После того вопроса и непрошеных слёз прошло порядком шесть лет. Донхэ не стал врать и просто сказал, что родители бросили его. Хёкджэ всегда, начиная с их первой встречи, хотел увидеть этих родителей и спросить зачем они так поступили? Донхэ был благодарным. Донхэ был добрым, нежным, порой уступчивым, и очень ранимым. А ещё он был красивым…
Сердце замирало, когда Хёкджэ видел смущённую улыбку на совсем кукольных губах. Донхэ был для него идеален в пропорциях лица и тела, как будто бы гениальный скульптор высек его из белого мрамора, и скульптура ожила.
Хёкджэ определённо что-то чувствовал к этому милому созданию, но пока и сам не рашался в этом признаться себе, а Донхэ и подавно. Вдруг это разрушит их дружбу? И что тогда? Рыбка и Обезьянка уже не смогут быть вместе? Нет, вздор.
Донхэ смог отвлечься от своего недуга на еду, фильм и комментарии старшего. Кажется, даже рубцы на спине перестали ныть. Но из-за ужасной усталости, он не смог досмотреть до конца, удобно устраивая голову на плече Хёкджэ и засыпая. С их плотным графиком было сложно сопротивляться сну. К тому же тёплые руки, обнимающие его так бережно, успокаивали.
Хёкджэ не был против. Досмотрев фильм до конца, он тихо поднялся с кровати, чтобы убрать все коробки с постели и отнести на кухню, чтобы Рёук не возмущался и не причитал о том, что они разводят тараканов.
Во всём общежитии было тихо, поэтому старшему пришлось быть очень тихим, чтобы не схлопотать от сонных и злых хёнов. Обычно, устраивая такие вечера, они играли с Хэ в камень — ножницы — бумага, чтобы выяснить кто же пойдёт выкидывать мусор. Чаще всего ходил Хёкджэ, потому что он боялся, что Донхэ из-за своей природной неуклюжести перебудит всех, и тогда он не сможет защитить его от нападков и претензий.
Хёкджэ старался оберегать Донхэ от травм, ссор и конфликтов. Когда мемберы начинали ругаться, парень часто видел страх в глазах своего друга. И он сразу думал о родителях младшего, которые, кажется, принесли слишком много страха и боли в его жизнь.
Хёкджэ сожалел… Очень сожалел. Ему хотелось забрать все плохие воспоминания себе. Он переживёт, как бы тяжело и больно ни было, главное, что Донхэ не будет метаться.
Оставив коробки на кухне, и попив воды, парень тихонько вернулся в спальню, замирая на пороге. На самом деле, жить с Донхэ в одной комнате тяжело. Тяжело видеть его метания по постели, слышать всхлипы и скулёж. Тяжело видеть его сгорбленного на кровати и дрожащего, как осиновый лист, готовый сорваться с ветки и упасть на землю.
Ах, если бы Хёкджэ знал, что Донхэ уже упал, что это его наказание за порочную, греховную любовь к одному человеку, что частенько по ночам обнимает вымученное болью тело.
— Хёкджэ… Я так устал.
Парень сильно удивился, делая неуверенный шаг навстречу. Обычно, Донхэ отмалчивался, либо говорил, что всё в порядке, заставляя Хёкджэ переживать ещё сильнее. Танцор молчал, боясь спугнуть откровенность со стороны младшего.
— Поспи со мной сегодня, не уходи.
Хёкджэ — лекарство. Объятия тёплые, нежные, безопасные. В них забывалась та ужасающая боль и клонило в долгожданный крепкий сон без снов и прерывистых пробуждениях каждый час.
День выдался суматошным. Все эти съёмки, усталость, температура, а потом и прекрасный вечер с огромной миской рамёна и фильмом… Глаза сами собой закрылись, а руки намертво вцепились в пижаму Хёкджэ, не отпуская от себя ни на сантиметр. Это умиляло старшего, но в тоже время беспокоило. Донхэ был измучен чем-то, о чём танцор не знал, но расспрашивать младшего он точно не собирался. Если молчит, значит так надо.
Хотя это и не было аксиомой. Подобная позиция могла лишь навредить, но Хёкджэ предпочитал не влезать, чтобы не быть настырным.
Парень так и не смог уснуть, сторожа сон Донхэ, который даже не шевелился, мирно сопя старшему в плечо. Это было забавно.
На утро всё встало на свои места. Хэ было лучше и он не температурил, будто бы за ночь произошло его полное исцеление. Хёкджэ это удивляло, но он был рад, потому что сегодня был важный день, как и все дни в период подготовки к камбэку. Все были на нервах, все волновались, поэтому не удивительно, что Донхэ, как самый впечатлительный затемпературил.
Бегая по кухне и стараясь обходить Рёука, чтобы не накликать на себя беду, Хэ старался удержать в голове целый список вещей, чтобы ничего не забыть. И как он мог не собрать сумку с вечера? Хорошо, что ехать никуда не надо, но мысль о том, что весь день придётся провести в репетиционном зале не внушала позитива. Лучше бы ещё одна фотосессия…
Да, и кажется из-за его эгоистичного «хочу» Хёкджэ плохо спал и выглядел бледнее тени. Донхэ грызла совесть, поэтому пообещав себе больше не давать слабину, он утащил из-под носа Рёука два тоста, убежал в прихожую, где копошился старший.
— Держи. Лучше съешь сейчас, пока Рёук не заметил пропажи, — произнёс тихонько бывший ангел, мило улыбаясь и протягивая Хёкджэ еду.
Танцор сначала удивился, отвлекаясь от шнурков на кроссовках, но потом расплылся в благодарной улыбке и подцепил зубами хлеб. Донхэ немного покраснел, судорожно отводя взгляд и ища взглядом свою обувь.
День обещался быть долгим. Хёкджэ это почувствовал, когда встал с кровати с тяжёлым грузом на плечах в виде недосыпа. Он и сам не мог понять почему так произошло. Обычно, он как убитый спал рядом с Донхэ, но какое-то плохое чувство не давало ему вздохнуть полной грудью, расслабиться и отдохнуть. Как будто что-то должно произойти в ближайшее время. Ещё и утром прилетело от Канина… случайно правда, но после этого он в полной мере осознал, что день не его. Донхэ его пытался скрасить, но порваные штаны на тренировке, развязаные шнурки и полное отсутствие присутствия стирали все потуги Донхэ подчистую.
Всё чаще Хёкджэ стал задумываться о состоянии Донхэ, о его дёрганности и странностях, которые казались милыми, но сейчас вызывали лишь беспокойство. Возможно, у него что-то болело, но младший упорно молчал, убивая себя дальше. Возможно, Донхэ переживал из-за камбэка и родителей. Родительская тема не отпускала Хёкджэ ни на секунду. Донхэ всегда был один, даже на праздники оставался в общежитии. Старший брал его к себе. Докбун, мама парня, всегда радушно принимала Донхэ, считая его своим младшим сыном и заботясь о нём. Младший пугался этого, и родственники Хёкджэ даже думали, что Донхэ обижают в общежитии, но парень развеял этот миф, сказав, что у Хэ проблемы с родителями, и он не привык к хорошему отношению.
Донхэ выглядел так, будто о нём никогда не заботились, как будто бы он впервые сталкивается с подобным. Хёкджэ до сих пор вспоминал как младший смотрел на него каждый раз, когда его мама предлагала что-то, будто бы ища поддержки или одобрения.
Мысли о Донхэ помогали сосредоточиться на танце, помогали не ошибаться и даже чувствовать себя чуточку лучше. Потому что это Донхэ. Его улыбка всегда исцеляла Хёкджэ, заставляя душевные раны затягиваться быстрее и тоже улыбаться в самые тёмные времена.
— Хёкджэ… Хёкджэ, ты слышишь меня?
Парень вздрогнул, смотря огромными глазами на Донхэ, что склонился над ним, упираясь руками в свои колени.
— Где ты витаешь? Нам надо передохнуть. Тебе принести воды?
Донхэ хмурился, разглядывая лицо старшего и пытаясь понять о чём же тот думает так усердно, что даже не слышит его.
Автомат с напитками находился на первом этаже. Дойдя до него, Донхэ немного остыл, прислушиваясь как забились мышцы в ногах. Стоило бы остановиться на сегодня, чтобы завтра чувствовать себя не переехавшим катком, но вряд ли Хёкджэ остановится. Его тяга и страсть к танцам была слишком очевидна. Вернувшись в зал, младший всё же решил попытать счастье.
— Может остановимся? Мы хорошо постарались, — произнёс он, протягивая бутылку прохладной воды Хёку.
Он не ожидал одобрения со стороны Хёкджэ. Это была его ужасная черта, как и у Итыка. Танцевать пока не упадёшь, но…
