Все стиралось, превращалось в воспоминание. Странное, какое-то не совсем реальное. Все в прошлом. И только тонкий шрам на предплечье был красноречивым напоминанием о вчерашнем дне — интересно, не за этим ли Том оставил ей его? Чтобы она всегда помнила. Гермиона поднесла руку к лицу, стараясь лучше рассмотреть тонкие белые буквы в утреннем свете. «Грязнокровка». Вот кто она. И, черт возьми, Гермиона гордилась этим. (В мысли закралось и другое странное подозрение: не оставил ли он это напоминание для себя?)

В дверь вдруг постучали — аккуратно, тихо, будто боясь разбудить.

— Да? — отозвалась Гермиона, судорожно опуская рукав халата (в голове пронеслась ненужная аналогия с Пожирателями смерти, прятавшими свои Черные метки). Вышло как-то хрипло. — Да, входите! — повторила она, прочистив горло. Дверь приоткрылась, и в комнату заглянул Гарри.

— Я войду? — спросил он негромко.

— Да, конечно, Гарри, — ответила она, немного робея, но постаравшись взять себя в руки. В конце концов, он ее лучший друг. Все должно встать на свои места.

— Ты в порядке? — тихо спросил он. Гермиона кивнула. — Ты не пострадала? Ну, пока нас не было… Они пытали тебя.

— Нет. Почти не пострадала, — она неосознанно потерла предплечье. — Вы успели вовремя, — уже тише произнесла гриффиндорка, осознавая, что это действительно является правдой. Помедли они еще хоть немного, и кто знает, чем бы все это кончилось.

Гарри несколько секунд смотрел на подругу испытующе. Она ждала новых вопросов, но он медлил, будто собираясь с мыслями. Она уже собиралась было нарушить затянувшееся молчание сама, но Гарри произнес:

— Я… ты знаешь, Гермиона, я буду честен: я не знаю, что и думать, — он отвел взгляд. — Поэтому просто поверю в то, что ты скажешь. Ты всегда была самой умной из нас.

Немного помолчав и глядя куда-то на свои руки, он продолжил:

— Правда. То, что произошло за эти сутки… Слишком много событий. Слишком много потрясений. Мне… нужно хоть какое-то объяснение.

— Это тот случай, когда я тоже не знаю, что думать, Гарри, — ответила она почти шепотом, и, без сомнения, это была чистая правда. — У меня нет объяснения. Я думала, это медальон, но… — она замялась, не зная, как продолжить. «Но» что? Но это на самом деле не медальон, а сам Темный Лорд вызывает у нее мурашки по коже, которые, будем честны, никак не связаны с повсеместно внушаемым им страхом? Или «но» — он, Темный Лорд, какого-то черта не дал Беллатрисе пытать ее, а еще — спас из-под падающей люстры? И, Мерлин, целовал ее, грязнокровку, как в последний раз в жизни?

— Ты же понимаешь, как это выглядит? — спросил Гарри, оторвавшись от созерцания своих рук. — Да, медальон оказал свое негативное влияние на нас на всех, но… — он взглянул, наконец, Гермионе в глаза. — Тогда, с люстрой… Просто скажу, что на какое-то мгновенье мне показалось, что Том Риддл боится тебя потерять.

«Да, Гарри,» — хотелось закричать Гермионе. — «Да, и мне тоже так показалось! И, Мерлин, я вижу всему этому одно-единственное объяснение, но если я произнесу это вслух, ты решишь, что я свихнулась!» Но вместо этого, взглянув на Гарри, она твердо произнесла:

— Я представляю, как это выглядит. И у меня нет этому никакого объяснения. Просто хочу, чтобы ты знал. Что бы там ни думал и ни планировал… лорд Волдеморт, я никогда, — никогда, слышишь? — не предам тебя. Я буду с тобой до самого конца, Гарри.

Видимо, было что-то в ее тоне такое, что Гарри выдохнул, заметно успокоившись, и, к удивлению Гермионы, не задал больше ни одного вопроса о событиях прошедшей ночи.

— Хорошо, — с серьезным видом кивнул Поттер, вставая. — Спасибо. Тогда… я пойду. Времени у нас очень мало. Мы ждем тебя к завтраку, — он задержался у дверей. — А потом мне нужно будет поговорить с Крюкохватом и мистером Олливандером. Хочу, чтобы вы с Роном тоже присутствовали. И, Гермиона, — он вдруг повернулся к ней и порывисто обнял, прижав к себе крепко и искренне и прошептал ей на ухо: — Я рад, что с тобой все в порядке.

— Спасибо, Гарри, — ответила она куда-то ему в плечо, подавив всхлип. Гарри тепло улыбнулся на прощание и вышел.

Гермиона впервые за долгие месяцы почувствовала себя по-настоящему счастливой. На душе разлилось приятное тепло, ведь все, наконец, вернулось на круги своя. Она была безмерно благодарна Гарри за весь этот разговор, за его веру в нее (ведь на какую-то ужасающую секунду, вспомнив в очередной раз, она начала сомневаться в себе сама). Новый день наступил, подарив новые надежды, стирая события темной ночи.

Она переоделась в свою одежду, которую нашла на стуле заботливо выстиранной и выглаженной, и, схватившись за дверную ручку, собралась было выйти, чтобы спуститься на завтрак, как вдруг ее отвлек резкий и настойчивый стук в окно.

Гермиона обернулась. За стеклом, в лучах взошедшего солнца вырисовывался четкий темный силуэт большой растрепанной птицы: приглядевшись, девушка с удивлением обнаружила, что это филин. Первой мыслью было, что корреспонденция логично предназначается хозяевам дома, но при более близком рассмотрении оказалось, что это не просто филин, а почтовая птица Драко Малфоя. Что за…?

С замиранием сердца гриффиндорка открыла окно шире, впуская почтальона в комнату. Недовольно ухнув, филин выпустил из клюва конверт, на котором красовался вычурный малфоевский герб, но улетать почему-то не торопился, будто ожидая, когда Гермиона прочтет письмо. Дрожащими руками она с трудом вскрыла конверт: из него выпал маленький кусочек пергамента. Аккуратный убористый почерк, так похожий на ее собственный, был Гермионе незнаком, но она нутром почувствовала, кто именно отправил письмо. Послание было коротким. Задержав дыхание, Гермиона прочитала:

«Ты все равно никуда от меня не денешься.

P. s.: надеюсь, филин не потерял ее по дороге. И не стоит благодарности, Гермиона Грейнджер.

Т. Р.»

«Ее»? ..

Гермиона увидела, что, действительно, к лапке филина привязан холщовый мешочек, который она почему-то сразу не заметила. Развязав его, она на секунду не поверила своим глазам. Ей на колени выпала волшебная палочка, ее палочка, купленная много лет назад в лавке Олливандера: десять и три четверти дюйма, виноградная лоза и сердечная жила дракона! Она узнала бы ее где и когда угодно. Но… Гермиона была совершенно уверена, что палочка утеряна навсегда, так и сгинула без следа, когда ее обезоружили еще в лесу. Вечность назад. Он вернул ей ее палочку… С ума сойти. Гермиона закрыла глаза и постаралась успокоить дыхание. Губы сами собой растянулись в непрошеной улыбке. Разум подсказывал: надо срочно сказать Гарри и Рону, что здесь больше не безопасно, откуда-то же «Т. Р.» узнал, куда отправить письмо, надо немедленно показать друзьям записку, надо… Но именно в эту самую секунду она почему-то представила, как Том произносит это «Не стоит благодарности» — надменно, с полуухмылкой наклонив голову, — и ей захотелось просто замереть и улыбнуться.

Поняв, что ответ отправлять никто не собирается, филин ухнул и, недобро глянув на Гермиону, вылетел в открытое окно. А она скомкала записку и спрятала в карман джинсов, не зная толком, что будет с ней делать; взглянула в окно, где уже высоко взошло яркое солнце, и, проводив взглядом стремительно удаляющуюся птицу, быстро вышла из комнаты, по-прежнему улыбаясь. Наступил новый день.

FIN