Северус кивнул.

«Пошли», - бросил Том через плечо Гермионе, которая выглядела совсем потерянной, и не оглядываясь поднялся наверх.

***

Пропуская Грейнджер вперед, Том закрыл за собой дверь, наложил на нее заглушающие и отвлекающие заклинания, а потом повернулся и хищно посмотрел на напуганную девочку, которая снова не знала, куда себя деть. Почти не глядя, Том взмахом палочки развел под котлом маленький огонь и прошелся по комнате взад-вперед.

Эта постоянная сублимация не доведет его ни до чего хорошего. Когда-нибудь он, наконец, убьет этого раздражающего мальчишку, он будет смаковать его страдания, а может, сделает все быстро и изящно. А пока ему хотелось разгромить всю комнату, весь замок, да на худой конец хотя бы просто разбить что-нибудь, и он ограничился тем, что швырнул какое-то первое пришедшее ему в голову разрушающее заклинание в дальний конец комнаты, отчего одна из раковин шумно разлетелась на куски, а на пол потекла вода. Гермиона зажмурилась…

========== Последний ингредиент ==========

…Гермиона зажмурилась. Она мечтала провалиться сквозь землю, жалела, что она не анимаг и не может превратиться во что-то маленькое, уползти и схорониться где-нибудь в щели между полом и дверным косяком, надеялась хоть как-нибудь исчезнуть из его поля зрения, поскольку ждала, что следующее заклинание полетит в нее.

Том Риддл ходил взад-вперед, отражаясь сразу во всех многочисленных зеркалах над умывальниками, и то, насколько он зол, Гермиона практически чувствовала кожей. Она не успела понять, что именно его так сильно взбесило: Гарри или ее неосторожная фраза, или вся ситуация в целом. Она знала только, что ей очень-очень страшно, так страшно, как не было ни в этом году, когда она шла из библиотеки со знанием о Василиске и заглядывала за углы с помощью карманного зеркальца, ни в прошлом, когда они с Роном и Гарри пытались помешать Снейпу добраться до Философского камня.

Она больше не думала о нем, как о простом семикурснике; эта мысль показалась ей теперь такой наивной и детской, что она подсознательно понадеялась, что Темный Лорд никогда в жизни ее не читал и не прочитает. Она даже перестала мысленно называть его именем «Том». Конечно же, он никакой не Том. Он Темный Лорд.

- Твой драгоценный Поттер в огромной опасности, - сообщил он ледяным тоном, в очередной раз проходя между Гермионой и котлом, где снова закипало зелье. Она постаралась взять себя в руки, и почему-то вдруг решилась ему ответить. Впоследствии пытаясь вспомнить и проанализировать каждую секунду этого дня, каждую фразу этого короткого разговора, она и сама не знала, откуда взялась в ней эта решимость, как она вообще осмелилась вступить с ним в диалог в тот момент, когда он от ярости готов был разрушить весь замок.

- Почему ты просто не можешь оставить его в покое? Зачем тебе убивать его?! – спросила она вдруг, понимая, насколько глупо это звучит, и даже не ожидала ответа, но темный волшебник, чье настроение, кажется, постепенно начало приходить в норму, все же ответил.

- Это сложно, ты вряд ли поймешь мои мотивы. Можешь считать, что таким образом я сохраняю мировой баланс, - усмехнулся Том. - А может, он просто мне не нравится.

- Он не сделал ничего плохого! – воскликнула Гермиона. «Кроме того, что стал причиной его падения 13 лет назад», - услужливо пропел ей тут же внутренний голос.

- Это ты так думаешь, - спокойно сказал Том, останавливаясь у котла и глядя на бурлящее варево. Гермиона понадеялась, что ее внутренний голос остался неуслышанным. - Его проблема в том, что он просто родился. Он мне мешает. Этого достаточно. И вообще, не понимаю, что ты нашла в нем? Что в нем есть такого, что заставляет тебя помогать ему? Быть его другом, - он вложил в это слово максимум презрения и посмотрел на Гермиону. - Ты же умнее.

Сердце сделало сальто в груди. Ей не послышалось? Темный Лорд считает ее… умной?

- Да, девочка, только когда ты не мямлишь, - хмыкнул Том и произнес какое-то заклинание над зельем, после чего от котла пошел легкий сизый пар.

Гермиона вообще-то не сильно была подвержена саморефлексии, но именно в этот момент вдруг решила спросить себя, а что это за странное оцепенение возникает в ней каждый раз, когда этот темноволосый слизеринец с идеальными чертами лица говорит ей что-то, обращается к ней непосредственно, да и вообще находится рядом. Почему она теряет дар речи, она, которая на любом уроке готова ответить на любой вопрос любого преподавателя, даже если ее не очень-то об этом и просят? Неужели она так сильно его боится? Гермиона вообще никогда не считала себя трусихой. А может это что-то другое? Где вообще проходит грань между страхом и восхищением, и должны ли эти понятия быть взаимоисключающими? И почему об этом надо думать именно сейчас и нельзя было делать этого в одиночестве?! Девочка украдкой взглянула на юношу, надеясь, что он этого не заметит. Но он смотрел на нее в упор и (в этот момент Гермиона мысленно чертыхнулась) усмехнулся, но ничего не сказал.

***

Следующие пять минут прошли в гробовой тишине, Гермиона старалась не смотреть в сторону котла и пыталась очистить разум от всех мыслей. Получалось плохо. В реальность ее вернул насмешливый почему-то голос Тома.

- Почти готово. Остался последний ингредиент, - он взглянул на нее выразительно, и она поняла, что вот-вот настанет тот момент, которого она подсознательно ждала и из-за которого ужасно волновалась. Она знала, что это за ингредиент, Том упоминал о нем, когда рассказывал ей о зелье в библиотеке вчера ночью. «Кровь слуги, отданная добровольно». Вчера она почему-то не придала этому значения; несмотря на пытливый ум, ей и в голову не пришло тогда задуматься о том, кого он имеет в виду, кого он видит в этой роли; девочке, не представлявшей, что на уме у ее таинственного собеседника, казалось, что это должен быть кто-то из верных ему Пожирателей смерти. Но Том явно не планировал никого больше привлекать к своему плану; время шло, они так и оставались вдвоем в туалете для девочек на третьем этаже. За окном постепенно темнело.

И Гермионе вдруг все стало очевидно, и она, неожиданно для себя, вдруг совсем успокоилась. Никого, кроме нее, и не должно было быть. Том смотрел на нее, слегка наклонив голову, терпеливо ожидая от нее чего-то, видимо, какого-то ответа или решения. Это было странно и непохоже на него, но Гермиона решила об этом не задумываться. Формулировка, конечно, была неприятной, но, возможно, в ней-то все и дело. «Кровь слуги, отданная добровольно». Ну конечно, он не мог ничего от нее требовать, иначе зелье могло не сработать! Важно было сделать это добровольно. И Гермиона поняла, что она сможет это сделать.

Только вот вопрос: ради спасения Джинни или просто потому что Тому это было нужно. Она запоздало кивнула.

- Скажи, когда будешь готова, - Том читал ее мысли уже совершенно очевидно, его реакция на ее мыслительный процесс в этот раз была практически написана на его всегда непроницаемом лице.

- Я готова, - еле слышно прошептала Гермиона и зажмурилась, не зная, что и как он будет делать дальше. Ей было почти все равно, что в этот момент она выглядит глупо, она просто не могла заставить себя посмотреть на него еще раз, мечтая о том, чтобы все это побыстрее закончилось. И вдруг почувствовала - скорее почувствовала, чем услышала, - что он совсем близко. Он подошел почти вплотную и взял ее руку. И в этот момент Гермиона вся превратилась в ощущения, хотя на долю секунды и приоткрыла глаза, но тут же снова зажмурилась. Он него пахло чем-то приятным – какими-то свежими травами и почему-то новым пергаментом… Закатав рукав ее мантии, он легонько провел пальцем по внутренней нежной части ее предплечья (Гермиона вздрогнула), как будто выбирая, где сделать порез. Закусив губу, девочка снова посмотрела в его лицо. Он был сосредоточен, и было совершенно невозможно даже предположить, о чем он думает, изучая ее руку. Потом Том Риддл осторожно опустил рукав (зачем? Гермиона не решилась спросить) и вытащил нож. Она наблюдала за происходящим как в замедленной съемке.