В конце концов Энтони сел за «Путь очищения» святой Терезы. Когда спустя час вошел Брайан, он добрался до Молитвы Успокоения.

– Занят? – спросил Брайан.

Энтони отрицательно покачал головой.

Брайан сел рядом.

– Я п-пришел, ч-чтобы па-аосоветоваться, не надо ли что-нибудь еще приготовить на завтра. – На следующий день в Оксфорд собирались приехать миссис Фокс и Джоан Терсли, и мистер и миссис Бивис. Брайан и Энтони решили занимать их совместно.

Рейнвейн или сотернское? Омаровый майонез или холодный лосось? И что лучше всего делать во второй половине дня, если пойдет дождь?

– Ты идешь сегодня к фабианцам⁷? – спросил Брайан, когда друзья обсудили планы на следующий день.

– Конечно, – ответил Энтони. В тот вечер должны были состояться выборы президента на следующий семестр. – Будет открытый бой между тобой и Марком Стейтсом. Вам понадобятся все голоса, которые вы…

Брайан перебил его:

– Я уступаю.

– Уступаешь? Почему?

– По разным причинам.

Энтони взглянул на него и покачал головой.

– Не могу сказать, чтобы когда-нибудь мечтал об избрании на руководящую должность, – сказал он. – Не могу вообразить ничего более утомительного, чем председательствовать в какой-нибудь организации.

Даже в принадлежности к какой-либо организации нет ровным счетом ничего хорошего. Почему кого-то нужно заставлять делать выбор, если он этого не хочет, зачем связывать себя принципами, если суть человека заключается в его свободе, зачем вступать в тесную общность с другими людьми, когда почти всякий предпочтет действовать в одиночку; зачем связывать себя обещаниями быть в определенное время в определенном месте? Брайан с огромным трудом убедил его вступить в «Фабианское общество»; до всех остальных Энтони вообще не было дела.

– Это невыносимо скучно, – настаивал он на своем, – но если уж ввязался в это дело, то зачем уступать?

– Из Марка п-получится л-лучший президент, чем из меня.

– Более грубый, если я правильно понял, что ты имеешь в виду.

– К-кроме т-того, ему очень х-хочется быть избранным, – начал было Брайан, но осекся, почувствовал угрызения совести. Энтони может подумать, что он осуждает Марка Стейтса, присваивает себе право покровительствовать ему. – Д-дело в том, ч-что он з-знает, что сп-правится с р-работой в‑великолепно, – быстро заговорил Фокс. – А в‑вот я… В общем, я н-не вижу п-почему…

– В действительности ты просто хочешь ублажить его.

– Н-нет-и-нет! – в полном замешательстве воскликнул Брайан. – Только не это.

– Петух на навозной куче, – продолжал Энтони, не обращая внимания на протест Брайана. – Петухом ему и быть – даже если это наимельчайшая фабианская навозная куча. – Он расхохотался: – Бедняга Марк! В какое отчаяние он придет, если не сможет занять свою навозную кучу! К счастью, я предпочитаю книги. – Он с чувством хлопнул ладонью по святой Терезе. – И все же я не хочу, чтобы ты сдавался. Я бы умер со смеха, если б увидел, как Марк притворяется, что ему не придет в голову протестовать, если ты его побьешь. Кстати, – продолжал он, – ты читаешь газеты после голосования?

Почувствовав облегчение от перемены темы, Брайан кивнул.

– О син…

– О чем, о чем?

– О синд-дикализме⁸.

Оба рассмеялись.

– Испытываешь странное чувство, – сказал Энтони, отсмеявшись, – если начинаешь думать о том, что простой разговор с социалистами о грехе должен казаться… ну… опасным, что ли. Грех… социализм. – Он покачал головой. – Это все равно что пытаться случать утку с зеброй.

– О грехе м-можно говорить, если начать с-с другого конца.

– С какого конца?

– С общественного. Обустроить все общество т-так, ч-чтобы невозможно было г-грешить.

– Ты действительно честно думаешь, что можно построить такое общество?

– В-возможно, – с сомнением сказал Брайан, подумав, что социальные перемены вряд ли освободят даже его самого от порочных желаний. Эти перемены вряд ли способны и как-то ограничить эти желания, если не считать каких-то узких, строго оговоренных рамок. Он покачал головой. – Н-нет, н-не знаю.

– Не думаю, что тебя хватит на большее, чем просто переводить человеческие грехи из одной области в другую. Мы, кстати говоря, уже сделали это. Возьми, например, зависть и целеустремленность. Раньше они выражались посредством физической силы. Теперь мы реорганизовали общество так, что людям приходится выражать эти качества в рамках экономической конкуренции.

– К-которую м-мы с-собираемся уничтожить.

– И таким образом вновь ввести в моду физическое насилие, так?

– Т-ты на эт-то оч-чень надеешься? – спросил Брайан, смеясь. – Т-ты п-просто уж-жасен.

Наступило молчание. С отсутствующим видом Брайан взял в руки «Путь к совершенству» и, переворачивая страницы, прочитывал, выхватывая из текста, то строчки, то целые абзацы. Потом он со вздохом захлопнул книгу, положил ее на место и, покачав головой, сказал:

– Я н-не п-понимаю, п-почему ты ч-читаешь эту ч-чушь. Эт-то ж-же очевид-дно, что ты сам в н-нее н-не в‑веришь.

– Нет, я верю, – стоял на своем Энтони. – Не в ортодоксальном смысле, конечно. Это, безусловно, было бы полной бессмыслицей. Нет, я верю в факты и в фундаментальную метафизическую теорию мистицизма.

– Х-хочешь с-сказать, что, вступив в непосредственный союз с такой теорией, можно докопаться до истины?

Энтони кивнул головой.

– Самой ценной и значимой истины можно достичь только на таком пути.

Брайан несколько минут молча сидел, спрятав лицо в ладонях, уперев локти в колени и уставившись в пол. Потом он, не поднимая глаз, заговорил:

– М-мне к-кажется, что ты пытаешься с-служить и в‑вашим… и… н-н…

– И нашим, – подсказал Энтони.

Брайан кивнул.

– Т-ты используешь доводы скептицизма против религии, против идеализма в л-любом его проявлении, – добавил он, вспомнив о той язвительности, с которой Энтони воспринимал любое проявление восторга, которое считал избыточным. – А вот эт-то, – Брайан указал рукой на «Путь к совершенству», – ты используешь п-против научных аргументов, если это соответствует твоей к-к… – он не справился со словом «книга» и произнес: – к-казуистике.

Прежде чем ответить, Энтони раскурил погасшую трубку.

– Ну почему же не взять лучшее у обоих миров? – поинтересовался он, бросив спичку в камин. – У всех миров. Почему нет?

– Н-ну х-хорошо, а п-постоянство, ц-целеустремленность?..

– Я не ценю целеустремленность в людях. Мне больше нравятся сложные, но интегральные натуры. Я думаю, необходимо развивать все свои способности – все до единой, а не цепляться как осел за одну. Целеустремленность, – повторил он. – Устрицы целеустремленны. Муравьи в муравейнике целеустремленны.

– К-как и святые.

– Именно поэтому я и не желаю быть святым.

– Н-но к-как можно з-заниматься чем-либо, н-не имея определенной ц-цели? Это ж-же п-первая с-ступенька к успеху.

– Кто сказал тебе, что я собираюсь достичь успеха? – спросил Энтони. – Меня это совершенно не прельщает. Я хочу жить полнокровной жизнью. И я жажду познания. Если оно того требует, я весьма целеустремленно принимаю все условия его достижения. – Он указал чубуком трубки на гору книг на столе.

– Т-ты н-не примешь всех условий т-такого п-познания, – отозвался Брайан, вновь беря в руки «Путь к совершенству». – М-молитва, п-пост и т-тому подобное.

– Да, потому что это не знание, это некая разновидность опыта. Единственное существенное различие, которое имеет место в мире, – это различие между знанием и опытом. Между изучением алгебры и ночью с женщиной.

Брайан оставался серьезным. Не отрывая глаз от пола, он произнес:

– Н-не считаешь ли т-ты, что м-мистический опыт заставляет с-соприкоснуться с истиной?

– Как и ночные похождения.

– Неужели? – Брайану стоил некоторого усилия этот вопрос. Ему откровенно не нравился весь разговор, не нравился потому, что он был влюблен в Джоан, влюблен и все же (он ненавидел себя за это) желал ее, желал низко, по-плотски.