Впрочем, это же женщины, перебесятся и успокоятся. Наверное. В любом случае, прежде всего было необходимо разобраться и с другими насущными делами. Госпожа Атакан в курсе его решения, значит, настало время поговорить с остальными…

Прежде всего, госпожа Айдан. Айдан Болат была известна своими эксцентричными реакциями и некой истеричностью в голосе, и вряд ли за тот год, что он (без)возвратно забыл, что-то кардинально изменилось в ее характере, правда же? Оказалось, жизнь была более чем в состоянии подбрасывать ему сюрпризы, ведь его мама — та самая, что чуть не отреклась от сына, когда Селин разорвала с ним все отношения — отреагировала относительно спокойно. Покивала на его заявления, что он жив и здоров (относительно), вздохнула и сморщилась, услышав его выбор в пользу Селин, и категорично прервала его монолог, вскинув руку характерным жестом:

— Как скажешь, сын мой, — ответила она на все его слова. — Но с Эдой — будь так любезен — объясняться будешь сам. И видит Аллах, тебе придется придумать адекватную причину, чтобы заставить эту девочку.

М-да, кажется, Болат думал, что самый сложный разговор с мамой? С госпожой Йылдыз все было хуже. Намного хуже.

— То есть, — голос девушки дрожал, и никакие помехи видеосвязи не смогли бы так ярко передать ту боль, что была в этих словах, — ты остаешься с ней, да?

Серкан мог бы смягчить пилюлю. Сказать, что он все еще думает, но помолвку им нужно разорвать. И что он может никогда ее и не вспомнить, а зачем ей тогда тратить жизнь на человека, что не сможет по достоинству оценить такую сказочную девушку. Но он — Болат. И не в его правилах так бессовестно врать.

— Да, госп… Эда. Да. Я так решил.

— Почему?

Практически навзрыд. Мужчина задумался, помня о словах матери.

— Потому что то, чтобы было между нами… я этого не помню, — Йылдыз вдохнула поглубже, видимо, чтобы разразиться очередной убедительной тирадой, но он пресек ее попытку на корню: — Нет, не перебивай.

Она тут же замолчала, готовая внимательно выслушать все его доводы. Возможно даже предоставив свои аргументы. С выкладками, графиками и прогнозами о будущих доходах, потерях и… тьфу!

— Я… я не помню, Эда, и не думаю, что хочу вспоминать, — Серкан почесал затылок. — Знаешь, Селин мне рассказала, как это было. Умопомрачительно. Страстно. Безумно. И неправильно, потому что боли было больше, чем счастья, — тут он прервался, чтобы произнести фразу, в которую верил больше всего, и в которую такая разрушительно прекрасная Эда Йылдыз вряд ли сможет поверить. — Такая любовь, что была между нами — это болезнь, Эда. Я больше не хочу идти по этому пути. Иначе в конце нашего жизненного туннеля нас ждет крушение поезда.

Брюнетка покачала головой, прошептала еле слышное «Извини» и прервала звонок. Опешившему Серкану было нечего ей противопоставить. Да и чего он ждал? По рассказам его близких, эта девушка была его прямой противоположностью, вряд ли она бы спокойно приняла его выбор, согласившись разорвать какие бы там ни были отношения. Острым, к сожалению, оставался вопрос партнерства в холдинге, но мужчина понадеялся на импульсивность молодой госпожи, что наверняка сейчас проклинала его по чем свет стоял и думала о том, как бы посильнее насолить.

И хотя все его друзья говорили в один голос о доброте сердца этой девушки, как-то некстати в голове мелькнул эпизод с счетом из автомастерской от повреждения ключом дверей одной из его машин. Доброта, говорите… Ну-ну…

Так к его длительной реабилитации в физическом плане добавились в том числе и сеансы с психотерапевтом, официальной задачей которого было «оценить психические реакции пациента и, при необходимости, принять соответствующие диагнозу меры», но который по факту помогал пациенту разобраться в хитросплетениях собственного мозга (хоть они и спорили об этимологии слова, Серкан все равно отказывался принимать факт «лечения души»{?}[Психотерапи́я (от др.-греч. ψυχή «душа, дух» + θερᾰπεία «уход, лечение».]).

Селин так и не появлялась. Во всяком случае, когда он был в сознании — эти моменты она, как будто ведомая каким-то шестым чувством, игнорировала как могла. Он продолжал получать от нее передачи каких-то свежих фруктов, чувствовал иногда в палате тонкий шлейф ее парфюма, но самой девушки не видел и не слышал — она не отвечала на смс, звонки перенаправлялись на голосовую почту.

— Доктор, — спросил однажды Серкан на сеансе, не в силах больше разбираться в этом самостоятельно, — мы же не обязаны говорить только о моем душевном состоянии, не так ли?

— Ну, — протянул мужчина, делая пометки в своем уже успевшем надоесть Болату блокноте, — мы можем поговорить о погоде, если это то, в чем вы нуждаетесь.

— Нет, я бы… я бы хотел поговорить о женской психологии.

— Интересно.

Психотерапевт замолчал, приглашая мужчину излить душу. Серкан заерзал в кресле от неудобства — ну, не любил он так свободно обо всем рассказывать, ну, что поделать. Но слова полились сами собой, словно кто-то перестал сдерживать невидимую внутреннюю преграду:

— Выбирая между двумя… женщинами, я выбрал ту, что была со мной всегда. С самого детства, — Серкан оглянулся вокруг себя, пытаясь подобрать слово. — С ней всегда было уютно. Она столь же практична, как я. Столь же логична, как я. Была… — тут он позволил себе усмешку. — Логичной она все же была. А сейчас с чего-то зубы показать решила.

Доктор продолжал делать пометки. А затем поднял взгляд на пациента.

— Ответьте себе — ну, можно и мне — на два вопроса. Давайте по порядку. Первый вопрос — вам было уютно или удобно?

Болат задумался. А разве это не одно и то же? Озвучив свое недоумение, он получил со стороны врача усмешку и неодобрительное покачивание головой. Второй вопрос явно был призван поставить Серкана в тупик.

— Вы говорили про логичность своей избранницы в прошедшем времени. Неужели вам удивительно, что ваши близкие — тоже живые люди?

— Не понял.

— Ваша любимая, по вашим же словам, — тут мужчина решил отложить блокнот и обратиться к своему пациенту непосредственно, — была логичной. Вы сами это подчеркнули — была.

— Да, но…

— Но сейчас она — как вы сказали? — зубы показала?

— Да, — пробормотал Серкан, в который раз задумываясь, что терапевты зазря дерут с него деньги.

— То есть, вам было «уютно», когда она «логично» под вас прогибалась, не так ли? — лукаво спросил врач, ожидая реакции.

А пациент предпочел сыграть в статую — непонимающую, ошарашенную и — мо-о-ожет немного смущенную

— И теперь я повторю свои вопросы еще раз — уютно или удобно вам было? И удивительно ли для вас, что, может быть, впервые в жизни ваша избранница выбрала не вас, а свои чувства?

Где-то на краешке своего сознания Серкан отметил — нет, деньги все же не зря берут. Такой простой вывод, но такой очевидный! И никогда не приходивший ему в голову.

Доктор покачал головой.

— На сегодня время нашего сеанса закончилось, мне пора, — мужчина встал, приглашая Болата к выходу. И уже в дверях опомнился: — Ах, да. Я подписал вашу характеристику. В выписке будут рекомендации касательно продолжения терапии для вашего следующего врача — если вы, конечно же, пожелаете ее продолжить. А так — физически и психически вы готовы продолжать жизнь вне стен нашего чудного заведения. Поэтому удачи, господин Болат. Пусть все пройдет.