– Может быть, но мне это зачем? Мы в разных мирах живем и крутимся. Он влиятельный человек.
– Это плохо?
– Для меня – да. Зачем мне попечитель? Ну да, порой цепляют некоторые парни, и я понимаю, что был бы не против, но это парни из моего окружения, с ними легко. А тут соответствовать нужно, зачем мне это? Ты ведь знаешь, я здесь с определенной целью – заработаю на дом и аппаратуру и уеду, мне большего и не надо. К тому же большую часть суммы я уже заработал, дом фактически готов, внутрянка осталась… – Лерка задумался ненадолго, болтая чайной ложкой в остывающем чае. – Да и предложить им нечего, опыта у меня вообще никакого нет.
– Никто из тех, кто меня уже достал, не предлагает тебе секс.
Жанна словно шарик надувной сдулась. Открыла пачку с сигаретами и закурила. Лерка стащил у нее одну под ворчание: «Я тебя плохому научила».
– В общем, тут такое дело… Меня давно уже окучивают несколько человек, но я им столько гадостей про тебя наговорила, что некоторые отстали, но сейчас весеннее обострение у них, что ли? Не знаю. В общем, и старые заказчики активизировались, и один новый прибавился… Настырный до жути. Обещал мне рекламу своей французской гостиницы, понимаешь? За одно только свидание с тобой в ресторане, – голос Жанны становился все более извиняющимся. – Когда я начала ему объяснять, что ты девственник махровый и деревенщина, он пригрозил мне проблемами, и не то чтобы они меня пугали, но он с моим попечителем на короткой ноге… В общем…
Жанна рвано выдохнула, будто решаясь, и шлепнула себя по коленкам.
– В общем, может быть, ты все же сходишь с ним в ресторан?
– Кого ты имеешь в виду?
Что-то подсказывало Лерке, что это будет не интеллигентный Павел Петрович.
– Самсона.
Интуиция его не подвела…
Глава 3
Лер пришел пораньше и занял зарезервированный столик. Ресторан был красивым, дорогим, немного сказочным с этими своими уютными лампочками, с уединенными столиками на летней веранде. Сам ресторан прилегал к парку, по дорожкам которого сейчас блуждали редкие прохожие. Лер лениво крутил головой, пока взглядом не наткнулся на потрясающий белый рояль, и не какой нибудь там, а YAMAHA*.
Сглотнув набежавшую слюну, Лер почувствовал, как ладони буквально зачесались от желания прикоснуться к прекрасному шедевру, к тому же он пришел как минимум на полчаса раньше, специально чтобы меньше нервничать и осмотреться. Лер дождался, когда к нему подойдет официант, и выспросил у того разрешение сыграть на инструменте, заверив того, что закончил музыкальную школу с отличием. Официант удалился, чтобы посоветоваться с администратором, и пока его не было, взволнованный Лер искрутился в своем кресле, абсолютно забыв, для чего он вообще пришел в ресторан. Руки от волнения и будоражащего предчувствия мелко дрожали.
Наконец вернувшийся официант принес одобрение администратора и просьбу сыграть что-нибудь легкое для всех, кто находился в ресторане. Лер радостно закивал, судорожно стянув с запястья тяжелые часы, оставил свой пиджак на спинке кресла и сел за инструмент в белоснежной рубашке и отутюженных Жанной брюках.
Пальцы любовно огладили строгие клавиши, Лер на пробу наиграл легкий мотив и в блаженстве прикрыл глаза – звук был потрясающе чистым и глубоким. Руки сами собой запорхали над клавишами. Сначала был Бах и его нежность, потом Littlest Snow Angel Michele Mclaughlin и Spiritual Awakening. Мелодии переливались, порхая по притихшему ресторану и его завороженным обитателям, выливались на улицу и устремлялись ввысь. То слабая и нежная, то влюбленная и хрупкая, то светлая и яркая мелодия кружила, завораживала, раздвигала и расщепляла пространство, расширяя его и освобождая, оставляя всех и каждого наедине лишь с собой.
Рядом запела скрипка, Лер приоткрыл глаза и ответил на улыбку седой женщине в дорогом гарнитуре с прекрасной скрипкой в изящных руках. Не нужно слов, Лер имел прекрасный голос, но не пел, потому что зачем слова там, где есть скрипка и рояль? Лер закончил One Day Art Makos и бросил выразительный взгляд на пожилую леди, та, поняв его без слов, выбрала следующую композицию сама, и этот выбор был прекрасен, хотя администратор и просил легкую музыку, но не отказывать же талантливой леди в ее выборе, тем более Mother Michio Mamiya мало кого способна оставить равнодушным, особенно в таком чистом исполнении.
Лер едва касался клавиш, прислушиваясь к хрупкой, волнующей скрипке, которую неожиданно подхватила флейта. В первое мгновение Лер думал, что это в его голове, но, оказывается, прибыли постоянные работники ресторана, и один из них легко подхватил мелодию, и не сговариваясь, на единой охватившей всех волне вдохновения они сыграли волнующее произведение, аплодисментами взорвавшее зал ресторана.
Лер и его случайная напарница откланялись словно на концерте, он как настоящий джентельмен поцеловал леди руку и, забыв, для чего он вообще пришел в это заведение, собирался из него уйти и, если бы не оставленный на стуле пиджак так бы и поступил. Наткнувшись на сидящего за столом мужчину, Лер неловко замер, вспомнив, что он на свидании.
За окном стемнело и открытую веранду освещал теплый свет прозрачных, настольных светильников. Учитывая, что Лер пришел заранее, когда было еще вполне себе светло, то получается, что из реальности он выпал как минимум на час, а то и больше. С ним такое часто случалось, если он садился за инструменты. Обычно Лер их еще и настраивал не меньше часа.
– Извините… я совсем забылся. – Устав от тягостного молчания под внимательным, изучающим взглядом, Лер, продолжая стоять, принялся неловко оправдываться. Тем более в детстве ему часто влетало от деда за то, что тот мог послать его за чем-то домой, и Лер пропадал, наткнувшись на скрипку и увлекшись ею.
– Присаживайся, – мужчина махнул рукой на соседнее место, проигнорировав извинения. – В ногах правды нет.
Лер неловко плюхнулся в кресло и, наткнувшись взглядом на часы, принялся их теребить в руках, раздумывая, надеть или нет. Мужчина, сидящий напротив, не стремился сгладить неловкость, продолжая изучать смущенного юношу перед собой.
Спрятав руки под стол, Лер вскинул взгляд на мужчину и снова отвел. Вообще, сам Лер, несмотря на свой спокойный, уступчивый характер, не был стеснительным слабаком, но все, что касалось музыки, было его личной сокровенной откровенностью, которую он почти никому не показывал, разве что случайным людям, с которыми ему потом не придется сталкиваться, как с посетителями ресторана например, но когда свидетелем его музыкального таланта становился кто-то, с кем и дальше придется общаться, Лерке становилось жутко неловко, будто ему заглянули куда-то под кожу.
В такие моменты Лер чувствовал себя беззащитным, словно обнаженным, и эта его особенность исключала какие-либо публичные выступления и карьеру на музыкальной сцене. Единственное, что действительно прельщало Лера, это искусство композитора, и покупка качественных инструментов и оборудования – одна из целей, по которой он еще не уехал обратно в свою деревню в фактически достроенный дом, пусть и без внутренней отделки.
Еще больше Лерка не любил, когда ему говорили что-то вроде: "Красиво играешь". В такие моменты Лер бесился, потому что он не играл, а разговаривал. Просто на скрипке музыка не "красивая", она живая, нежная, приятная, мягкая, легкая, волнующая, радостная и горькая, какая угодно, но не просто "красивая". Для него лучше ничего не говорить, чем пытаться заполнить пустоту дежурными фразами.
Молчание затягивалось, и Лер начал паниковать и злиться.
– Что вы будете заказывать? – тихий голос официанта немного развеял неловкую атмосферу.
Мужчина сделал свой заказ и вопросительно посмотрел на Лерку.
– Что-нибудь с рыбой… Закажите на ваш вкус, я все равно не разбираюсь в подобном меню.
Лер передернул плечами и сел глубже в кресло, слегка обхватив себя руками за плечи, словно закрываясь, не понимая, что так выглядит трогательно беззащитным и от этого более соблазнительным. И пока не принесли заказ, за столом висела странная атмосфера. Лерка злился на себя из-за того, что отвлекся на рояль, и эта растерянность расшатывала почву под ногами. Улетучился характерный для Лерки пофигизм и спокойствие, а под изучающим взглядом вернуть его никак не выходило.