– Даааа, это же болезнь принцессы Дианы. Я тоже всерьез подумываю, чтобы тоже начать вызывать рвоту.

Я была ошеломлена. Что??? Эта женщина напротив меня – старше и умнее меня на несколько лет и несколько детей. Почему она такое говорит? Почему люди грезят о этой королевской болезни, от которой я никак не могу избавиться пятый год?

Я горячо отговаривала свою коллегу, приводя в пример свои истории, и было уже неважно, услышит нас тот парень за соседним столом или нет. За 7 минут я победила чужую булимию, не дав ей родиться. Хотя бы здесь я одержала победу.

Чуть позже я познакомлюсь ещё с одной женщиной, которая старше меня на десяток лет и успешнее на несколько миллионов. Позже она признается, что иногда вызывает рвоту, когда переедает. Не часто, может, один или пару раз в месяц. И это для неё даже не проблема. Скорее, способ управлять своим весом.

После нашей встречи я задумалась, а сколько ещё таких? Которые, как моя коллега или моя новая знакомая, задумываются, что РПП – это ничего страшного, а даже, наоборот, придает тень элитности. Сколько таких, как я, которые уже свыклись с перееданиями/вызовами рвоты/голоданиями, как нечто нормальным и решили, что с этим можно жить всегда? Сколько таких, которые уже прошли этот путь, и смогли вернуться к нормальной жизни? Я знаю, что вы чувствуете при очередном приступе обжорства или вызове рвоты. Я знаю, сколько раз в отчаянии после таких приступов вы обещали себе новую жизнь. И даже знаю, что всерьез подумывали эту жизнь закончить.

Не буду обещать, что вы держите в руках жизнерадостную книгу. Как и не буду обещать, что прочитав её, вы решите проблему с РПП. Но за что точно могу ручаться – вы перестанете чувствовать себя одиноким. Вы не одни. Нас много. И я – одна из вас.

Мы стоим друг напротив друга. Я на коленках, а он – во весь рост. Я уже знаю, как это делать. У меня отработанная схема, вышлифованная техника, а ещё план подготовки, в котором учтено всё. Главное, например, подстелить под коленки что-то мягкое. Потому что лучше, чтобы отпечатался узор половичка или полотенца вместо узора от твёрдой плитки. А ещё, второй по важности элемент – музыка. Это обязательно. Вы же не хотите, чтобы вас услышали. Или что ещё неприятнее – слышать себя. Динамика мобильного телефона будет достаточно. Положите его рядом. Включите приятную для вас музыку и подберите двадцатиминутный плейлист. Я пыталась слушать подкасты, но это отвлекает. Начинаешь прислушиваться, что-то обязательно упускаешь и постоянно ловишь себя на мысли, что надо перемотать и узнать, почему, например, Леонардо да Винчи препарировал трупы и их пенисы. Лучше всё же музыка. Та, которая вам знакома, нравится и не будет вас отвлекать. Как только запустили музыку, переходим к финальному этапу подготовки. Вымойте руки или обработайте их антисептиком. Вы же не хотите себе неприятностей, правда? Занести инфекцию, например. Вымойте, а после промокните полотенцем. Руки должны быть чистыми и сухими. Это важно. Ах да, ещё важная деталь для вашего "праздника" – закрытая дверь в ванную комнату. Закрыли? Лучше ещё раз проверьте. И когда будете уверены, что закрыта, проверьте еще раз, дернув ручку. Всё, что дальше будет происходить за закрытой дверью, ваш секретик. О котором вы не расскажете ни своему супругу (супруге), ни маме (папе), ни своим детям, ни даже тому, в кого вы верите, и обращаетесь в вечерней молитве. Теперь у вас появилась новая вера – что это нужно держать в секрете от всех. Вести тайную жизнь за закрытой дверью ванной комнаты. Поэтому коврик под коленки, включенная музыка на мобильном телефоне, чистые руки, закрытая дверь (не забудьте проверить, дернув ручку). Вдох. Выдох. Становимся на коленки, наклоняемся над унитазом и… отправляем два пальца в рот.

Я родилась в 90-ые годы в самой обычной семье. Папа – начальник смены на заводе, мама – бухгалтер в той же организации, старший брат – который уже отличается умом и сообразительностью в школе и не только. Повторюсь, ничего необычного. Мама скоро уволится с работы, т. к. всё чаще берет больничный из-за регулярных простуд моего брата. Кажется, всей нашей семье это идет только на пользу. Квартира сверкает чистотой, как только что купленный глянцевый ёлочный шар, мама не упускает возможности позаниматься с нами рисованием/чтением/прописью/домашними заданиями/«или чем-то полезным», как выражается она, а ещё теперь у нас всегда в доме изобилие еды. Напомню, это были 90-ые и всей стране было непросто, в том числе и нам. Жить вчетвером на одну зарплату, которую регулярно задерживали или компенсировали талонами на еду – жестокая проверка на изобретательность и смекалку.

Тогда было нормально, что после школы с подругой мы собирали стеклянные бутылки и приносили их домой, чтобы замочить в ванной и затем сдирать этикетки. Было нормально с полученных денег покупать себе мороженое, потому что родители не могли этого позволить. Считалось нормальным на переменах жевать втроем одну жвачку по очереди – настолько это было дефицитно. Нормально, что нас, детей, в качестве «вкусненького» к чаю вполне устраивал кусок отрезанного батона со сливочным маслом, посыпанным сахаром. Жили мы тогда бедно. Но в этом не было особой драмы, потому что большинство жили так же.

Единственное, что нас отличало от других семей – моя мама. Тогда она была воплощением Юлии Высоцкой и Джейми Оливера. Только себестоимость её приготовленных блюд не превышала ста рублей. И это, правда, было вкусно! Кружевные блинчики на кефире, мясные котлеты, состоящие больше из геркулеса, чем из мяса, макароны с корочкой из сыра и сахара, и бесчисленные вариации пирогов и пышек со всевозможными начинками. Каждый день наш дом был наполнен ароматами свежей выпечки. Именно с этим запахом у меня ассоциируется детство.

Представьте, вы последние два часа катались с горки. Морозный воздух, который то и дело покусывает вас за нос и щёки. Одежда настолько промокла, что в сырых варежках руки замерзают быстрее, чем без них. Руки покрыты красным цветом и легким онемением – и только потом связанными мамой шерстяными колючими рукавицами. Вы спешите домой, чтобы побыстрей согреться. Несколько минут возитесь в тамбуре с ключами – напомню, настолько замерзли руки. И уже различаете запах дома, пробивающийся через две двери. Запах корицы, запах сдобы, запах дома и уюта. Наконец, пальцы одерживают победу и раскрывают настежь дверь. Голос мамы из кухни и этот одурманивающий запах поторапливают вас быстрее стянуть с себя промокшие вещи и оказаться на кухне. Горячий чай, ещё не остывший пирог в металлической форме, прикрытый полотенцем, многообещающе предвкушают, что пора забыть о холоде, промокшей одежде и замёрзших руках. Какое же это приятное чувство: тепло снаружи и тепло внутри! Заполненная жаром духовки наша кухня, две теплые и сухие кофты, одетые друг на друга и махровые носки. Исходящая струйка пара от горячего чая с долькой лимона и огромный отрезанный маминой рукой кусок пирога. Я здесь. Я дома. Я в безопасности.

Так в нашей семье незаметно появился культ. Культ еды. Мама постоянно готовит – мы постоянно едим. Первое, что я делала после того, как просыпалась – ела. Первое, что делала, когда приходила после школы – ела. Первое, что делала после возвращения с прогулки или из дома подруг – ела. Первое, что делала, после тренировок, … думаю, вы поняли. Иногда я сопротивлялась и пыталась объяснить маме, что не хочу есть.

– Ну как ты не хочешь есть? – искренне изумлялась мама, – ты же сегодня только завтракала, а потом полдня гуляла. Конечно, ты проголодалась. Не придумывай. Садись за стол.

Что я могла сказать? Это моя мама – человек, который знает гораздо больше меня. Даже когда мне пора есть. Поэтому я ела. Сейчас мне кажется, я редко чувствовала себя по-настоящему голодной в детстве. Мама поощряла мой аппетит. А ела я столько же, сколько и мой старший брат. Если брата хвалили за помощь по дому, огороду, в подготовке моих домашних заданий, меня – за мой аппетит. Очень быстро я тоже стала гордиться, что могу съесть три половника борща, тарелку жаренной картошки с котлетой и выпить большую кружку сладкого чая с куском пирога. И это только обед. Каждый раз оставляя тарелки пустыми, мама говорила, что я молодец. А так обычно говорят, когда ты делаешь что-то правильное. Поэтому споров про «не хочу есть» становилось всё меньше, в отличие от приёмов еды и размеров порций.