– Да, в Ракайе. А вы будете в Салеме и забудете Ракайю, как дурной сон.

Лаэрта долго молчала, следя за кружащимися над водой чайками.

– Не знаю, имею ли я право лишать их будущего. Янгис, безусловно, женится еще раз и признает нового ребенка наследником. А мои дети будут никем.

Брейду начало казаться, что он пытается спасти попавшую в силки птицу, а она рвется из рук и не дает распутать сеть. Ну что ж, это занятие требует терпения.

– Вы – принцесса Кадара, ваши дети в любом случае принадлежат кадарскому двору. Что ждет их здесь? Янгис воспитает из вашего сына свое точное подобие, дочерей выдаст за своих приспешников, а от вас постарается избавиться как можно скорее.

– Но ведь он может потребовать, чтобы нас выдали ему.

– У кого? У короля Салема? Нападение на Феруат восстановило Георга против Ракайи. Вряд ли он вмешается в войну, но выполнять требования Янгиса уж точно не будет. Там вы сможете получить развод и обрести свободу. Кстати, развод будет законным и в Ракайе – достаточно трех свидетелей, которые подтвердят, что вы уже четыре года живете порознь с вашим супругом. Двое из вашей свиты и я – мое слово имеет в Салеме достаточный вес.

– О чем вы говорите? Узнав, что вы способствовали моему бегству, Янгис лишит вас титула и владений.

– Если он рискнет, ему придется воевать на два фронта. У меня достаточно войск, на мою сторону встанет Наррат и Раттен – земли, растоптанные Янгисом. Половина империи ненавидит Янгиса и ждет повода, чтобы объединиться и свергнуть его с престола. А вас любят и будут защищать – ради того, чтобы вы стали повелительницей Ракайи.

Брейд уже понял, что выбрал крайне неудачный аргумент. Лаэрта смотрела на него в упор, и ее брови поднимались все выше.

– Вы действительно считаете, что мой развод стоит нескольких тысяч жизней?

– Они будут сражаться не за ваш развод, а за свою свободу. За то, чтобы прекратились бесконечные войны, за восстановление свергнутых Янгисом династий. Вы будете их знаменем.

– Нет. Я не хочу быть знаменем новой войны.

Он совершил непростительную ошибку. Зная характер Лаэрты, ему следовало начать разговор с душераздирающего описания народных бедствий. Ему было что рассказать о грозном потоке воинов, уходящих на битву с Феруатом, и жалких ручейках возвращающихся домой калек, о вымирающих деревнях, о начинающемся голоде в Наррате. И только потом предложить ей план спасения империи. Но вести с Лаэртой продуманную игру у него никогда не получалось. Теперь этот вариант придется отложить.

– Я понимаю вас. Но ни вам, ни мне совершенно не обязательно возвращаться в Ракайю. Салем – прекрасная страна, там давно нет войн, процветают науки и искусства

– Я знаю. Мне бы хотелось увидеть его, но как я могу принять такую жертву? Здесь вы – герцог, владетель обширных земель, а там будете бедным изгнанником.

– Ну, не совсем уж бедным. В Салеме я приобрел прекрасное поместье, мои основные средства давно хранятся у салемских банкиров. Что действительно важного я могу потерять? Титул – всего лишь несколько ничего не значащих букв. Мои владения тоже не такая уж большая ценность. Десяток деревень, небольшой городок и замок. Несколько близких друзей… Думаю, они без сожаления покинут Ракайю.

Лаэрта задумалась.

– А что будет с нами? Моя семья была бы рада нашему приезду, но я не смогу привезти детей в Кадар. Конечно, за эти годы страна окрепла, и Дарния нас поддержит, но Янгис безумен, он способен начать безнадежную войну только ради мести.

Прозрачное крыло хлестнуло Брейда по лицу, он отвел в сторону невесомую ткань и не стал выпускать ее из руки, чтобы игра ветра не мешала разговору. Это почему-то придало ему уверенности.

– В будущем вы воссоединитесь с семьей. А пока вы сможете жить с детьми в моем поместье. У них будет все необходимое – лучшие учителя, подходящее общество, возможность путешествовать.

– Но… Зачем это вам? Вы потеряете слишком многое, что бы вы не говорили.

– Мне хочется видеть вас счастливой. И… – ну же, перестань трусить, идиот, – и, возможно, перестав быть императрицей Ракайи, вы согласитесь стать женой простого салемского сеньора?

Он коснулся губами ее пальцев, чтобы не смотреть ей в лицо, а когда все-таки поднял глаза, увидел, что Лаэрта кусает губы и смущенно отводит взгляд. Он ждал ответа, уже понимая, что это будет отказ.

– Я бесконечно признательна вам за вашу преданность. И… за то, что вы сейчас сказали, тоже, – ее голос был таким тихим, что трудно было разобрать слова, – но у меня есть муж, и пока он жив – это невозможно. Это было бы нечестно по отношению к вам, я не могу принадлежать сразу двоим.

Брейд онемел. Иногда изощренность издевок судьбы превосходила его воображение. Его первая жена была распутна, как портовая девка, теперь она мертва, и вот, наконец, он встретил поистине верную женщину. До такой степени, что она считает своим долгом хранить верность ненавистному мужу даже после развода.

– Как вам будет угодно. Я предоставлю вам поместье, вы сможете жить у меня, как гостья – а я поеду путешествовать. Всегда хотел посмотреть мир, теперь, когда меня не будут удерживать обязанности, я смогу осуществить давнюю мечту.

Лаэрта не отвечала. После своего отказа она не имела права принять помощь, которая может стоить Брейду так дорого. А на другой чаше весов – трое детей, чьи судьбы будут изувечены Янгисом.

Чтобы избавить Лаэрту от невыносимого выбора, Брейд принял решение за нее.

– Мне нужен месяц на подготовку. До Праздника Провозвестия вас вряд ли вызовут в Гилатиан, в крайнем случае – отказывайтесь под любым предлогом и немедленно посылайте ко мне гонца. Постарайтесь не покидать крепость, здесь вы под надежной охраной. Сейчас мне придется уехать на несколько дней, вы не будете возражать, если я оставлю своего племянника в замке?

– Да, конечно, – рассеянно ответила Лаэрта, – но не торопите меня с ответом, мне нужно подумать.

Брейд поклонился, и, наконец, вошел в зал, где предполагал найти Ланса. Его там не было, и, как ему сообщили, уже довольно давно. Он отправился на поиски, поминутно забывая, зачем он бродит по замку. В глазах темнело от бешенства. Что ж, раз Лаэрте недостаточно развода и препятствием является жизнь Янгиса – это исправимо. Брейд никогда не принимал всерьез планы восстания, которые так часто обсуждал с друзьями. Он ненавидел и войну, и политику. Теперь придется пересмотреть свои взгляды.

Ланса он обнаружил в конюшне, где тот препирался с конюхом за право забрать свою лошадь.

– Вот ежели бы я своими глазами видел, как ваша милость коня заводила, тогда другое дело. Кто коня в стойло ставил – ваша милость не знает, стоит этот конь среди лошадей герцога Атерли, так что без приказа его светлости я никому его забирать не позволю.

– Ланс, куда собрался, – Брейд облокотился о седло оспариваемой лошади с таким видом, что тот сразу понял – сбежать ему не дадут.

– Еще не решил.

– Я просил дождаться меня.

– – Я не мог больше. Они там все считают меня за мерзавца, одного из головорезов Фаркенгайта. Я что, должен был выйти на середину комнаты и сказать – лорды и леди, вы заблуждаетесь, я дома с детишками не жег, людей живьем в землю не закапывал и даже никого не повесил? Я полгода служил у этого негодяя, теперь это клеймо останется на мне навсегда, – Ланс старался говорить спокойно, только звенящие нотки в голосе предупреждали о еле сдерживаемом взрыве.

– Два месяца служил, Ланс. Дней десять в прошлом октябре, потом полгода лечил плечо, я уж решил, что ты третью руку себе отращиваешь, и сейчас чуть больше месяца. После чего Фаркенгайт отправился в Светлые Небеса – впрочем, вряд ли именно туда. Ты считаешь, что люди будут помнить об этом неприятном моменте твоей биографии до скончания веков? К концу лета все забудут и Фаркенгайта, и тебя самого. Почему бы тебе не пожить какое-то время у отца?

– Он меня со свету сживет. Он использовал все свои связи, чтобы я попал в свиту Виндома и был в бешенстве, когда меня оттуда выкинули. А если я вообще откажусь служить… Отец только воинов считает людьми.