Подойдя к Юлиной калитке, Петька сначала тихонько покричал – мало ли чего она там делает – неудобно. Потом поскребся ногтем об облезлую краску забора, потом так же тихо постучал, а потом не выдержал и гаркнул что есть мочи:
– Юля!!!
Калитка тотчас раскрылась.
– Петь, ты что так орешь? Соседей перепугаешь, – на пороге стояла Юля в клетчатом сарафане и, улыбаясь, смотрела на Петьку.
– Я твой сосед, – гордо поднял голову Петька. – А остальных уже ничем не перепугаешь – я у всех был.
– Да? А чего? – Юля продолжала улыбаться, отчего Петьке становилось совсем не по себе. – Да ты проходи.
– Я, собственно, на секунду, – стал объяснять Петька неожиданно задеревеневшим голосом. – Юля, у тебя нельзя одолжить горсточку стирального порошка? А то вон штаны видишь какие.
– Штаны интересные, – все так же улыбаясь, согласилась Юля. – Садись.
Сам того не заметив, Петька уже оказался на веранде Юлиного дома. Для приличия он сел, хотя садиться ему совсем не хотелось.
– Только знаешь, у меня автомат, – вдруг посерьезнев, сказала Юля.
– Что? – Петька от неожиданности опять встал.
– Ну, автомат. Для стирки в машинке, – засмеявшись, объяснила Юля. – Петь, давай я тебе постираю твои штаны. Это быстро, всего полчаса.
– Да ты что! – опять приподнялся Петька. – Как постираю?
– Ну просто. У тебя же нет машинки, а у меня есть. А мы пока чаю попьем с вареньем.
Петька залился краской, но Юля уже принесла полотенце, чтобы он пока им обмотался, и отказываться уже было не с руки. Юля вышла, он снял штаны, обмотался полотенцем, и началась стирка. В это время они действительно пили чай с вареньем. Петьке не очень было удобно делать это одной рукой, потому что второй он крепко сжимал полотенце, которое так и норовило предательски раскрыться.
Теперь штаны висели на перилах Петькиного дома. Он наблюдал за тем, как от них шел легкий пар, исчезая в лучах заката, и всем нутром ощущал, как они высыхают. И понимал Петька, что дело тут совсем не в штанах.
Воспитание силы воли
Поглядел Петька на посуду немытую, на вещи свои разбросанные тут и там, на сад, поросший сорняками, и решил силу воли воспитывать – иначе никогда порядок не наведешь. И с запалом принялся за дело. Но запала, как оказалось, хватило ненадолго. Посуду он еще кое-как помыл. Правда, только ту, что стояла в раковине, остальную решил оставить на следующий раз. Ведь воспитание – дело не быстрое, а если он сейчас все сразу помоет, то как он потом будет силу воли воспитывать? Пошел он вещи свои в порядок приводить. Встал перед кучей своих носков, маек, ботинок и свитеров и начал их перебирать. Перебирал-перебирал и неожиданно заметил, что теперь у него не одна куча вещей, а две. Только поменьше. «Вот те раз!» – озадаченно смотрел Петька на размножившиеся вещи. В огород он решил даже не выходить – вдруг сорняки тоже начнут размножаться? И понял Петька, что с воспитанием силы воли у него что-то пошло не так, и с досады пнул ногой кастрюлю, которая так и стояла на полу с дождевой водой. Вода расплескалась по всей террасе. Глядя на это безобразие, Петька стал догадываться, что для воспитания его силы воли нужны радикальные методы.
Он сел на крыльцо и стал думать о том, какими методами он бы мог спасти захиревшую свою силу воли. И через полчаса он тихим голосом, но твердо произнес:
– Зловещий дед Пафнутий…
Дед Пафнутий жил на самой окраине поселка, где дачи переходили в лес. Прямо у забора росла огромная старая ель, наполовину скрывавшая потемневший дом деда Пафнутия, отчего он был похож на жилище людоеда. Сам дед Пафнутий выходил с дачи редко, и при встрече с ним дети с криком бросались наутек. Петька тоже в детстве до ужаса боялся деда Пафнутия, да и сейчас ему становилось не по себе, когда он проходил мимо дедова дома. Петька замечал, что и взрослые здороваются с дедом Пафнутием не столько из вежливости, сколько из страха, хоть и скрывают это. Деда Пафнутия так и называли – «зловещий дед Пафнутий».
Вот и решил Петька пойти к нему. Это был единственный способ воспитать Петькину силу воли. И Петька отправился в путь. Он не знал, что скажет деду Пафнутию, он не знал и как к нему обращаться – не зловещий же дед Пафнутий. Но другого выхода не было.
Петька остановился перед покосившейся калиткой. От тени огромной ели веяло холодом. Петька посмотрел в последний раз на едва пробивающиеся сквозь еловые лапы солнечные лучи и потянул калитку на себя. Она со скрипом открылась. Петька пошел по кривой тропинке, ведущей мимо спутанных зарослей боярышника. Он уже оказался рядом с домом, когда услышал глухой голос:
– Ну здравствуй.
Петька никого не видел, но на всякий случай сказал:
– Здравствуйте. Я Петька.
– Я знаю, кто ты, – из зарослей появилась косматая борода деда Пафнутия.
«Ну все, пропал», – подумал Петька.
Дед Пафнутий выбрался из кустов на тропинку:
– Я, Петька, с твоим дедом дружил.
– Как так? – удивился Петька.
– По средам в баню ходили. И вообще, – дед Пафнутий подошел вплотную к Петьке и протянул ему свою шершавую ладонь. – Иван Сергеевич, как писатель. Тургенев, знаешь такого?
– Как же, «Муму», – сказал первое, что пришло в голову, Петька и положил свою ладонь в огромную кисть старика. Ему, конечно, было уже не так страшно, тем более раз речь зашла о великих русских писателях, но сердце все равно колотилось, как канарейка в клетке.
– С чем пожаловал, Петька? – спросил дед Пафнутий, который теперь был Иваном Сергеевичем.
Петька понял, что лучше ничего не скрывать – мало ли чего еще старик знает, и честно ответил:
– Силу воли воспитываю…
Однако вместо того, чтобы рассердиться, дед Пафнутий рассмеялся, поскрипывая чем-то внутри:
– Пойдем-ка, Петька, я тебя специальным чаем напою. От него у тебя сила воли вмиг выправится.
Петька уже знал, что от чая в гостях бесполезно отказываться, да и интересно было, что за чай такой у деда Пафнутия. За чаем дед рассказал, что у него есть взрослый сын, который работает врачом, что за домом у него есть заросший пруд, в котором иногда живут выдры, и что «зловещим дедом Пафнутием» его прозвал шутки ради Петькин дед за косматую бороду.
– Только дачники у нас шуток не особо понимают, – закончил рассказ дед Пафнутий. – Но есть и плюсы. Аркашка, например, ко мне только раз в год заходит. А он на меня такую тоску наводит – жуть.
Вернувшись домой, Петька достал завалившуюся за диван кастрюлю и поставил ее наконец в кухонный шкаф. Видно, чай у деда Пафнутия и правда специальный, решил Петька. А еще он подумал, что странно устроена жизнь: больше всего на свете он боялся встречи с самым интересным человеком на всех дачах.
Костя приехал!
Пошел Петька на пруд, как обычно, на уток смотреть. Пришел, сел на берегу, а уток-то и нет. «Вот незадача, – подумал Петька. – Куда же девались утки? Не могли же хозяева съесть сразу двадцать три утки!» А Петька каждый раз пересчитывал уток и сейчас знал точно, что их было ровно двадцать три. Может, они гулять пошли, предположил Петька. Но он не был уверен в том, что утки вообще гулять ходят. Петька смотрел на пустой пруд и размышлял над тем, что еще могут делать утки. В баню они не ходят, в школу и кино тоже. В лесу их звери сожрут. По всему выходило, что утки могут только по деревне гулять, есть да спать. Следовательно, скоро все двадцать три (ну или почти двадцать три) утки опять появятся на пруду.
– Ворон считаешь?! – вдруг раздался из-за спины громкий знакомый голос.
Петька обернулся и от радости почему-то опять крикнул:
– Аппаратура!
Про себя же он подумал: «Костя приехал!» Костя наверняка подумал то же самое. Вернее, он подумал: «Петька приехал!», но сути это не меняло. Петька быстро поднялся, и товарищи крепко обнялись. После этого Костя отошел на два шага, посмотрел внимательно на Петьку и спросил:
– Что еще за аппаратура?
