Снежный ком его амнезии начался с Ферита, бывшего жениха Селин. Что-то внутри него всколыхнулось — жениха его девушки! — но что-то другое заткнуло первое чувство. Ферит безобиден, он надежен. Он не понимал, почему, но заочно доверял этому человеку, хоть тот и явно подбивал клинья к его… да нет же, уже не его девушке. Он видел, блондинка колебалась, очевидно, пыталась что-то для себя решить. А затем выпалила, словно бросаясь на амбразуру:

— Мне понадобится помощь тяжелой артиллерии.

Под этой довольно точной метафорой скрывалась его мать и ее верный водитель-хотя-скорее-слуга Сейфи, которые были безумно рады видеть его относительно здоровое лицо на экране планшета. Втроем они принялись пересказывать события, которые выпали из его, очевидно, дырявой головы.

Селин должна была выйти замуж за Ферита, и его это взбесило. Он объединился с довольно взбаламошной девчонкой по имени Эда, чтобы заставить Атакан приревновать и вернуться к нему. Они подписали договор, согласно которому должны были изображать возлюбленных в течение двух месяцев. Но что-то пошло не по плану, и, когда блондинка была готова вернуться к нему, он влюбился. Влюбился в эту недо-студентку с острым языком, влюбился в девочку-звезду, что ярким росчерком влетела в его жизнь и перевернула все с ног на голову. Его отец развелся с матерью и уехал из страны. Его мать смогла перебороть фобию и выйти из дома. Он сам являлся практически единственным владельцем холдинга своего отца. Они должны были сыграть свадьбу в день, когда он сел на тот чертов самолет.

Когда ему пересказывали яркие события, какие-то воспоминания неясными картинками сменяли друг друга. Желтое платье как ирисовый бутон. Черно-красная кружка. Фигурка в красном, бесстрашно идущая навстречу безжалостным репортерам. Неужели все это — та самая Эда? Как у них вообще что-то могло получиться, если она — такая?

Под конец, когда всем стало очевидно, что от этого ничего не происходит, он понял две вещи. Первое — он ни черташечки себя не понимает. Второе — ему нужно время. Однако для этого необходимо кое-что, о чем он попросил у своей мамы и Селин. Женщины, грустно улыбаясь, согласились.

Сидя перед ноутбуком, он ужасно нервничал. С одной стороны, ему предстояло увидеть ту, с которой он захотел связать свою жизнь. По описанным отрывкам она явно не была для него идеальной парой с точки зрения логики, и он боялся увидеть… что-то. С другой стороны, с ней был связан отдельный пласт его жизни. Каждое новое воспоминание вызвало сильный спазм и головную боль, и он боялся, что встреча с ней прорвет плотину, пережить которую он просто не сможет — эмоциональный диапазон немного не тот.

Первое, что он увидел, были огромные карие глаза, покрасневшие от количества пролитых слез, которые сверкали недоверием и надеждой.

— Сер… кан?.. — прошептала девушка, прижав ладонь к губам.

Сердце ухнуло в пропасть.

***

На молитвы нет ни сил, ни желания, на подсчет дней сил уже тоже не остается. Но он продолжает упрямо идти, утопая в песке, надеясь найти хоть что-то, что отдаленно напомнит ему асфальт. Хоть одну дорожку, хоть тропинку, хоть кусочек почвы, покрытый камнем. Кто ищет, тот всегда найдет, но он и надеяться не мог, что рано утром на заре он найдет перекресток. Три дороги, ведущие в никуда и вместе с этим несущие в себе невиданный им доселе смысл. «Выбирай», — набатом шепчет кто-то в голове. Новая цель — выбор. Вполне реальная, висящая над ним самым буквальным что ни на есть Дамокловым мечом — выбор. Нужно выбрать. Кому оно нужно?

***

Серкан еще несколько дней проворачивал у себя в голове события диалога с Эдой Йылдыз — его невестой, почти женой, получается — силясь найти хоть какую-то зацепку, которая позволила бы ему поверить, довериться. Рациональная часть его здорового, судя по всему, мозга говорила, что вряд ли ему бы стали врать столько людей. Да и эмоции на лице Эды Йылдыз были вполне себе искренние, ни тени фальши, так почему же он ничего не помнит? Он видел ее — такую, такую Эду — и никак, даже в самых отдаленных уголках его сознания, где лежало самое сокровенное, он не мог найти ничего, что отзывалось бы на ее имя, ее улыбку (пусть и нервную от неловкости), на ее взгляд (бегающий из угла в угол, скрывая смущение). Только сердце болело как сумасшедшее — от обезбаливающих, наверное.

Он не стал юлить и играть в игры на чувствах, сразу выложив карты на стол. Он ничего не помнит, и ее образ не побудил воспоминания вылезти наружу. Врачи говорят, что родные места помогут, но прежде всего он хотел бы разобраться в себе и в том, правильно ли он поступил и поступал. Он — не тот Серкан Болат, каким его описывают, каким его знала Эда, и он хотел быть честным с ней, предупредив, что все может не быть как прежде.

— Я понимаю, Серкан, — склонив голову, ответила ему собеседница, принимая его решение. И вроде совесть его чиста, но отчего-то смирение и покорность от нее всколыхнули что-то важное, от чего он предпочел отмахнуться.

Взять перерыв будет правильным решением.

— А всегда ли вы поступали правильно? — задался вопросом его психолог, с которым Серкан позволял себе расслабиться и говорить откровенно. В конце концов, для чего нужны мозгоправы, если не для этого?

— Всегда, — тон не терпел возражений, и мужчина в белом халате до боли знакомым образом склоняет голову.

— Вы говорите о том, каким вы были. Но такой ли вы сейчас?

Болат промолчал, не зная, что ответить о человеке, которого он никогда не знал.

— Знаете, у меня болит сердце, — начал он, — и дело не в препаратах, я уточнял.

— Да, иногда боль душевная находит вполне себе реальное отражение во внутренних органах, — кивнул мужчина, делая пометки в блокноте.

— И еще мне снятся сны, — тут он запнулся, не зная, как объяснить свои ощущения. — Они такие яркие, знаете? Словно я не фантазии свои смотрю, а действительно проживаю эти моменты.

— Сны связаны со знакомыми вам людьми?

— Нет, я… я бреду в пустыне в поисках дороги.

— И как? — уточнил психолог. — Как успехи?

— Я в итоге всегда нахожу один и тот же перекресток трех дорог — одна прямо, две в другие стороны — и мне… мне нужно сделать выбор. Но я же во сне, а значит, я могу и не выбирать вовсе?

Мужчина снял очки и потер переносицу, раздумывая о чем-то.

— Я не специалист в толковании бессознательного, — начал он, — но мне кажется, что выбор все же придется сделать. Возможно, до всей истории с аварией вас глубоко внутри иногда терзали сомнения в стиле «А что, если?» А что, если на завтрак выбрать не глазунью, а апельсиновый сок? А что, если не вызывать такси, а поехать на метро? А что, если нырнуть глубоко, заткнув голос разума внутри себя?

Молчание.

— Подсознание скрывает от вас воспоминания, возможно, по причине возможного потрясения. Вы же слышали все эти истории о том, каким вы стали? Вас же они ошарашили?

Кивок. Полное согласие.

— Но теперь, вы все знаете, а значит за вами выбор. Пойдете ли вы дальше по тому пути, что прокладывали, или вернетесь к тому, с чего начинали.

— Но ведь, — прервал психолога Серкан, — если выбор будет неправильный, я всегда смогу изменить решение?

Мужчина усмехнулся.