В конце статьи мелким шрифтом было примечание, что полиция уже поймала и назвала имя преступника, а также, что глава уголовного розыска и суперинтендант, возглавлявший отдел Н, отправились в долгий отпуск, и дело передано главному инспектору Скотланд-Ярда.

Скептически усмехнувшись над написанным, я положил газету обратно во все еще протянутую руку мальчишки и посмотрел на часы, висящие над входом в ресторан. Стрелки показывали без пяти минут двенадцать, но Клаудия, которая никак не могла принять, что единственное связующее звено между нами – это наше общее прошлое, не появлялась.

В ожидании женщины я оперся на зонт, слегка откашлялся, почувствовав сухость в горле, и предался спокойному созерцанию бушующей жизни вечно спешащих и занятых людей.

Каждый раз, как только в поле моего зрения попадала мисс Дю Пьен или кто-то упоминал в разговоре ее имя, в памяти всплывали болезненные воспоминания о моей ненаглядной Шарлотте. Помимо прочего, я полностью ограничил общение с врачом не из-за возникшего сложного положения, в котором оказался, а из-за ее манеры вмешиваться в чужие дела и всячески позволять себе говорить колкости в адрес моей бывшей супруги, ибо они были неправдивы настолько, насколько это возможно.

Клаудия любила красиво жить и, не изменяя своим предпочтениям, выбрала заведение, где проводили свое свободное время семьи из сливок общества и где с большой вероятностью можно было повстречать мистера Мура, бывающего здесь каждое утро со своей нелюбимой женой и тремя детьми.

Мужчина всегда приглашал меня разделить с ним завтрак и сильно расстраивался, когда я не принимал его предложения, ссылаясь на несуществующие дела. Остатки моей сохранившейся совести не позволяли мне в полной мере пользоваться его добродушием, ведь я ничего не мог предложить взамен и иногда намеренно скрывался от общения и встреч с ним.

Ровно в двенадцать дня напротив ресторана остановился старый экипаж, из дверей которого неуклюже вышла мисс Дю Пьен. Она поправила кружевные митенки, затянула потуже хвост роскошных русых волос и изобразила приветливую улыбку, больше похожую на хищный оскал.

Я невероятно изумился, увидев женщину в ее любимом платье. Помнится, последний раз Клаудия была в подобном наряде, подчеркивающем остатки ее женской красоты, года два назад, когда мы проиграли в покер ее колье, бриллиантовые серьги и тысячи фунтов на очередном пышном вечере, что стало дурным знамением черной полосы в моей жизни.

– Вы будто вечность не спали. Что с вашим внешним видом? – поинтересовалась мисс Дю Пьен. – Неужто опять развлекались по пабам в компании мистера Мура?

– Нет. Знаете, в последнее время одолевает кашель. Не сильный, но такой надсадный.

– Вам следует подумать над своим образом жизни и пересмотреть приоритеты, – ответила она, застегивая пуговицы моего пальто. – Не волнуйтесь, если вы вдруг сыграете в ящик от туберкулеза или пневмонии, я достойно похороню ваше небезгрешное тело, а на могильной плите выгравирую эпитафию: «Я же говорила!».

– Спасибо, – усмехнулся я, открывая перед ней дверь и пропуская вперед себя. – Одной проблемой стало меньше.

В ресторане – одном из старейших в этом районе – на протяжении долгих лет готовил мэтр кулинарии, по совместительству являющийся совладельцем данного заведения и представляющий из себя ярого патриота. Здесь официанты – чистокровные британцы, а ингредиенты – отечественные, отчего цены были выше в несколько раз. Особая гордость заведения – мозаичный золотой потолок, о котором хозяин мог рассказывать все свободное время, стоило только заикнуться про это произведение искусства.

Делая заказ, я приметил в дверях пришедшего Бенедикта со всей семьей. Мужчина не увидел или сделал вид, что не заметил моего присутствия, чего не скажешь о его любимой племяннице, немедленно ринувшейся в направлении моего столика.

Женщина, приняв облик гневной валькирии, шла с криво поджатыми пухлыми губами, демонстрируя неумолимость и привлекая к себе внимание богачей, смотрящих на нее с приоткрытыми ртами.

– Какой же вы негодяй, мистер Брандт! – тихонько воскликнула Анна сквозь зубы, пригрозив своим тонким пальчиком. – Дядя всю ночь провел в беспокойстве и в ожидании вас!

Прежде чем заговорить, я в растерянности переглянулся с Клаудией, пришедшей в недоумение от происходящего, ведь мы оба понимали, что в здешнем змеином гнезде следовало вести себя незаметно и очень тихо, чтобы не стать объектом сплетен и слухов напыщенных, богатых джентльменов и леди, обладающих значительным количеством свободного времени и позволяющих себе тратить его на обсуждения отдельных личностей.

– Миссис Гамильтон, приношу свои извинения по поводу нервных переживаний вашего дяди, – недовольно прошептал я, – но у меня нет желания продолжать начатое вами выяснение отношений.

Женщина стиснула маленькие кулачки, поняв мой недвусмысленный намек, сердито произнесла что-то на родном языке, скорее всего угрозы или оскорбительные слова, и уже тихо, едва переставляя ноги и стараясь не привлекать еще большего внимания, вернулась обратно к столу, где сидел мистер Мур, здоровающийся налево и направо.

– Сделаю вид, что этого инцидента не было и мое настроение не испорчено, – сказала мисс Дю Пьен, поднося к губам чашку со свежезаваренным кофе.

– Неужели я не дождусь от вас иронических шуток и колкостей? Стареете, Клаудия.

– Все мы не молодеем, мистер Брандт. Эта женщина не похожа на вашу новую пассию, чтобы о ней спрашивать, да и вид у вас не настроен на мои бестолковые издевки.

– Ладно. Мы и так потеряли достаточно моего времени. Расскажите, что интересного вам удалось обнаружить на теле?

– У проститутки, кроме шейных порезов, нанесенных слева направо, имеется одна рваная рана на животе и четыре разреза на правом боку. Жертва не вырывалась, удар нанесли сзади и внезапно. Оружие, скорее всего, было не заточено. Возможно, тупой скальпель. Думаю, что стоит обратить внимание на хирургов, парикмахеров, мясников и на портных. Отсутствует клок волос, но в том месте уже есть небольшой пушок, значит, схватили ее за голову не вчера. На локтевом суставе имеется старый синяк. Все.

– Все? Нельзя было рассказать об этом вчера? Зачем вы намеренно притащили меня в местный серпентарий, зная о том, насколько тяжелым был мой последний год?

– Простите, мне просто хотелось побыть с вами подольше, поговорить, после долгой, вынужденной разлуки, – в смятении произнесла она, обхватив чашку двумя руками. – Все то время, пока мы не поддерживали общение, я бесконечно скучала, переживала за вашу жизнь, а вы бессердечно оставили меня полгода назад и даже не изъявили никакого желания сообщить о своем разводе и о скором отъезде из Лондона! Я же считала вас близким другом, почти старшим братом, мистер Брандт. Как вам было не стыдно так поступать со мной?

Я не решился ответить, и мисс Дю Пьен, не дождавшись взаимных слов в свою сторону, жалостливо посмотрела на Бенедикта, развлекающего своих младших детей и не обращающего внимание на старшую дочь и жену, после чего скривилась так, будто представила, что это ее отпрыски.

– Взгляните, Итан. Миссис Мур свою жизнь отдала уходу за детьми и их воспитанию. Все труды были напрасны, – тихо вздохнула женщина. – Двое скончались от холеры, Эбигейл медленно, но верно, теряет остатки рассудка, а Герман и Дакота просто слабы здоровьем. Когда я последний раз мельком видела растянутый живот Кэтрин, пока ей помогали застегивать корсет, и читала историю болезни, в моей голове все время появлялась мысль, что эта женщина рождена, чтобы родить. Потом такие личности винят детей во всех бедах.

– Вы до сих пор не поняли, что люди любят работать с последствиями, а не разбираться в причинах? – я скоро перебил женщину, не имея никакого желания принимать участие в обсуждении миссис Мур. – Не замечал за вами негативного отношения к детям.

От внутреннего, искреннего возмущения у Клаудии раздулись ноздри, она с силой сжала столовые приборы и впилась в меня своим негодующим взглядом исподлобья.