Деметриус открыл холодильник и с любопытством заглянул в него, как будто ожидал, что за ночь там самозародилось что-то новое. Достал коробку молока, понюхал и с брезгливой гримасой поставил обратно.
– Эфил бы сказал, что ты и не должен быть специалистом во всех областях. На это никакой башки не хватит. Он говорит, что основная задача руководителя – это наблюдать с высоты, смотреть на общую картину, потому что люди, которые работают каждый над своим кусочком, видят ее фрагментарно. Они не могут сказать, во что в итоге эта мозаика складывается – в рыбу там, или в лошадь. Вот чего он от тебя ждет. Сфокусируйся.
– В теории все это звучит охренительно легко, – фыркнул Илия, депрессивно выдыхая дым вниз. – «Сфокусируйся». Но моя задача, Деметриус, немного сложнее, чем просто отличить рыбу от лошади, – он запустил руки в волосы. – Сколько времени? Наверное, мне пора собираться.
После выпитого пива и двух кружек крепкого кофе, бесчисленных сигарет и бессонной ночи у него припухли веки и саднило горло. И ему предстояло идти на работу. Илии было невероятно жалко себя. Деметриус сладко потянулся:
– Ох, время сладко вздремнуть.
Илии отчетливо представилось, как он берет коробку с протухшим молоком и выливает его Деметриусу на голову. К сожалению, даже этот акт чистой радости не спасет от надвигающегося на него отвратного дня.
19 АВГ, ПН
Илия почистил зубы и натянул джинсы. Выкурил три сигареты на завтрак. Не сумев отыскать чистую футболку, погладил уже ношенную несколько дней назад, пытаясь придать ей менее сомнительный вид. Темно-серая, раньше она выгодно демонстрировала его подтянутый торс, а теперь предательски обтягивала брюшко. Испытывая острое ощущение потери контроля над жизнью во всех ее проявлениях, он вышел из дома.
Палящее солнце испускало духовочный жар, джинсы моментально прилипли к взопревшим ногам. В юности, живя в той же арендованной квартире, Илия всегда добирался до работы пешком. Теперь же получасовой путь казался ему слишком изматывающим, так что он ездил на автобусе. А ведь год назад он успевал пробежать десять километров еще до завтрака, просто чтобы размяться…
Когда автобус притормозил на остановке, мимо проехала поливальная машина, оставляя за собой мокрый след. Шум воды навел Илию на мысли о дожде. Он прикрыл глаза и вдруг представил себя другим человеком. Женщиной…
Тонкие пальцы с покрытыми розовым лаком ногтями
(фото безымянного пальца с длинным овальным розовым ногтем и глубоким надрезом, почти отсекающим фалангу)
вставляют в ткань иглу, подхватывают ее за острие с другой стороны и тянут, пропуская сквозь ткань длинную светло-голубую нитку. Шум дождя такой умиротворяющий. Все в порядке, просто разошлось по шву. Затянуть узел. Обрезать нить. Сказать себе: «Дело сделано». Признать: «Ничего не исправить». Если прислушаться, в звуке падающей воды можно различить шепот. Начав слышать его, Малисса уже не может остановиться. Ее ли это мысли, или же кто-то наговаривает ей ужасные, злые слова?
Одной было лучше.
Конечно, с детьми жизнь меняется, и не получится однозначно утверждать, что к лучшему. Замужество и само по себе приносит массу новых обязанностей.
Сжирают меня, как паразиты. А дети так все паразиты, по определению.
Потом будет легче.
Нигде не спрятаться; плач и нытье застревают в мозге, как осколки стекла.
Ночь действительно выдалась так себе – похоже, зуб режется. Пусть поспит подольше.
Короткая передышка, и все начнется сначала. Эта вечная забота. Заботься о них, пока не свалишься замертво. Как будто в тебя воткнули трубки и по ним медленно откачивают кровь.
Вода шумит, словно речка несется с горы. Малиссу подхватывает поток. Ей кажется, что она спит и ей снится сон. Сон, где твое тело совершает движения помимо твоей воли… Вот она уже встала… вот вышла из комнаты – рука по-прежнему сжимает ножницы… вот…
Кто-то потрогал его за плечо, и Илия дернулся всем телом.
– Вы уснули. Не проедете свою остановку? – женщина, занимающая место слева, с тревогой вглядывалась в его лицо.
– Спасибо, – невнятно буркнул Илия, поднимаясь.
По шее стекал пот. Илия чувствовал, как стучит его сердце, барахтается, словно обернуто горячим мокрым полотенцем. Он направился к выходу, цепляясь за поручни и болтаясь, как тряпка. «Это ужасно», – подумалось ему. Вот так оно ощущается? Как будто твое сознание вдруг затопили чужие мысли? Или ты начинаешь принимать их за свои?
Может быть, и с ним самим что-то не так? Может его чувства и не его вовсе? Иногда он скучал по тем временам, когда смотрел на Лизу, ощущая тепло в груди и желание прикоснуться. А потом все вытеснили враждебность и стремление сделать ей больно. Не сильно. Так, чуть-чуть. Просто чтобы его отпустило. Илия попытался припомнить, что еще она могла ему сделать, кроме того потрясающе остроумного розыгрыша с изменой. Вспоминались разве что пара мелочей, ничего серьезного. Ему вдруг захотелось впрыгнуть туда, в свою прежнюю комфортную жизнь, когда вещи воспринимались проще, когда он еще ценил то, что у него было, когда его еще не заполняла эта унылая озлобленность.
На работе он успел просмотреть пару отчетов, но Лизы все не было. В 8:30 он потянулся к телефону, предвкушая возможность выплеснуть на нее свое недовольство, и тут услышал хлопок двери в приемной. Илия пригладил волосы, придал лицу строгое выражение и выпрямился в кресле. В кабинет постучались. Странно. С чего вдруг Лиза решила добавить официоза?
– Войди, – пригласил Илия, постаравшись вложить в короткое слово максимум осуждения.
Дверь распахнулась, и Илия моргнул.
На ней были обтягивающая черная юбка до колен и белая декольтированная плотно прилегающая блузка без рукавов. Больше секретарша из определенных фильмов, чем настоящая секретарша.
– Майя? – растерянно выдал Илия.
– Гайя, – она улыбнулась ему одними губами. Губы были выкрашены именно в тот оттенок красного, какого были его шторы, вызывающие приступы бешенства. – Но я рада, что вы запомнили мое имя – большую его часть. Лиза позвонила в отдел кадров и предупредила, что заболела. Меня прислали на замену.
В груди Илии как будто сдулся воздушный шарик.
– Почему она сама мне не сообщила?
– Вот она и сообщает. Через меня, – приподнятые уголки рта Гайи придавали ей лукавый вид, как будто она затеяла проделку.
– Понятно, – Илия усилием воли расправил на лбу складку недовольства. Заболела, как же. Еще вчера выглядела абсолютно здоровой. Нет, Лиза не пришла нарочно, чтобы добавить ему стресса своим отсутствием.
– Пока что займите место в приемной, – предложил Илия самое очевидное. Он понятия не имел, чем может занять Гайю, не знал ее уровень доступа к защищенной информации и, следовательно, не знал, что он вообще вправе ей поручить. Может, просто отослать ее вон? Нет, он нуждается в заслонке между собой и всеми остальными.
– Кофе? – нашлась Гайя.
– Хорошо, – обрадовался Илия. – Черный. С четырьмя ложками сахара.
Его мозг нуждался в подпитке. Хотя бы чтобы придумать Гайе еще пару обязанностей.
Она подала ему кофе вместе с толстым куском мясного пирога.
– Не возражаете? Я сама пекла.
– Спасибо, – вдохнув запах, Илия ощутил спазмы в желудке и осознал, что очень голоден.
Гайя наклонила голову и послала ему тот самый «я уже в твоих внутренностях» взгляд.
– Я думаю, мы приятно сработаемся.
Приятно? Некоторые люди отлично срабатываются. Некоторые не срабатываются вовсе. Но приятно?..
Илия нервно кивнул. Когда за Гайей закрылась дверь, он немедленно набрал номер Лизы. Лиза не отвечала. Все-таки сдавшись десять минут спустя, Илия положил телефонную трубку и, прежде чем вернуться к отчетам, послал датчику дыма на потолке обреченный взгляд. Кусок пирога упал в ненасытный после долгой голодухи желудок как в бездну, оставив после себя только хорошие воспоминания.