К счастью, водитель оказался не настолько наглым, чтобы раскрыть свой рот, поэтому уже через десять минут они стояли на углу нужной улицы. Оставшись один на один со своими мыслями в полной тишине, Донхэ пошёл по узком тротуару, всматриваясь в каждую лужайку.

Дом так и стоял на своём месте, такой же как и тогда, только слегка обновлённый. Значит кто-то тут жил и до сих пор живёт. Это грело душу, но возникал вопрос: «Кто?». Узнать ответ было страшно, поэтому он продолжал стоять в нерешительности на другой стороне улицы, в надежде, что кто-то выйдет.

Минут через десять, на крыльцо дома вышла женщина лет пятидесяти. Ухоженная, стройная, с сумкой на плече.

Донхэ уставился на неё не в силах отвести взгляд. Закрыв дверь на ключ, она спустилась с крыльца и пошла к калитке, выходя за пределы участка. Она заметила мужчину, но лишь улыбнулась ему и пошла куда-то по делам, поправляя сумку.

Донхэ знал. Прекрасно знал, что расстроится, что на душе будут скрести кошки. Он не был готов увидеть свою тётю, которая даже не узнала его, хотя когда-то он был её любимым племянником. Шмыгнув носом, он постарался унять дрожь в руках. Вся обида норовила выплеснуться наружу. Мысли о том, что он никогда не был нужен родителям и родственникам всё сильнее разъедала душу. Хотелось знать причину такого холодного отношения, но её не было и Донхэ это знал. Родителям и ближайшим родственникам он был нужен, пока не стал проявляться характер и подростковые проблемы, поэтому его сдали в частную школу, поэтому его бросили, поэтому ему пришлось сломать себя раньше, чем это сделают другие.

Это место больше не выглядело таким солнечным и безмятежным. Оно больше не было тем маленьким островком безопасности, которое бережно хранил в себе ребёнок — Донхэ. Это был не его дом. Его дом находился в Сеуле и ждал, когда хозяин вновь вернётся. Его семьёй были не биологические родители и родственники, а собака и некоторые друзья, которым он доверял многое, но не всё. Не хотелось заставлять волноваться лишний раз. Зато Мео видела всё, слышала всё и хранила множество откровений.

Донхэ не знал, что ему стоит делать. Хотелось вновь убежать от всех, закрыться и перестать чувствовать. Одно время у него были серьёзные проблемы с обезболивающими. Он стал замечать, что без них как-то тревожно, страшно и плохо. Это было прекрасное чувство, будто бы все анализаторы отключаются и всё становится проще, даже самые ужасные проблемы исчезают. Но тогда он побоялся этого состояния и попросил врача заменить таблетки, жалуясь на привыкание.

Оказавшись на оживлённой улице, среди высоченных небоскрёбов и туда-сюда снующих жёлтых такси, Донхэ почувствовал себя легче, но желание напиться посреди дня никуда не ушло. И всё же хорошо, что Хёкджэ не было рядом. Выглядеть так жалко в его глазах совершенно не хотелось.

До дома пришлось идти пешком, чтобы немного проветрить голову и не пускаться во все тяжкие, но по дороге подвернулся алко-маркет, и мужчина не поленился зайти внутрь и купить две бутылки вина. Хёкджэ обещал быть поздно из-за каких-то там дел, о которых Донхэ и не слушал, считая, что ему знать необязательно. Ох, знал бы Хичоль. Наверняка настучал бы по дурной голове.

Закрывшись в своей комнате, предварительно проверив кухню с гостиной на предмет обеда и чистоты, Донхэ открыл одну из бутылок, отпивая из горла и ставя на прикроватную тумбочку. Голова неприятно гудела, алкоголь плохо влиял на голодный желудок, зато боль притуплялась хоть немного. На глаза попался ноутбук, и недолго думая, мужчина зашёл на свою страницу, почти сразу же включая трансляцию. Нигде в голове не промелькнула мысль: «А зачем оно мне надо?». Он просто хотел расслабиться. К тому же, аудитория собралась буквально за пятнадцать минут, не смотря на полдень. Наверняка многие папики сидели в своих дорогущих кабинетах, в костюмах, и уже готовы были тратить огромные суммы, чтобы Донхэ поскорее оголился.

Блондин никогда так не выглядел перед стримами: обычная футболка, джинсы и бутылка вина на фоне. Было видно, что это было спонтанное решение, и не более того. Сообщения в чате сменяли друг друга со скоростью света, Донхэ и не обращал на них внимание.

— Да, да, привет… Я решил вот так вот неожиданно выйти в эфир, потому что соскучился по тебе, — проговорил мужчина, обращаясь ни к кому. Каждый считал себя особенным и Донхэ давал им это иллюзорное чувство. — Утро выдалось паршивым. Я сейчас в отпуске, но решил, что ты заскучал без меня, поэтому предлагаю пообщаться, выпить вина и неплохо провести время. Не забывайте донатить.

Дотянувшись до бутылки и отпив ещё немного, он заметил прилетевший донат, расплылся в улыбке, как бы невзначай пробегая пальчиками по шее и слегка оттягивая ворот футболки.

— Что меня расстроило? Ничего такого, просто… одна встреча, не более того. Я сейчас отдыхаю заграницей и чувствую себя очень даже хорошо, но не уверен, что вернусь в порно. Что-то в комнате так душно стало, не находишь? — стянув с себя футболку, проговорил Донхэ. Он терялся в собственных ощущениях. Горечь, тоска, обида, апатия. Можно было бы перечислять до бесконечности, но мужчина предпочитал не копаться в этом, а просто заливать в себя больше вина, принимать донаты и раздеваться. Спонсоры платили хорошо, доставляя больше нулей на его счёт. Они готовы были тратиться за непрерывный разговор и невинные поглаживания себя на камеру. Для Донхэ это было менее болезненно, чем трахаться с кем-то на камеру.

— Постоянный партнёр? Разве не ты мой постоянный партнёр? — состроив милую мордашку, протянул Хэ, получая очередное уведомление о донате. — Тебе нравятся мои соски? Хочешь, чтобы я их потрогал? Хорошо, я сделаю это для тебя, милый.

Подмигнув в камеру, он провёл ладонью по шее, опускаясь к груди и зажимая между пальцами соски, закусывая губу. Было действительно приятно, но гиперболизированные эмоции публике нравились больше, нежели настоящие. Донхэ простонал, играясь с розовой горошиной соска.

— Прости, я не настроен на что-то большее, но думаю, если я немного поиграю со своими чувствительными местами, тебе понравится? Я не разочарую тебя.

Найдя затуманенным взглядом бутылку с недопитым вином, которого осталось совсем немного, Донхэ отпил, нарочно упуская некоторые капли, позволяя им скатиться вниз по шее на грудь. Собрав пальцами немного жидкости, он облизнул их, томно смотря в камеру, а потом вновь коснулся сосков, сжимая и выкручивая.

— Я бы хотел знать, что бы ты сделал со мной, имея возможность коснуться? Какие у тебя фантазии?

Ведя односторонний диалог, Донхэ забывал о хаосе, что творился на сердце. Он творил непотребства на камеру и чувствовал себя живее всех живых. Не хотелось выходить из этого полувозбуждённого состояния и вновь возвращаться к проблемам и страхам. Иногда его возбуждало то, как его называли люди, сидящие по ту сторону камеры, возбуждали их желания и приказы, которые он исполнял за деньги. Это пугало, но он чувствовал себя нужным, пусть и был вещью в их руках. Они видели в нём марионетку, с которой могли сделать всё за деньги, даже покалечить.

Член подавал признаки жизни спустя неделю отдыха, каждое движение отдавалось приятным покалыванием в пояснице, но Донхэ знал, что ни за что в жизни не позволит себе дать слабину и почувствовать себя хорошо перед этими ублюдками. Он не опустится до такого и не будет их умолять позволить ему кончить. Слишком уж это было слащаво и противно.

Закончив одну из самых невинных за всю свою карьеру порно актёра трансляций, Донхэ зачем-то пролистал все комментарии к донатам, чувствуя как раздражение и ненависть к себе захлёстывают с ещё большей силой. Ему становилось противно от себя. «Шлюха», «проститутка», «сука течная»…

Каждый из них мечтал трахнуть его, наказать, поиздеваться, испытать все грани дозволеного. Это пугало его. Пугало до паники, от которой он начинал задыхаться и бояться ещё сильнее. Донхэ не хотел этого. Он просто нуждался в любви, но он так боялся писать своим друзьям, зная, что его будут ругать за то, что опять напился. Блондин не хотел, чтобы его ругали… Он хотел, чтобы его поняли.