– Ты помнишь меня или мне представится?

– Самсон?

Мужчина улыбнулся.

– Да. Мое имя легко запоминают. Я так понимаю, концертная программа не входила в планы твоей начальницы?

Лер нахмурился, не понимая, к чему он ведет.

– Извините. Это случайно вышло, я раньше пришел и…

– Не извиняйся. Я не разбираюсь в музыке, скажем так, до этого дня я к ней был полностью равнодушен, но сегодня… – Мужчина задумчиво поболтал бокал с водой в руках. – Я посмотрел на нее и на тебя другими глазами. Теперь мне понятно, почему Жанна всем врет, что ты неотесанный деревенщина.

Лер нервно засмеялся. Эта их легенда с Жанной срабатывала только на слабо заинтересованных клиентах.

– Ну, это, вообще-то, правда… в каком-то смысле.

Подошел официант и принялся расставлять заказ на сервированном как для английской королевы столе. Лерка в это время осторожно разглядывал мужчину, отвлекшегося на телефонный звонок. Вообще, подобная робость ему была несвойственна, но сегодня все было наперекосяк. Мужчина, сидящий перед ним, был высок, на полголовы выше Лерки, и по комплекции напоминал мощного медведя, по ошибке облаченного в офисный костюм. Жанна сказала, что ему тридцать три, но на левом виске и зачесанной шевелюре виднелась седина. Вообще, по выправке и поведению Самсон больше напоминал военного или боксера, особенно размером своих кулаков. Лерка смущенно спрятал свои типичные пальцы пианиста под стол, на фоне таких рук они смотрелись слишком по-женски.

Наконец, когда обед был подан, а Самсон закончил свой разговор, посыпались вопросы, да еще такие, будто Лерка собеседование проходил.

– Почему ты в модельном агентстве, а не где-нибудь в музыкальной консерватории, например?

Лерка не любил этот вопрос. Дед не дал поступить ему в консерваторию, отправив в техникум электронных приборов, чтобы он там "стал мужиком и прекратил бренчать на своих балалайках словно шут гороховый". Вообще, Лер деда любил, но с ним было непросто. Характер у деда был суровый, а Лерка во всем пошел в свою бабку, с ее мягким и покладистым характером только она и могла ужиться со своим мужем, а еще Лерка. Все трое сыновей от деда сбежали при первой же возможности, хотя все трое были вылитый отец: упрямые как ослы, сильные и властные. Лерке из этого перечня перепало разве что упрямство, во всем остальном он походил на бабушку и мать: спокойный, по сравнению с отцом и дедом щуплый, слишком светлый и абсолютно неагрессивный. Если бы не страсть к музыке, дед бы заподозрил слабую умственную отсталость у внука, потому что тот не дрался, не орал, не ревел, в секцию бокса ходить не хотел, а пистолеты, сабли и солдатики его вообще не интересовали.

Пока была жива бабушка, дед сквозь пальцы смотрел на музыкальное увлечение внука, но как только она слегла, нервный дед не находил себе места от стресса и закидывал молчаливого Лерку придирками и работой по дому, лишь бы он за "балалайками своими не сидел". Лер понимал, что деду плохо, и просто делал, как тот велел. Пошел в армию, где благодаря гитаре его никто не шпынял. Потом вернулся и поступил, куда дед сказал, и не потому что он размазня, а потому что бабушка умерла, а у деда один инфаркт на похоронах и через полгода второй. Когда Лерка приехал домой, от прежнего деда ничего не осталось: скелет, кожа да кости.

Что ему музыка без родных людей? Лер ухаживал за ним как мог, но через два года беготни дед окончательно слег. Лер до этого никогда не плакал, даже в детстве не ревел, будто слез не было, а когда стало ясно, что деду недолго осталось, разревелся.

– Ну что ревешь?! – прохрипел белый словно полотно дед. – Весь в бабку свою. Та из меня своими слезами веревки вила. Как начнет голосить, хоть стой хоть падай – земля из-под ног уходит. Так мной всю жизнь своими слезами и помыкала. Эх… – Лерка знал, что дед не злился, скорее наоборот, вспоминал ее, и потрескавшиеся губы растягивались в слабой улыбке. – Там у меня на верстаке банка из-под кофе, там деньги лежат.

– Я знаю.

– Откудава? – Дед так удивился, что даже на кровати приподнялся.

Лерка сквозь слезы улыбнулся.

– Так бабушка сказала.

– А она откудава знала?! Ну-ка неси мне сюда банку быстро!!! Я туда двадцать лет с пенсии откладывал!

Рукавом вытерев слезы, Лер рванул в сени к верстаку, нашел там дедову банку и, вытащив из кармана свои деньги, запихал туда пару сотен для густоты. Лер вернулся, помог деду сесть, подоткнув под спину подушку, и, кусая губы, чтобы не улыбаться, наблюдал, как дед высохшими старческими пальцами шкрябает судорожно крышку, потом вываливает себе на колени бумажки и, пересчитав, переводит на Лерку ошарашенный, почти восхищенный взгляд.

– Вот курва! Это все она?! Бабка твоя?! – Дед был то ли восхищен, то ли раздосадован, то ли и то, и другое одновременно. – Если б я тебя не знал… решил бы, что это ты…

Лерка улыбался, наблюдая за оживившимся дедом.

– И часто она туда лазила?

Лерка неопределенно пожал плечами.

– Ох, хитрое бабье. – Дед тяжко вздохнул и медленно лег на бок, у Лерки вновь защемило в груди: на эти десять минут дед стал прежним и вот опять едва живой. – Забирай оставшееся себе на гитару.

– Так у меня есть гитара, дед. – Лерка втянул сопли и вытер вновь побежавшие слезы.

– Так я ж ее спрятал, не помню уже куда… найти не могу…

– Ты ее найти не можешь, потому что я уже нашел и от тебя спрятал.

– Весь в свою бабку! Хитрый молчун! Что у вас обоих в голове, все молчите что-то себе на уме. Черт проссыт, что у вас там.

Дед снова вздохнул и, скомкав деньги в руке, пихнул их Лерке.

– Забирай. Купи себе мопед и будь нормальным мужиком, а то все бренчишь на этих своих…

– Балалайках, – подсказал Лерка.

– Да. На них.

А через день дед умер – пока Лерка на защите курсовой был. Он еще на порожках дома это понял, почувствовал, что старый дом опустел. Сел на пороге, где стоял, и заревел.

– Так почему ты не в консерватории? Тебе там самое место, а не рядом с такой, как Жанна, – голос Самсона выдернул из воспоминаний, и задумавшийся Лерка вздрогнул.

– А какая Жанна? – зацепился Лер за вопрос, лишь бы не отвечать.

– А ты не знаешь? – Самсон насмешливо прищурился.

– Нет.

– Шлюха она.

Лерка оторвал взгляд от своих часов и внимательно посмотрел на вальяжно развалившегося в кресле мужчину.

– Ты не удивлен? – Тот явно ждал его реакции.

– Чему?

Мужчина нахмурился и недовольно поджал губы.

– Тому, что я назвал твою начальницу шлюхой, или ты с этим согласен?

– Не согласен, но вам доказывать обратное не буду.

Разговор не клеился, а кусок в горло не лез. Вежливости ради Лерка запихнул в себя половинку рыбы и попробовал соус, но на большее его не хватило. Лер не знал, куда себя деть, как себя вести и как реагировать на вопросы. С каждой минутой Самсон все больше раздражался, а Лерка все больше закрывался в раковину. На часах было начало десятого, Лерка уже успел поведать любопытному мужчине и о том, что не планирует делать карьеру модели и, вообще, хочет уехать из нарядной и душной столицы как можно скорее, но пока ему нужны деньги и он, возможно, задержится еще на год, максимум два.

Такая информация почему-то удивила и расстроила мужчину. На разного рода беспардонные вопросы, касающиеся его опыта, Лерка честно ответил, что с мужчинами у него опыта нет и захочет ли он его приобретать – большой вопрос. Домой Лерка вернулся в машине Самсона. Свидание вышло каким-то нелепым и неловким по мнению Лерки, но сам Самсон, кажется, был доволен и расслаблен, Лер не мог понять почему, но решил не уточнять. Хватит с него вопросов.

Когда машина припарковалась, Лерка, резво попрощавшись, выпрыгнул из машины, но в спину прилетело требование номера телефона, и Лер чуть не застонал от досады. Давать номер абсолютно не хотелось, но препираться по этому поводу еще минут десять как минимум – тоже. Самсон вышел из машины и, обойдя ее, встал напротив.