– Дима!

Спутник бабушки понял, что от него требуется без лишних слов и загородил проход. Я натолкнулась на него и совершенно беспомощно взмахнула руками. Протиснуться между ним и дверью не было никакой возможности. К тому же он вряд ли бы стал просто стоять, а Аделаида просто смотреть, как я пытаюсь выбраться из комнаты.

– Я должна пойти к папе, – прошептала я, взглянув на амбала в дверях. – Я должна понять, что случилось.

Я оглянулась на женщину, увидев, что Диме абсолютно все равно на мой лепет.

– Я нужна ему!

То, что папа сделал что-то после разговора со мной, а значит я виновата во всем что произошло с ним было очевидно для меня. Я испугалась настолько что кольнуло сердце и стало не хватать кислорода.

– Ида, прекрати истерить и послушай меня внимательно.

Женщина сунула сумку в руке Димы, а сама, повернувшись ко мне, взяла меня за плечи и усадила обратно в кресло.

– Твой папа напал на человека.

– На кого?

У меня похолодело на сердце, но мог отказывался принять это. Как папа?.. Это же папа. Уставший, заботливый и вечно закопанный в заботах папа!

– Я пока не знаю этого, но все очень серьезно, – ответила женщина и тут же спешно добавила. – Ему дали позвонить только благодаря тому, что он знал в полиции кого-то.

Ключи от дома ей передал дежурный, взяв клятву, что она ни за что и никогда не скажет об этом никому.

– Клятву! – фыркнула Аделаида. – какой старомодный мальчик.

– Вы не знаете? – переспросила я, обрадовавшись этой информации. – Так может это все недоразумение?

Женщина поджала губы и качнула головой в очень знакомом мне жесте. Ее взгляд, наклон головы и поджатые губы напомнили мне кое-кого, а если быть точным маму.

– Ида, я говорю тебе то, что мне сказал твой отец. Он напал на кого-то. Сейчас он в тюрьме и все более чем плохо – то не простая драка в подворотне.

Едва забрезживший луч надежды погас. Я не понимала ничего. Как за три часа могло случиться такое? Как? Почему она думает о папе в таком ключе?!

– Мой папа не алкаш, не дебошир и не негодяй, как вы думаете о нем! Он нормальный, порядочный и работящий.

Но «бабушка» проигнорировала мои слова, как будто бы не услышав их.

– Ты говоришь совсем, как твоя мама.

– И она была права! – вскричала я, осознав, что значит выражение «в запальчивости». – Уж поверьте мне – я знаю его всю свою жизнь!

Черти что творилось в моей душе в данную минуту – отчаяние, злость, растерянность и страх… Он был хуже всех остальных чувств.

– В любом случае, ты не сможешь помочь ему, если останешься здесь одна.

– Но, если уеду с вами тоже, – возразила я, посмотрев ей в глаза.

– Именно поэтому твой отец позвонил мне с просьбой забрать тебя и помочь ему в этой ситуации.

Она погладила меня по плечам и в ее глазах промелькнуло выражение грустной улыбки.

– Я уже связалась со своим юристом, и он уже мчит сюда на всех парах, чтобы разобраться с тем, что произошло здесь и помочь твоему отцу выбраться из той ситуации, в которую он вогнал себя.

Я кивнула. Это информация более-менее успокоила меня – папе помогут. Он ведь безобидный. Может накричать, поругаться с кем-то, но он никогда и ни с кем не ввязывался в драки. Говорил, что интеллект – вот что ему дало высшее образование.

– Хорошо, – сказала я старательно спокойным голосом и сделала движение, чтобы освободиться. – Я соберусь, но вы пожалуйста, еще раз расскажите мне всё.

– Хорошо, Ида, – выдохнула женщина и, кажется, расслабилась. – Собирайся.

Не знаю, чего она ожидала. Быть может того, что я заплачу. Но правда в том, что ситуация потрясла меня, как и все остальное за этот день.

– Надеюсь, это Артем и у него хорошие новости для нас, – сказала она, когда комнату заполнили звуки оперных голосов.

Она забрала сумочку из рук Димы, вытащила из нее телефон и, поколебавшись немного, ответила на звонок. Некоторое время она просто слушала.

– Я так и знала, что мне стоило приходить туда, – сказала Аделаида Георгиевна, сильно побледнев при этом. – Прошлое надо оставлять в прошлом и не искать возмездия в настоящем.

Она помолчала еще немного под моим испытывающим взглядом.

– Хорошо, Артем Максимович, – сказала она как будто обреченно. – Сделайте все возможное со своей стороны.

Она повесила трубку, а потом повела подбородком в неопределенном направлении.

– Собирайся, Ида. Теперь нам точно надо ехать – твоего отца перевозят в СИЗО города Москва.

Кажется, у меня закружилась голова от нахлынувших вопросов и немедленных выводов. Пап точно напал на этого Николаса. Только ему под силу было устроить такое. Но уж никак не Косте и его бабушке. Он разнес клинику и хоть бы хны!

– Что значит «мне не стоило приезжать туда»? Что вы сделали? Вы что-то сделали и стало хуже!

Мне все еще не верилось в происходящее и разум искал виноватых где угодно и в ком угодно только не в мотивах самого папы. Ведь их не могло быть. Он же видел, что со мной все в порядке и должен был поверить мне. Я никогда не лгала ему, кроме сущих мелочей, которые не могли повлиять ни на что.

– Я все объясню, Ида, – сказала невероятно бледная, но стильная женщина. – Тебе надо собраться и даже, если ты заартачишься, то я все равно увезу тебя отсюда.

Не она, а я посмотрела на Диму и представила, как он тащит меня, как куль с картошкой, ступая за этой деловой бабулей. То, что она действительно моя бабушка, несмотря на кое-какие признаки родства мне верить не хотелось. Где она была все эти годы?! Где?!

– Когда твой отец позвонил мне, я признаюсь в своей слабости, возликовала, – сказала женщина, когда мы сели в автомобиль. – Все эти годы, что я не общалась с внучкой…

– Вы сказали, что вы моя бабушка, – я совсем невежливо перебила ее, поразившись услышанному.

Облик Аделаиды Георгиевны совсем не вязался с тем к каким старушкам я привыкла. Прабабушки в моем сознании всегда были почти немощными женщинами, которые еле-еле передвигались до лифта, а потом сидели на лавочке, вдыхая «вкусный» воздух, лишенный запахов квартиры.

– Прабабушка, – сдержанно улыбнулась женщина, поморщила губы и тут же попросила. – Зови меня, как угодно, но только не прабабушкой.

– Хорошо.

Я решила оставить на потом вопрос: почему же не приехала ее дочь. Сейчас меня волновало другое.

– Я предсказывала Софии…

Настал ее черед удивленно вскидывать брови, бросив всего один взгляд в мою сторону.

– Ты не знаешь кто такая София?

Я покачала головой и отчего-то покраснела. Стало вдруг до неуютного стыдно, что я не знала ее и какую-то Софию, хотя, разумеется, не была виновата в этом. В грудь вдруг зажегся огонек злости на родителей и тут же потух, потому что это было мелочью по сравнению с тем, что произошло и происходило сейчас в моей и папиной жизни.

– Это твоя бабушка. Моя дочь… Твоя мать не рассказывала тебе о ней?

– Нет, – удрученно ответила я, осознав, что передо мной открылась непаханая целина из вопросов и ответов.

Все прошедшее за день, кроме случившегося с папой отошло на второй план. Если не сказать, что забыто.

– Я думала, что у нас больше нет родственников. Бабушка Вика умерла еще до моего рождения, и я считала, что и…

– Все остальные тоже, – продолжила за меня женщина жестоко, а потом отвернулась к окну. – Мне не показалось, и ты совсем ничего не знаешь о своей семье.

Она почти тут же выставила перед собой раскрытую ладонь, и я поняла этот жест, увидев, как в ее глазах сверкнули слезы, которые были почти тотчас высушены выуженным из сумки платком. Ей надо было пару минут, чтобы прийти в себя.

– Я предсказывала Софии, что Павел закончит свою жизнь таким образом, просила и убеждала ее вмешаться, но у нее, как и у всех Спасских был характер, – повторилась Аделаида Георгиевна, глядя в окно, – и, когда он позвонил мне с просьбой о помощи – возликовала.

Она собралась в путь за считанные мгновения, забыв о позднем часе и едва ли тронув волосы гребнем. Но я усомнилась в ее словах – все в ее облике было прекрасно и не подвергалось даже малейшей критике. Одежда, прическа и макияж смотрелись так словно она не отходила ко сну, а провела несколько часов у зеркала.