– Это нечестно! Нечестно – отпустите меня! – вопил он с сильным нонтским акцентом, гортанно и прерывисто.

Если он путешествовал не с помощью камней переноса, у него ушел почти год, чтобы добраться до Олуона. Холодный серый Нонт располагался дальше всех остальных королевств Аритской империи.

– Я даже не встретил Его Высочество. Я напишу отцу. Я рожден для этого! Так нечестно!

Девочка из Благословенной Долины прыснула в ладошку.

– Похоже, кто-то не прошел даже первое испытание. А ведь это обычное собеседование. Самое сложное начинается потом.

Я уставилась на мальчишку из Нонта. Постепенно его крики стихли. Я вцепилась в синий пояс: ткань наградила меня воспоминанием о том, как ее трогали другие детские руки. За последний месяц десятки суоннских ребят носили его, складывали и снимали дрожащими пальцами. В волнении или в страхе? Этого ткань не знала.

– Что с нами сделают?

– Когда? На первом испытании? Ох! – Девочка из Благословенной Долины небрежно махнула рукой. – Ничего слишком опасного. Настоящие проблемы начнутся, если мы им понравимся. Тогда мы больше не увидим родителей, пока не вырастем.

– Что?! – взвыла я.

Несколько детей обернулись к нам, перешептываясь.

Девочка из Благословенной Долины, смутившись, шикнула на меня:

– Естественно, мы не увидим родителей. Члены Совета отказываются от кровных уз и верны только принцу. Разве тебе не сказали? – Увидев мое испуганное лицо, она смягчилась. – Как тебя зовут? Меня – Кира. – Она протянула мне руку, на которую я уставилась как дурочка, а Кира снова улыбнулась, и у нее на щеках появились ямочки. – Не стесняйся. Если мы пройдем все испытания, то застрянем в компании друг друга до конца жизни.

– Я Тарисай, – сказала я и после некоторого замешательства пожала ей руку.

Прикосновение к теплой мозолистой ладони казалось таким естественным, что я не хотела ее отпускать. На мгновение я украла частичку истории Киры: в разуме мелькнули два добрых женских лица. Молитвенные платки были старыми и пахли корицей. Мама. Бабушка.

Родные Киры очень ее любили. Они не хотели, чтобы девочка приезжала сюда, однако та выбрала это странное и суетливое место по своей воле.

Почему? Я хотела спросить ее, но мы уже дошли до лестничной площадки.

Мы оказались перед двумя узорчатыми дверями, слева и справа от них стояло по воину.

Я видела очень мало деревянных дверей за свою жизнь. Там, где я родилась, жителям удобнее закрывать проход занавесками, чтобы пропускать в дом побольше воздуха… хотя если ты очень богат или скрытен – или то и другое сразу, – можно и установить двери.

Один из воинов небрежно кивнул Кире, и она сглотнула, глядя, как створка открывается внутрь. На прощание девочка сжала мою руку.

– Не бойся, Тарисай, – прошептала Кира. Взгляд ее стал мечтательным. – Поначалу будет сложно, но, если нас выберут… только представь, чему мы сможем научиться. Все книги мира будут нашими. И все порты камней переноса откроются для нас. Мы практически будем править миром.

А потом она ушла.

Даже если бы дверь распахнулась снова только через несколько часов, мне все равно показалось бы, что моя очередь наступила слишком быстро. Наконец стражники кивнули. Мои ноги подкосились, но меня бесцеремонно втолкнули внутрь.

Дверь с грохотом захлопнулась за моей спиной.

Я очутилась в комнате, стены которой украшали фиолетовые гобелены. На диванах и креслах с высокими спинками сидели мужчины и женщины. Они о чем-то тихо переговаривались, на их головах блестели одинаковые золотые обручи. Собравшиеся отличались акцентами и телосложением, но почему-то создавалось впечатление, что это – настоящая семья. Или даже нечто большее.

Если это только можно вообразить.

Когда я вошла, они одновременно повернули головы – выглядело все пугающе. Я вжалась в тень у входа, ожидая, что сейчас они встанут, уподобившись многоглавому чудовищу. Но лишь один из них пошевелился. В центре комнаты в мягком кресле сидел широкоплечий мужчина с глубокими морщинами смеха, прорезавшими уголки глаз. Он был одет в окрашенную воском олуонскую ткань с красными, черными и золотыми узорами. С шеи свисала на шнурке маска слишком маленького размера. Я задумалась о том, для чего она предназначена.

Маска была сделана из черного обсидиана, в форме львиной головы с гривой из двенадцати полосок разного цвета.

Мужчина откинулся на спинку кресла, изучая меня.

– Итак, кто тут у нас?

Он говорил радостным баритоном, надеясь меня подбодрить. Лицо мужчины обрамлял венец, похожий на восходящее солнце, – вертикальный диск из чистого золота. На высоком изголовье кресла были вырезаны три слова: «Кунлео – Оба – Вечный».

В памяти тотчас зазвучали лекции учителей. Передо мной был Олугбаде Кунлео. Тот самый Олугбаде Кунлео, биографию которого я месяцами изучала на утомительных уроках генеалогии. Прямой потомок Энобы Совершенного.

Король Олуона, император Аритсара.

Мой язык превратился в свинец.

– Не бойся, малышка, – выдохнул император. – Ополосни руки. Это традиция.

Я заметила позолоченную лохань, сильно пахнущую травами и украшенную изображением пеликанов, – священным символом Сказителя Ама. Глаза птиц сверкали сапфирами. Я окунула руки в воду – янтарную, как воды зачарованного озера возле усадьбы Бекина. Пальцам стало щекотно, и я вытерла их о тунику, снова отступив в тень.

– Хорошо, – сказал Олугбаде Кунлео. Но когда он прищурился, глядя на меня через всю комнату, его улыбка увяла. – Выйди на свет, дитя.

Что-то знакомое было в его голосе: мелодичный тембр, который заставил меня подчиниться без вопросов. Ноги двинулись вперед. Свет из высокого незастекленного окна упал на мое лицо… и присутствующие ахнули.

– Великий Ам! – выругался какой-то придворный. – Она похожа на нее как две капли воды.

Другой придворный хмыкнул:

– Невозможно. Даже Леди не настолько безрассудна, чтобы посылать сюда свое дитя.

– Вы знаете мою маму? – спросила я.

Они подскочили на месте, словно удивленные тем, что я могу говорить. Почему все меня боялись?

– Я Тарисай, – продолжала я неловко, когда молчание затянулось. – Я родилась в Суоне, в усадьбе Бекина. Извините, но… зачем я здесь?

Еще одна долгая пауза.

– Это ты нам скажи, – ответил император сухо.

– Я не знаю, Ваше Императорское Величество, – призналась я и запнулась. – Мои охранники привели меня в Олуон, а матушка сказала, что придет сюда, когда…

Император Олугбаде покачал головой. Голос его оставался зловеще спокойным.

– Когда… что?

– Когда придет время, – прошептала я. – Больше она ничего не говорила.

Олугбаде сложил на груди руки, неподвижно меня разглядывая.

У меня вспотели ладони. Затем император издал короткий смешок. Морщины в уголках его глаз обозначились еще глубже.

– Подойди ближе, Тарисай из Суоны.

Я подчинилась, с опаской глядя на императора и его свиту, – некоторые из придворных уже схватились за оружие. Император источал запах пальмового масла и апельсинов. Складки одеяния тихо шелестели, а обсидиановая маска свисала с шеи, когда он наклонился к моему уху:

– Вот что я думаю, – изрек он ровным тоном, словно отец, рассказывающий ребенку сказку на ночь. – Полагаю, Леди послала тебя убить меня. Но сначала она пожелала, чтобы ты убила сына императора, наследного принца Экундайо.

– Что? – Я уставилась на него в ужасе. – Ваше Императорское Величество, я не хочу…

– Но тебе стоит попытаться, – перебил он, вытащив нож из-за пояса и вложив его мне в руку. – Давай. Попробуй убить меня.

Я задрожала, но император сомкнул мои пальцы вокруг ножа и заставил поднести лезвие к своему горлу.

– Попробуй, – повторил он с пугающей улыбкой, предупреждающей о последствиях неповиновения.

Кровь отхлынула от моего лица. Крепко зажмурившись, я надавила на лезвие и открыла глаза.

Оно не сдвинулось с места.