– Она сразу умерла? – спросил он.

– У нее было некоторое время помучиться.

Лежать и умирать без возможности позвать на помощь. «Твоя вина, – шевельнулось в голове у Илии. – Твоя вина». Он выдохнул дым, но не мог избавиться от непрошенных мыслей с той же легкостью. В воздухе снова витали мелкие частицы стекла.

– Думаю, ей и до того жизнь была не в радость, – предположил Феле, угадывая его мысли.

– Орудие?

– Бытовой нож. Двенадцать сантиметров. Он был у дочки в руке. Пошли посмотрим на виновницу торжества.

В кухне Деметриус, уже обошедший всю квартиру и игнорируемый всеми присутствующими, сидел со скучающим видом, подпирая голову ладонью. Что ж, хотя бы молчит и под ногами не путается.

– Уж кровищи-то, будто невесть что случилось, – буркнул Феле, опускаясь на корточки возле трупа в бордовом халате. – Есть идеи, как очистить белую замшу?

– Никаких. Время смерти?

– Примерно три часа ночи.

Илия лег спать около пяти.

– У нас в районе не было дождя, – сообщил он.

– А здесь был, локальный. Айла уже проверил. С 2:17 до 2:45 ночи.

– Почему она в халате?

– Телевизор в гостиной был включен. Вероятно, ей не спалось.

– Характер ранений подозрения вызывает?

– Как обычно, ни малейшего, – Феле протянул Илии пару одноразовых перчаток.

«Как обычно», – отметил Илия, натягивая перчатки. Когда все происходящее стало нормой? По два трупа в неделю. Пора привыкнуть?

Он присел рядом с жертвой, готовый рассмотреть ее получше. Женщина лежала на боку, скрючившись. Кровь, плохо впитываемая синтетической тканью халата, растеклась под ней лужей. Одна нога подогнута под себя, другая выпрямлена. Лицо закрывают седые волосы со следами облезшей рыжей краски.

– Все сфотографировали? – уточнил Илия у Айлы.

– Да, конечно.

– Нож лежал тут, – показал Феле отметку на полу. – Ручкой к ней. На рукоятке четкие отпечатки пальцев. Руками она зажимала живот. Умерла быстро. Но неприятно. Три колющих ранения в живот.

Илия чувствовал кислую вонь выплеснувшегося содержимого желудка с примесью металлического запаха крови. Ему захотелось снова закурить – хотя бы для того, чтобы дымом замаскировать зловоние.

– Первые два удара нанесены в положении стоя, последний уже после падения на пол, поразив печень, – Феле перевернул тело и сдвинул халат, открывая изрезанный дряблый живот пожилой женщины со следом резинки от трусов. – Вот здесь, – он ткнул обтянутым перчаткой пальцем.

– Как она себя ударила, лежа, в правую часть живота?

– Судя по расположению и направлению раневого канала, удар нанесен левой рукой жертвы.

– И мать она ударила слева, – Илия проверил правую руку мертвой женщины, затем подцепил и потянул к себе левую. Кончик большого пальца отсутствовал. – В предыдущих случаях они травмировали себе правую руку. Левша?

Он поднялся на ноги и открыл шкафчик над раковиной. Посмотрел на стопку тарелок в сушке. Слева направо. Он вытащил одну тарелку правой рукой и затем поставил обратно. Неудобно.

– Да, левша, – кивнул он. – Есть что-то еще, что вы считаете нужным мне сообщить?

– Как только, так сразу, – пообещал Феле.

– Жду отчетность сегодня. Я буду в СЛ, – Илия стянул перчатки и махнул рукой Деметриусу. – Поехали. Оставим их спокойно работать.

– Скучно, – пожаловался Деметриус на улице. – «Место преступления» звучит как «парк развлечений», но на деле ничего особенного.

– А чего ты ожидал? Кишков на люстре? Это не съемочная площадка роанского ужастика, Деметриус.

– Да нет, просто все как-то буднично. Как будто ничего важного и не случилось. Приготовила ужин, помыла посуду, посмотрела киношку, зарезала мать, покончила с собой.

Если бы Илия не знал Деметриуса так хорошо, то решил бы, что за этим высказыванием скрывается некая философская мысль.

– Все равно тебе не стоило зевать так откровенно. Проявил бы уважение к погибшим.

– Люди придают слишком много значения мертвым телам. Когда мой отец умер два года назад, то, что осталось, было уже не им, походило на куклу в человеческий рост. Его душа унеслась далеко. Иногда я представляю, как тело отца пожирают черви, но меня это не трогает. Смерть – это же естественно. Сегодня ты здесь, завтра нет. Я бы не расстроился, если бы я умер.

– Деметриус, я тебя умоляю, следи хотя бы немного за тем, что брякаешь, – взмолился Илия.

– А вот Эфил страдал, – задумчиво добавил Деметриус. – И до сих пор скорбит. Будто это был его отец, а не мой. Впрочем, оно словно бы так и стало с какого-то момента. У них было много общего.

– Тебя это не задевало?

– Нет. Я ему сказал: если тебе нужно, бери, – он распахнул дверь машины и плюхнулся за руль. – Куда тебя везти?

– Подбрось меня до СЛ.

– Хорошо. А я в правительство.

– Все-таки решил поработать?

– Нет, у меня там персональный тренажерный зал с тренерами, дежурящими круглосуточно. Сегодня я настроен помахать мечом и поплескаться в бассейне.

– Жизнь удалась, правитель, – заметил Илия, расковыривая новую пачку сигарет бесчувственными пальцами. Зависть в нем даже не шевельнулась. Он поддерживал разговор в режиме автопилота, выдавая фразы, которые можно считать соответствующими.

– Ну да. Иногда думаю – вот свезло мне. А потом – как оно задолбало-то все.

– Поразительная для тебя глубина рефлексии, Деметриус.

Деметриус продолжил трепаться о том о сем. Илия курил одну сигарету за другой, безразлично рассматривая торикинские окраины, казавшиеся почти монохромными сквозь тонированное стекло. К тому моменту, как они подъехали к парковке возле здания «Серебряной Лисицы», настала блаженная тишина – то ли Деметриус заткнулся, то ли Илия наконец выработал в себе навык блокировать его болтовню полностью.

– Спасибо, – бесцветным тоном поблагодарил Илия, выходя на парковку, и тут-то Деметриус выдал преспокойненько:

– Теперь Эфил точно тебя уволит.

В расплавляющей жаре у Илии внезапно возникло чувство свежести, как будто над его головой перевернули ведро, полное льда.

– Что ты сказал?

– А я разве тебя не предупреждал? – удивился Деметриус. – Ну, извини, если забыл.

– Как можно забыть о таком?!

– Я не думал, что для тебя важна эта работа. Не то чтобы ты выказывал усердие, не?

Деметриус послал ему на прощание широкую острозубую улыбку и уехал. В любом случае это был не тот разговор, который стоило продолжать на парковке СЛ, пусть даже и в выходной день, когда машин на ней заметно меньше.

Едва ли обращая на кого-то внимание, Илия побрел к своему кабинету и только на пороге приемной, вспомнив о датчиках дыма, вытащил сигарету изо рта. С одной стороны, новость об увольнении была предсказуемой. С другой стороны… он даже не знал, что с другой стороны. Приложив карту допуска к считывателю, он прошел через приемную к кабинету, где карту пришлось активировать снова. Когда позади него захлопнулась дверь, Илия прислонился к ней спиной и обвел помещение пустым взглядом.

В первые недели, когда он только возглавил Первый отдел, Илия горел жаждой перемен и усовершенствований. Он поменял всю обстановку под себя. Потребовал сорвать старые пестрые обои и выкрасить стены спокойной матовой краской – белой с примесью серого (ему нравился этот оттенок; помогал упорядочить мысли). Сменил старомодные картотечные шкафы на современные, с надежными замками. Повесил однотонные темно-красные шторы вместо пыльного клетчатого ужаса. Предполагалось, что несколько осознанно подобранных картин придадут его кабинету элегантный, законченный вид, но до этого так и не дошло, и порой, глядя на пустую стену напротив стола, Илия отмечал, что она так же безыдейна, как его мозг.

Где красные занавески находились сейчас, он не ведал. Несколько месяцев назад он сорвал их, обнаружив, что больше не в состоянии выносить красный цвет, теперь кажущийся едким и раздражающим. Илия не мог сказать точно, когда его энергия иссякла, сменившись утомлением и раздражительностью. Помнил лишь, что к концу зимы уже был таким тусклым и апатичным, как сейчас. Шла середина августа.