С ним у Донхэ была битва не на жизнь, а на смерть. Падший ангел готов был сделать всё, но только чтобы Хёкджэ не вёлся на то, что говорит этот крылатый придурок. Ангелы умели нашёптывать на ухо, как они считали, правильные действия. Они внушали своим подопечным какие-то истины, которые порой были настолько странны и сомнительны. Донхэ же старался перебить Хёкджэ в некоторых моментах, и сердце всегда радовалось, когда парень вставал на сторону падшего ангела. Возможно, сейчас наверху решался вопрос о его устранении, ведь… Донхэ мешался под ногами, выполнял роль чертёнка. То, в какой стадии сейчас прибывал младший, называлась промежуточной. Он завис в ней в качестве наказания за свои грехи. Но, возможно, через пару десятилетий, он упадёт ещё ниже, и тогда вновь станет бессмертным существом, который будет стоять рядом со своим напарником-ангелом, который будет раздражать его своей чистой и ослепительной улыбкой. А ведь Донхэ и сам был когда-то таким же светлым, радостным предвестником счастья и чего-то божественного.
— У тебя очень удобное плечо.
— Правда? А Хичоль-хён говорит, что я слишком угловатый. И почему он не говорит, что я острый. Это звучало бы как комплимент, — поиграв бровями, засмеялся Хёкджэ.
— Не надо, два острых перчика на один квадратный метр — слишком много, — хихикнул младший, вспоминая, как недавно на концерте, Хичоль выступал в костюме острого перчика чили.
Наигранно обиженно надув пухлые губы, Хёкджэ посмотрел на друга через зеркало, радуясь глубоко в душе, что Донхэ не грустит, что Донхэ не боится.
— Думаешь, нам хватит рамёна? — спросил Хэ, садясь рядом и ожидая когда визажист закончит свою работу и отпустит старшего.
— Я бы ещё взял токкпоки, и, возможно, что-то более простое… Как на счёт пиццы? Много пиццы и клубничное молоко. И со всем этим завалимся в комнату и будем смотреть фильмы весь вечер. Как тебе?
Такой расклад событий после тяжёлого дня, конечно же, устраивал Донхэ, поэтому, преисполнившись от небольшого разговора о еде, он пошёл на площадку, немного смущённо улыбаясь стаффу и думая, что он должен выложиться сегодня на все сто, чтобы никого не разочаровать.
После съёмок, Донхэ почувствовал себя устало. Хотелось лишь поскорее доползти до кровати и передохнуть хотя бы пару минут, но… Он не озвучил это вслух, помня о своём обещании Хёкджэ. Собственно сам же Хёкджэ выглядел очень даже живо. Он мило улыбался девушке фотографу, отсматривая с ней фотографии и иногда посматривая на стафф в поисках Донхэ, который как-то слишком быстро куда-то уплыл.
Хёкджэ мог охарактеризовать Донхэ достаточно необычно. Он знал, что существуют люди-безнадёжные романтики, если можно так выразиться. О них писали книги, в которых фигурировала истинная любовь, пусть и временами печальная. Сам же Хёкджэ был крайне далёк от этого. Он реально смотрел на вещи и не витал где-то в облаках, как это часто делал Донхэ. Его волновала только работа. Конечно, естественные потребности проявляли себя, но тогда он старался отвлечься, боясь, что его застукают папарацци.
К тому же… Он чувствовал, что ему будет стыдно перед Донхэ, своим другом. Хёкджэ не знал почему, но одного взгляда хватало на эти чересчур правильные черты лица, гладкую кожу и грустные глаза, как он забывал обо всех, кто окружал его.
У них не было секретов. Хёкджэ всегда был открыт, и считал, что Донхэ также не прячет от него ничего, что могло бы поразить или испугать, хотя… Родители младшего до сих пор оставались для него загадкой. Кажется, это были какие-то монстры, потому что Донхэ выглядел напуганной ланью, когда в их компании заходил разговор о родителях. Хёкджэ замечал, как Донхэ становится не комфортно и страшно. Младший был настолько невинным и наивным, что его легко можно было прочитать, как открытую книгу.
Съёмки закончились. Лишь сев в минивэн, Хёкджэ увидел Донхэ, который прислонился лбом к прохладному стеклу и как-то грустно смотрел на улицу.
— Всё в порядке? — тихо поинтересовался парень, подсев к младшему и отрывая его от стекла. Кожа к коже. Пальцы пробежались по горячей коже шеи, останавливаясь на плече. — Ты горишь… Кажется, у тебя температура… Я попрошу менеджера заехать в аптеку.
Донхэ не дал даже встать Хёкджэ с места, цепляясь мёртвой хваткой. Спину жгло, как никогда, и кажется, из-за этого поднялась температура, заставляя его дрожать и искать холодную поверхность. Сейчас ему нужен был лишь Ли Хёкджэ и его тёплые объятия.
========== Часть 3 ==========
«Прошло уже много времени. Я привык к тебе и той обстановке, в которой мы находимся.»
В комнате было душно. Тускло горел свет ночника, озаряя лишь часть помещения, чтобы не тревожить больные, уставшие глаза. Донхэ было до слёз обидно. Неужели он заболел перед самым камбэком? Неужели он подвёл Хёкджэ?
Больше всего в жизни он боялся подвести этого парня. Весь день он мечтал провести вечер наедине со старшим, а в итоге… Он был один. Хёкджэ был где-то в общежитии, пока сам Донхэ пытался улечься на кровати так, чтобы спина не болела. Простыни давно нагрелись от тела. Плохо… Очень плохо.
Сейчас Донхэ чувствовал себя брошенным ребёнком, но он не смел даже вслух произнести свои «хочу» и «мне надо.».
Став человеком, Донхэ болел лишь раз. И тогда он понял, что это совсем не то, что он хотел бы испытывать. Тогда, будучи ещё трейни, они собрались с ребятами и гуляли всю ночь. На дворе стояла поздняя осень, а по венам лился юношеский максимализм, которым Донхэ быстро заразился, оказавшись с теми, кто хорошо к нему отнёсся.
Дверь скрипнула, пропуская в комнату полоску света из коридора. В проёме показалась лохматая макушка, а затем и сам Хёкджэ с двумя коробками пиццы и несколькими лоточками сверху.
Тихо ворча себе под нос, и закрывая ногой дверь, чтобы не слышать пьяные крики Хичоля с кухни, Хёк сгрузил свою ношу на письменный стол, ловко сдвигая все бумажки на край, а потом подошёл к кровати, присаживаясь.
— Не спишь? Как ты себя чувствуешь? Я принёс нам покушать. Там пицца, рамён и кимчи. Думаю, нам этого хватит с тобой на вечер.
Хёкджэ не хотел оставлять младшего без долгожданного времяпровождения, поэтому подсуетился, заранее заставив Донхэ выпить жаропонижающее, чтобы тому стало легче.
Младший удивлённо посмотрел на Хёкджэ из-под одеяла, расплываясь в довольной улыбке. Температура температурой, а кушать хочется всегда.
— Уже получше, спасибо. Мы… Правда проведём вечер как и планировали?
— Конечно! Какой фильм хочешь посмотреть? Титаник, или что-то более весёлое?
Хёкджэ мог и не спрашивать, зная, что выберет Донхэ, но ради интереса всё равно спросил.
Кассета с записанным когда-то Титаником была уже затёрта до дыр, и хотя Хёкджэ мог по памяти воспроизвести все диалоги, он исправно смотрел, не отвлекаясь. Он знал, как это важно для Донхэ, который всегда смотрел этот фильм, как в первый раз, с открытым ртом и смущением на откровенных сценах.
Хёкджэ вспомнил, как впервые познакомил Донхэ с кинематографом в принципе. Это было странно, ведь в голове у мальчишки не укладывалось как можно не знать вообще что такое кассетник и DVD проигрыватель или как записывать фильмы на кассеты. В тот же момент в светлую юную голову закрались нехорошие мысли о семье младшего.
В начале этого долгого пути Донхэ метался, сомневался, боялся, и чувствовал себя зашугано. Как-то даже Хёкджэ спросил: «Тебя бьют родители?». Это было так странно, так неожиданно и так… Болезненно, что падший ангел даже заплакал. Родители не били, родители отказались от него и забрали самое ценное что у него было в прошлой жизни, а теперь. Его драгоценность сидела перед ним, уплетала за обе щеки пиццу и пародировала голоса актёров, пересказывая давно выученные диалоги.
Донхэ не знал как себя вести, что говорить, как смотреть. Он не знал, что ему нравится, а что нет. Ничего не знал. А на вопрос, когда у него день рождения, решил отвечать, что то самое злополучное 15 октября, когда он пал с небес.
