— Ночь будет долгой, не так ли? — спросил он, улыбаясь, но не оборачиваясь.

— С чего ты взял это, господин робот? — шокированный, он посмотрел через плечо на жену, но та спрятала лицо в его спине. Через одежду он чувствовал, что она улыбалась.

— С того, что дома ты никогда не прихорашиваешься.

Вернувшись за пару часов до него, у Эды было все время мира, чтобы облачиться в любимую пижаму в цветочек, пушистые тапки с единорогами и собрать волосы в небрежный пучок. Но почему-то вместо этого она надела потрясающее платье с открытыми плечами винного оттенка, из-под которого выглядывали тонкие лямки нижнего белья, накрасила губы сливовой помадой и распустила волосы, собрав лишь пару локонов заколкой, чтобы не падали на лицо. Босоножки на шпильках и вовсе придавали ее походке какую-то невыразимую повадку пантеры, крадущейся за добычей.

— Ну, чисто технически, мы и не дома.

— И тем не менее.

— Я просто хотела выглядеть хорошо для тебя.

— Полу-ложь, дорогая госпожа Болат.

Вспомнив, что в последний раз, когда супруга встретила его подобным образом, они заснули почти под утро, мужчина сглотнул и окончательно развернулся лицом к жене.

— Чего ты хочешь на самом деле? — спросил он, приподнимая женское лицо за подбородок, чтобы заглянуть в шоколадные глаза, на дне которых горели хитрые искорки и отблески вечернего Стамбула. Опьяняло не хуже шампанского.

— Ты мне скажи, раз такой всезнающий, — на секунду Эда выпала из образа соблазнительной тигрицы, показав Серкану язык.

— Понятия не имею, — они оба рассмеялись, чувствуя, что тают в этом нежном тепле, что за секунду заволокло их сердца без остатка.

Звонко чмокнув мужа, госпожа Болат отошла от него, чтобы разуться. Подхватив босоножки и закинув их себе на плечо, она подмигнула мужчине и облизнула губы настолько греховно, что он невольно задержал дыхания.

— Ну, как фантазию подключишь, — сказала она, на мгновение задержав кончик языка в уголке губ, — присоединяйся ко мне.

Разве он мог помедлить?

Иногда Эда в девичестве Йылдыз проявляла чудеса скорости. Прошло всего несколько секунд, прежде чем Серкан догнал женщину в спальне, но она каким-то образом успела освободиться от одежды, оставив платье кровавой лужицей у кровати рядом с обувью. Мужчина буквально подлетел к одинокой женской фигурке, стоящей лицом к окну, резко разворачивая ее к себе и немного жадно целуя.

Они знали друг друга уже как будто тысячу лет, знали друг друга в худшие и лучшие моменты. Но каждый раз за закрытой дверью спальни им будто напрочь отшибает память, и они заново принимаются изучать друг друга. Он ласкает каждый изгиб ее тела, изгибающееся под его руками. Она облизывает его немного шероховатые губы, идеально заполняя своими каждую впадинку. Они сгорают друг в друге и задыхаются от чувств, их переполняющих — в груди почти физически больно от чего-то щемящего.

— Люблю, — прошептала Эда, и Серкан практически расплылся растаявшим мороженым от этого слова, если бы не продолжение. — Мой.

Огонь в глазах его жены он не спутал бы ни с чем.

Немного рыкнув, он подхватил женщину за бедра, снова целуя — снова глубоко, снова жадно, снова охренеть-как-хорошо — и отнес ее в сторону кровати, бережно располагая ценную ношу на белых шелковых простынях. Теперь стало понятно, почему жена на него практически набросилась — желание показать новый бельевой комплект во всей красе подтолкнуло на… творческую презентацию.

— Нравится? — спросила она, немного изгибаясь, и у него перехватило дыхание в тысячный-раз-плюс-один. Невесомые отрезки винного кружева, немного блестевшего в отблесках городской иллюминации, обрамленные тонкими лямками и почти портупеей, которая соединялась с бретелями игривыми бантиками. Трусики танга из того же кружева, соединенные двумя эластичными резинками — максимум обнаженной кожи, максимум ярких ощущений.

— Ну, презентация на троечку, — ответил Серкан, решая немного подразнить.

— Ну и где я прокололась? — хмуро откликнулась женщина, дернувшись, но сильные мужские руки не дали ей уйти.

— Стриптиз был бы эффектнее, — прошептал Болат, прокладывая дорожку поцелуев от плеча до места за ушком, и Эда закатила глаза от блаженства, краснея.

Даже после стольких лет она оставалась маленькой хрупкой феей, которая смущалась, стоило ему подобрать очередной ключик к ее телу.

— Ты моя.

— Иди ко мне.

Голова кружилась от того, как она зарылась пальцами в его волосы. Он вновь вернулся к губам, вовлекая ее в поцелуй, от которого колет легкие — кислорода нет, и они рассыпаются на части. Не разрывая контакта, они сменили положение, и она оказалась на его коленях, поглаживая через ткань рубашки мужскую грудь. Она расстегивала его рубашку, пуговица за пуговицей, пока он целовал ее щеки, губы, нос, и она рассмеялась от нежных слегка щекотных ощущений.

Опалив горячим дыханием ложбинку груди, зубами подцепив кружевную ткань, он услышал тихий, немного сдавленный, но не менее прелестный женский стон от ощущений влажного языка на коже. Он вернулся цепочкой поцелуев к шее, подбородку. Глядя в ее темные, немного безумные с томной поволокой глаза, он чувствовал, что влюблялся в нее в который-раз-плюс-один. Припухшие губы, подрагивающие ресницы.

Просто как тут устоять.

— Люблю тебя, — выдохнул Серкан, и она хохотнула.

— Расскажи что-нибудь новое, жизнь моя, — промурлыкала она в ответ, увлеченно вытаскивая край рубашки из брюк. Подцепив пальчиком край ремня, она подняла взгляд и хитро улыбнулась.

— Нет, — сразу же раскусил ее мужчина, не в силах сдержать улыбку.

— Да, — кивнула она, продолжая довольно светиться как маленький фонарик. — Свяжи меня этим… — она указала на кожаный пояс. — И оттрахай.

Эда Йылдыз-Болат редко говорила грязно. Но когда говорила, у Серкана напрочь сносило голову.

— Садись спиной, — хрипло произносит он, слезая с кровати, чтобы достать ремень, пока она выполняет его почти что приказ. У них существует негласная договоренность. Вести вдвоем в постели у них не получается, они оба слишком любят свободу и власть. Но есть два прозвища — два милых обращения, после которых их роли становятся совершенно четко определены. — Хорошая девочка… — хвалит Серкан. — Будешь послушной сегодня?

Эда задрожала от предвкушения и кивнула. Она завела руки за спину, терпеливо ожидая, пока он свяжет ей руки.

— Не туго? — спросил он, дожидаясь утвердительного кивка. — Это хорошо…

Он начал с невинных, мимолетных поцелуев в плечо, от чего ей стало немного щекотно, но затем милые прикосновения переместились на плечо, и Серкан прикусил кожу на шее, тут же зализывая место укуса. От контраста ощущений она застонала, наклонив голову, давая ему лучший доступ. Он удовлетворенно хмыкнул, продолжая терзать чувствительную шею, одновременно расстегивая и откидывая ее бралетт куда-то в сторону. Он втянул кожу в рот, нежно сжимая ладонями ее грудь, от чего она выгнула спину, ловя каждое каждое ощущение, действие, слово.

— Тебе нравится? — вновь уточнил он, слушая в ответ положительное мычание вперемешку со стоном. — Хочешь больше? — и вновь положительный ответ. — Тогда проси.

Эда распахнула глаза, глядя на Серкана, который переместился вперед и теперь увлеченно расцеловывал ее ключицы и грудь. Задыхаясь от сладкой боли, когда он слегка ущипнул ее за соски, она закатила глаза, неспособная думать отдельными предложениями.

— Проси, — прорычал мужчина, и ее мозг просто отключается от дикой смеси.

— Прошу… возьмите меня… господин Серкан.

Его глаза сверкнули как-то по-особому тёмно, и он потянулся к ремню, развязывая ее руки. Женщина на секунду попыталась протестовать, но почувствовала на своих губах палец.

— Чшшш… — прошептал мужчина, нежно поглаживая нижнюю губу. — Ты кажется обещала быть послушной, девочка моя.

И ей приходится подчиниться.

Он аккуратно толкнул ее, побуждая лечь, пока он сам справляется с брюками. Откинувшись, она наблюдала за своим мужчиной, чувствуя возбуждение вперемешку с нежностью. Она была положительно самой счастливой женщиной на свете…