========== Проклятье чёрных роз ==========
В эту часть леса никто не ходил, ибо она считалась прóклятой. И не без причины – местность выглядела ужасно. Чего стоили одни только деревья – чёрные, лишённые листьев остовы, торчавшие из земли, словно скрюченные пальцы покойников, протянутые к небу в немой мольбе. Вот только небо не слышало их. Оно отгородилось от земли плотным покровом из кипящих облаков. Тяжёлые и мрачные, они стремительно неслись вдаль, претерпевая причудливые превращения. Свирепствующий в вышине ветер лепил их, сплавляя воедино и вновь разрывая на кусочки, из-за чего облака ежеминутно меняли свои очертания. В их туманных завихрениях то и дело проглядывали пугающие образы, и всякий, кто осмеливался поднять взгляд, неизменно оказывался загипнотизирован ими.
Свет бессилен был пробиться сквозь вихрящуюся пелену плотных туч, а потому край этот окутывали пасмурные сумерки. И мёртвая тишина. Воздух вокруг словно загустел от напряжения, из-за чего казалось, что на землю вот-вот упадут первые капли дождя. Жаль только, что никакой дождь не способен был напитать влагой мёртвую почву. Некая невидимая сила так иссушила её, что она покрылась толстой растрескавшейся коркой. При этом чёрные линии расколов на её поверхности образовывали характерный узор из многоугольников. Редкие, чахлые кустики с превеликим трудом пробивались сквозь твердую, как доска, корку грунта, однако как и деревья они тоже давно были уже мертвы. Жизнь покинула этот безрадостный край, оставив его во власти тьмы и безмолвия.
Смерть безраздельно властвовала здесь и все, в ком ещё теплилась жизнь, стремились убраться подальше. Все, кроме одинокого путника, неспешно прокладывавшего путь по неверным тропам омертвелого леса. Облачённый в дорогие, чёрные одежды, он был высок, статен и странно уверен в себе. Его не беспокоила не общая мрачность пейзажа, ни жуткие силуэты деревьев, обступавшие дорогу сплошной тёмной стеной, ни даже бурлящее водоворотами небо над головой. Дорогие, замшевые сапоги наступали на трещины, изрезавшие измученной засухой почву с истинно-аристократической лёгкостью. Незнакомец двигался и вёл себя так, будто ничто в мире не могло остановить его, и при этом на удивление гармонично вписывался в окружающую эстетику мёртвой природы.
Не в последнюю очередь потому, что и сам был мёртв. Ни расшитый витиеватыми узорами, бархатный кафтан с высоким воротником, ни наброшенная поверх накидка с глубоко надвинутым капюшоном не могли скрыть болезненную тонкость его фигуры. А серебряная филигрань вышивки, оживлявшая мрачную, цветовую гамму и, одновременно, дававшая намёк на богатство и благородное происхождение, бессильна была отвлечь от истинной природы незнакомца, оказавшегося живым мертвецом. По сути, он являл собой скелет, с выбеленными и чуть ли не отполированные до глянцевого блеска костями разряженный в богатые, франтовые одежды. И несмотря на то, что на их гладкой поверхности не осталось ни следа сухожилий, они всё ещё соединялись друг с другом, непостижимым образом сохраняя устойчивое положение. При этом суставы жутко щёлкали и скрипели во время каждого движения.
В тени капюшона скалился гладкий и голый череп, провалах глазниц которого горели маленькие красные точки. Крохотные огоньки, менявшие своё положение всякий раз, когда мертвец переводил взгляд, чтобы полюбоваться изменчивостью узоров, рождённых причудливыми переплетениями бледного света и ломаных теней, или заинтересовывался деревом, выгнутом какой-нибудь особенно необычным образом. Окутанный сумерками лес вокруг казался бесконечным, и многие из тех, кто отваживался войти под его сень, быстро теряли ориентиры и, не в силах выбраться из западни, заканчивали свои жизни под корнями одного из деревьев.
Однако Дэйрэкс оказался не так прост. Будучи волшебником, променявшим жизнь на потенциально-бесконечное существование в форме ожившего мертвеца, он без труда видел струйки тёмных заклятий, коварно вплетающихся в тропинку у него под ногами. Именно они и сбивали путников с толку, мешая найти путь к сердцу леса или выбраться из него. Но если для простых смертных даже это простенькое колдовство являлось непреодолимым препятствием, то лич же практически не замечал его. Он просто шёл вперёд, шелестя складками одеяния в стоявшей вокруг мёртвой тишине, и в конце концов вышел к особнячку, затерянному посреди лесов.
Двухэтажный, с двускатной крышей и несколькими флигелями он выглядел достаточно солидно, чтобы называться дворцом. Маленькие башенки по краям только усиливали это сходство, как впрочем и ряды стрельчатых, витражных окон. Каждое из них было украшено изображением готических роз, торжественная красота которых идеально сочеталась с архитектурным стилем постройки. Выполненные в траурной цветовой гамме цветы были окружены подобием морозных узоров, созданных с помощью матирования{?}[Матирование – процедура, противоположная полировке и придающая стеклу шероховатую непрозрачность.], способного превратить обычный витраж в роскошное и дорогое украшение. Фасад здания вообще был богато украшен высокими треугольными ви́мпергами{?}[Ви́мперг (нем. Windberg – защита от ветра) – высокий, остроконечный декоративный фронтон, завершающий оконные проёмы готических зданий.], обрамлявшими стрельчатые арки архиво́льтами {?}[Архиво́льт (лат. arcus volutus – «обрамляющая дуга») – наружное обрамление арочного проёма.], резнымии тимпанами и ступенчатыми фризами{?}[Фриз – декоративный орнамент в виде горизонтальной полосы, окаймляющий верхнюю часть стены здания.].
Пожалуй, он производил бы даже приятное впечатление, если бы не был окружён похожими на скелеты деревьями. Лес подступал практически к самым стенам дворца и никому не было до этого никакого дела. Запустение властвовавшее над ним, как и над всем в этих землях, ощущалось здесь буквально во всём. В обилии мха, которым поросла черепица, в том, как потемнела от времени каменная кладка стен, и даже в количестве чёрных, безлистых ветвей, переплетение которых частично закрывало фасад.
Тьма будто опутала особняк. Красота здесь переплелась с ужасом, а жизнь – со смертью. Миновав кованые решетчатые ворота, увенчанные наконечниками-пиками, лич направился в сторону густо-разросшегося розария. Единственного места, пышущего яркой, противоестественной жизнью. Природа вокруг была мертва на многие мили, но здесь, в узком пространстве между железной оградой и стеной, зелень процветала, разрастаясь обильно и густо. Структура этого маленького сада была строго геометрической, а клумбы с высаженными на них кустами, располагались в шахматном порядке. Когда-то за ними следили, тщательно подстригая чтобы придать необходимый вид, но сейчас всякое подобие формы было потеряно. Жизнь восторжествовала над порядком, навязанным ей людьми.
Проходя мимо цветущих зарослей, так и норовивших зацепиться колючками за его свободные одежды, живой мертвец любовался распускающимися бутонами прекраснейших в мире цветов. Чёрные, как сама смерть, они выглядели красивыми и зловещими. Сгустки ночного мрака на фоне изумрудной листвы. Их бархатные лепестки сверкали алмазами капель утренней росы, источая благоухание. Тяжёлый, приторно-сладкий аромат, который Дэйрэкс не мог ощутить из-за отсутствия носа, хотя и превосходно себе представлял.
Ну ещё бы, кому, как не мертвецу было знать тревожащее благоухание смерти? Чёрные розы, произраставшие в этом саду, были красивыми, чарующими и совершенно неоднозначными цветами. Большинство обывателей считали их символом печали и смерти, однако люди, более близкие к оккультным наукам, понимали, что чёрный цвет – это ещё и цвет таинственности, волшебства и магии. Не даром же чёрную розы применялись в ритуалах и магических действах. К тому же, по мнению Дэйрэкса, мрачные цветы были также и воплощением изысканности, изящества и элегантности. Совсем как хозяйка сада, навестить которую он и пришёл этим утром.
Безошибочно найдя путь в цветущем лабиринте, мёртвый волшебник вышел на расчищенную от растений площадку с парой кружевных скамеек, расположенных вокруг расколотой чаши пересохшего фонтана. Особа, с коей он так тщился свести встречу, примостилась на одной из них и задумчиво вертела в руках только что сорванную розу, бархатистые лепестки которой были чернее самой безлунной ночи. «Прекрасный цветок для прекраснейшей из прóклятых» – подумал про себя Дэйрэкс, откровенно любуясь ею.
