Кровь стекала из раны, капая на сухую землю с тихим звуком. В ней стало меньше грязи, только раскрытые края открывали вид на рваные мышцы и сухожилия. Оторвав край рубашки, я перетянул предплечье, останавливая кровотечение. Регенерация здесь не работала от слова «совсем», и хоть подобные ранения меня не убьют в привычном смысле слова, каждое приближает мое существование в этом мирке к виду обычного зомби, без мыслей, желаний и повода для жизни. Подняв глаза к небу, я бездумно уставился на проплывающие мимо серые облака.
Сколько времени я уже здесь нахожусь? И существует ли в этом мире вообще такое понятие как время? Привычной смены дня и ночи не наблюдалось, небо всегда оставалось серым, тяжелым, нависая над головой и прижимая к иссушенной земле. Тусклые полутона не раздражали глаза, разве что отсутствием красок, таких привычных и желанных. Сон не приходил, и хоть усталость брала свое, сознание всегда оставалось ясным, терзая мыслями, сомнениями, сожалениями. Кроме редких моментов помутнений, которые выбивали почву из-под ног, заставляя совершать ошибки снова и снова, отдаваясь во власть собственных страхов.
Веры в загробный мир у бессмертных не было никогда. Наш мир, наш дом, считался чем-то подобным для смертных, но на этом все. Но оказалось, что сгорая там, в спальне Дракулы, в его напряженных руках, я не развеялся по ветру, как хотелось и мечталось, я оказался в плену своих страхов, кошмаров и постоянных нападок монстров, которые прежде были такими же заблудшими душами, как и я сам. И если с нападениями тварей удавалось справляться без особых проблем, благо оружие всегда было под рукой, валяясь на земле без присмотра, оставленное прошлыми путниками, то с видениями дело обстояло сложнее.
Сколько раз я уже видел перед собой его лицо, глаза, цвета летнего неба, ласковую тёплую улыбку. Как же я скучал. Каждый раз, когда его образ появлялся, я сходил с ума от желания сжать его в объятиях, втянуть терпкий аромат тела, насладиться прохладой его кожи. Но каждый чертов раз повторялось одно и то же. То утро в его замке. Удивление, неверие, принятие и всепоглощающая любовь. Сменившиеся после неподдельным ужасом и безысходностью. Вот, что я видел в его глазах тогда, и эти картины являлись мне в этом мире, вот только заканчивалось все иначе. Из раза в раз вместо меня он сгорал в моих руках, истлевал, рассыпаясь пеплом на пересохшей коже, разрушая остатки моего мертвого сердца. Каждый раз я видел, как его глаза гаснут, переставая одаривать меня своим тёплым голубым светом, как тонкие губы шевелятся, безмолвно произнося слова любви.
Эти видения отзывались такой непереносимой болью, что я буквально рвал на голове волосы, выл, как израненный зверь, и мечтал уйти за ним следом. Но понимание того, что я сам же обрёк его на подобное, осознание той вины, что наверняка чувствовал Влад, когда понял, что поцелуй стал для меня смертельным, принятие того ужаса, что он испытал видя, как я сгораю, все это заставляло меня терпеть, принимать эту боль как наказание, как способ искупить совершенные ошибки.
Ранее
— Мне пора. Спасибо за эту неделю.
Я мог сказать подобное кому угодно, но только не ему. Все слова, сказанные ранее, ядом отравляли внутренности, ведь все это была гнусная ложь. Ужасная, мерзкая, но такая необходимая. И то, как от каждого моего слова менялось лицо Влада, ранило ещё сильнее. Хотелось встряхнуть его, закричать в лицо о том, что он не может так слепо верить моим словам, что поступки намного важнее… но он верил, что я ухожу, что бросаю его, что он для меня ничего не значит.
Так будет лучше. Как бы не было больно, никакие страдания не заставят меня передумать и жертвовать им. Все это ради того, чтобы он продолжал жить, и важнее ничего быть не может. Пусть он возненавидит меня, пусть проклянет, пусть забудет. Главное, что его жизнь будет продолжать своё размеренное течение, он будет дышать, смотреть на алые всполохи заката и затягиваться терпким вишневым табаком. А я… мне предстоит свадьба, принятие трона и вечная жизнь без любимого вампира. Всего лишь…
Первое время я готов был с этим мириться, ведь действительно считал правильным. Постоянные напоминания отца о том, что именно он сделает с Владом если я нарушу сделку, лишь убеждали в том, что я на верном пути. Дни без него, особенно после проведённой вместе недели, текли медленно, словно густой кисель, давя чувством одиночества и притяжения к единственному существу, рядом с которым я хотел быть. К единственному мужчине, рядом с которым я находиться не мог.
Каждый чертов день я ждал его, мечтал о том, что он спустится в ад, снося с ноги двери, ведь не поверил в мои полные лжи слова. Но он не приходил, ровно как и я сам не поднимался к нему, чтобы сказать правду, которую поведать просто не мог. Это решение убивало меня, но оно было единственно верным, ведь другого варианта мне просто не оставили.
Сделка.
Отец знал, как манипулировать, на что именно надавить и чего требовать. Согласно заключённой сделке я обязан жениться на Ости, глуповатой демонице из влиятельной семьи, дабы исключить в будущем противодействия с их стороны. Этакий политический союз, в котором заинтересованы все, кроме меня. Кроме того, сильнейшие демоны в ее родословной давали возможность нам зачать наследника невообразимой прежде силы, и эта сторона вопроса была важна для Сатаны не меньше политики. А, возможно, даже намного больше. Не удивительно, что он настоял на пресловутой клятве верности, которая обрекала нас обоих на одиночество.
Мотивы Дьявола были мне понятны, но это вовсе не значило, что я готов был их принимать. Когда я решил отказаться от клятвы, отвоёвывая для себя хоть толику свободы, обещая чертового наследника, которого не хотел, отец весьма красноречиво дал мне понять, что стоит помалкивать. Видение, посланное Сатаной, было до ужаса реалистичным. Я видел собственными глазами, как он голыми руками вспарывает грудную клетку, ломая и выворачивая рёбра, обнажая внутренние органы. Я видел потерянный, блуждающий взгляд Влада, который от шока не чувствовал ничего, я видел скрытое за лёгкими сердце, подрагивающие мелкими и частыми сокращениями, и я видел как именно к нему пробирался отец, сжимая в огромной ладони трепещущий орган и вытаскивая, обрывая тянущиеся от него сплетения артерий и вен. Кровь вытекала из раны, впитываясь в светлую ткань рубашки и пиджака, заходя за край ремня и стекая дальше. Крови было так много, что она стремительно образовывала лужу под ногами моего вампира и отца, что со злорадной ухмылкой повернулся ко мне, позволяя Владу замертво упасть на пол. Открытые пустые глаза смотрели в пустоту, синева бледнела стремительно, а я готов был выть от боли. В окровавленной по локоть руке продолжало лениво и редко сокращаться сердце, которое Дьявол поднёс к моему лицу.
В этом видении он не выполнил обещание, но я знал, стоит нарушить условия сделки, и он закончит начатое в этой воображаемой картине, убьет Влада и скормит мне его сердце. Смирившись с собственной участью, я пошёл к алтарю, мечтая лишь о том, чтобы увидеть его ещё хоть раз. Увидеть по-настоящему, заглянуть в душу, ощутить эмоции, даже если на первом месте будут ненависть и презрение.
Да, стоит мне только принять бразды правления в свои руки, мы вынуждены будем пересекаться в силу занимаемых должностей, но это ведь другое. Мне хотелось увидеть его ещё раз до того, как клятва растечется по венам, забирая возможность быть с Владом так, как это необходимо.
Ости выглядела прекрасно: счастливый румянец на щеках, бордовое, в цвет моих глаз платье подчёркивало фигуру, полупрозрачная вуаль, вплетенная в прическу, прикрывала глаза. Любой другой бы на моем месте восхитился, радовался подарку судьбы в лице красавицы жены, тем более, что я был уверен, она действительно во мне заинтересована. Но я лишь раздраженно отводил взгляд, рыская в толпе в поисках небесно-голубых переливов. Я искал его взгляд, молясь аду и раю о том, чтобы он не приходил.
Влад не пришел. Я понимал, что это правильно, что так и должно быть, ведь я сам всеми силами добивался такого результата. Но тоска по нему болезненным клубком сжималась в груди, разгоняя по телу чувство тотального одиночества. И предстоящая вечность уже не казалась такой правильной, снова нестерпимо захотелось потребовать у отца свободы, вот только злобный оскал быстро вернул меня на место.
