы жертвы помещали в железные прутья и закручивали винт до тех пор, пока несчастный не начинал кричать от пронизывающей боли, в иных случаях – пока не раздастся хруст поломанных костей.

Деренвиль тоже был тисками.

От скуки Риккардо читал и перечитывал всё, что попадалось ему на глаза: книги, журналы, старые газеты, хранившиеся в подвале, этикетки и ценники, шутки на коробках с хлопьями; он залез даже в отцовскую библиотеку, заполненную экономическими трактатами, и когда в доме не осталось ни одного листка бумаги, не побывавшего в его руках, Риккардо нашёл себе новое развлечение: он наблюдал за одноклассниками из окна.