И то, что я не смогу уничтожить ее.
Блики от зеркала согревали меня и на секунды сверкали дорогу. У меня есть планшет, я не выронил его, при побеге, возможно, потому, что мои руки сжались и этим сжали и девайс, не важно, теперь я слежу за передвижениями медведицы.
Хотел бы я так верить, но как и в прошлый раз, так и сейчас — я ничерта не могу понять, где она. Она покинула комнату охранника, и по идее, знает о том, что я должен быть где-то здесь, но загвоздка заключается в том, что я не понимаю ее поведения.
Так же как и Мари…
— Что мне следует знать, чтобы победить ее?
— Ты ее не поймаешь. — ответила Марионетка. — Аниматроники на голову превосходят людей, ты никогда не сможешь изловить ее, как бы сильно не пытался.
Я приуныл, разочаровался, но она взяла меня за руку и приободрила.
— Но, хей, мы же не за редким животным охотимся, чтобы переживать, так ведь? Она сама тебя найдет. Значит, тебе нужно просто дождаться, а затем подгадать момент, и вуаля! Ее процессор уже горит ясным пламенем.
… Мари, веселая ты Мари. Как же легко и непринужденно говорила о смерти, так хорошо стелила план и подбадривала, зная, блять, что всю грязную работу придется сделать мне. Но я не смог тебе этого сказать, потому что тогда ты бы наверняка опустила взгляд, твое лицо разгладилось, и стало напоминать куклу со словами:
”А у тебя есть идея получше? ”
И тогда бы ты меня подловила. Ведь у меня действительно не было идей. Я так и не смог раздумать план по убийству, когда сидел с тобой. Когда ситуация была одной из самых спокойных за все время, даже в этот момент у меня не проскальзывало и намека на это.
Твой план безумен, очень опасен, рискован, но это все еще план… Причем такой, до которого я бы в жизни не додумался.
Я простоял здесь несколько минут, так и не дождавшись Фредди. Я давно видел мигающие сигналы Мари, и то что пора двигаться дальше, а может я и не придал им значения, так как погрузился в мысли.
Возможно, я просто не хотел идти дальше, в неизвестность.
Идти в объятия темноты, позволив ей сжать меня еще сильнее, еще жестче, пока дух не спустится, и до тех пор, пока я не потеряю сознание от нарастающего ужаса ночи.
И почему я не пошел в дневную смену? Конечно, там не существовала такой смены, но все же, зная, что меня ждет и если бы меня поставили перед выбором, в какую смену пойти, то чтобы я выбрал?
Видя сверкающие глазки, полные кровожадности, я бы точно ответил, что предпочел пулю в висок, нежели вновь окунуться в это безумие.
Но глаза исчезли, словно пустынный мираж, когда я шагнул вперед.
Жидкость немного капнула на пол, а я прикрыл приоткрытый рот.
— А если я сблюю?
— Если возникнет рвотный позыв, сожми гортань так крепко, насколько тебе хватит сил. Так ты почувствуешь небольшое удушье, возможно, все же часть смеси попадет тебе в горло, но это всяко лучше, чем сблевать ее, и при этом поставив крест на нашем спасении.
Вспомнив наш разговор, я напряг шейные мышцы, и рвотный позыв поскреб, пошуршал секунд 10, а затем, поняв, что ему не светит, исчез.
Испарился так же быстро, как и возникшие свежие воспоминания с Мари.
А она знает о чем говорит. Может, стоит ей довериться, хотя бы на этот раз, ослабить и без того возбужденную бдительность? Если бы она хотела убить меня, то убила бы еще там.
Но как говорила сама Марионетка — нельзя доверять ни одному аниматронику, их поведение разнится.
А значит, это правило распространяется и на тебя, мой дорогая подруга.
Проходя сквозь кафельные плиты и держась за поручни на стене, я шел, не сгибаясь. Шел так, словно руководил римским легионом, гордо и упрямо. Вероятно, случилось то, что бывает со всеми перегруженными системами — в один момент они обновляются и сбрасывают все мощности, чтобы не взорваться.
Скорее всего, мозг сбросил и эмоции — ведь сейчас я не ощущал страха. Не чувствовал радости или печали.
Единственная эмоция, сопровождавшая меня вместе с прячущейся Мари, стала месть. Глухая, манящая месть.
Зеркальце екнуло сильнее обычного, в начале я не понял, почему, но после того, как я смачно поскользнулся на полу и упал, врезавшись головой о пол, то разгадал ее замысел.
Я зашел в главный зал с левой двери, а Фредди в момент прыгнула из противоположной.
Набросилась, как пума, с другого конца, прыгнув на десятки метров вперед. Она точно побила человеческий, да что уж там — вероятно, и животный рекорд.
Меня повалило сильно, я знал, что из головы текла кровь, возможно у меня сотрясение, но вместо адской, гудящий, как рой пчел, боли, я словил лишь ступор. Я лежал неподвижно, наблюдая, как изо рта стекала та драгоценная вонючая смесь, от которой я отнекивался, а затем и вовсе хотел избавиться.
Хоть я и ненавидел ее за противный и гадкий вкус, но сейчас я молился всем богам, чтобы она затекла обратно. Потому, что во рту у меня осталось, всего ничего. И эти крупицы и то перемешались со слюной.
Я не шевелился, ее вес придавил меня. Ее руки сжали мои плечи, и единственной частью, которой я мог подергать — была голова. Повернувшись, я разглядел то, что видел на камерах.
Красные, как у трупа, глаза. Совершенно безжизненные. Ее ловкость и скорость, быстрота реакций явно были на совершенно ином уровне, может, поэтому она казалась мне неживой?
Она нагнулась ко мне, причмокивая губами, я хотел подвинуть голову, чтобы увернуться от поцелуя, но дрогнул. Боялся, что в этом случае, она свернет мне шею, а может, и вовсе парализует, не убив. А оставив смотреть, как я медленно испускаю дух от удушья.
В нос врезался терпкий запах бензина. Тот самый запах, который я чувствовал от ее первого раза, чертов противный вкус, будто я отсасываю шланг с топливом, чтобы машина заработала.
Чем больше она целовала, тем сильнее я чувствовал отвратительный, чудовищный смрад тела. Другие аниматроники вкусно пахнули, но она… Словно только что вылезла из мастерской. Но в отличие от них, ей не надо было тратить силы на бесполезные ласки и заманивать жертв харизмой и словом.
Она относилась к тем, кто берет грубой силой.
Она не насиловала меня, лишь целовала, до жути глубоко и страстно, но именно в этот самый момент, я понял, что это худшее, что случалось со мной.
Блики от зеркала становились не такими отчетливыми, я медленно терял сознание.
Задыхаясь, я ощутил, что плаваю в океане, что у меня перекрылся шланг, и что теперь, я остался один на один с голубым океаном. Я не мог всплыть, так как силы были на исходе, а дневной свет воды, тихо заменялся мягкими холодными тонами приближающейся смерти.
Прости меня, Мари. Вероятно, сегодня ничего не получится. Вероятно, ты можешь спасти меня, но даже если спасешь, то для нас все будет кончено, ведь они разорвут тебя на кусочки, а следующие ночи, я не выживу без твоих подсказок. Прости меня, моя милая Мари…
Смерти, что дышала в затылок. Дышала смесью и бен…
Бензин!
У нее во рту бензин!
Это может не сработать, но что мне остается, когда вся жидкость утекла?
Собрав последние остатки воздуха, те самые остатки, которые она не смогла высушить, а выплюнул горючую смесь со слюной, прямо в ее губы. Которые пестрили топливом.
Щелк, и в глубокой смертоносной воде, я увидел пузырьки воздуха. Вода иссушилась, под действием ярости солнца.
Она воспламенилась. Мои руки и ноги стали свободны, я уплыл наверх, наверх спасительной поверхности, и вдохнул.
Легкие расправились и жадно поглощали воздух, отхаркивая попавшую в них смесь. Глотали воздух под вздохи прожженного процессора Фредди, они согревали меня. Согревали лучше, чем самый жаркий июльский день две тысячи двадцать второго года, вашу мать…
— Кха-кха, — кашлял я, поглощая воздух.
— Ты сделал это, боже мой, я не могу поверить, ты сделал это! У тебя получилось.
Я улыбнулся и ощутил, как медленно вырубался.
Конечно, Мари. Ты попала в самую суть. Это у меня все получилось…
