–И дальше хорошо вышло – продолжил князь – они нас все равно услышали, а сами уже повечеряли к тому времени, да, может, и выпили, так что вон туда – он кивнул на холл – вместе с нами и выскочили. Мы в дверь, они – кто откуда…
Он помолчал еще немного.
–Сами-то в одних рубахах уже, а кто и нет, так все одно без доспехов. Ножики, правда, похватали свои – он кивнул на угол, в котором, как оказалось, лежало три коротких… меча не меча, тесака не тесака… «Кошкодер – помогла Седову память – катцбальгер, вроде. В тесноте удобен, накоротке».
–Да, считай, не помогли им ножики. Одному сразу сулицу под ребра сунули, двое рубиться было полезли, и рыцарь их тоже, с мечом… да только наши все в железе. Но был у них один, бывалый, видать. Высунулся, говорят, с самострелом, да и выцепил из второго ряда. Ну, а на семи шагах, бронебойным, да прямо в лицо… – князь расстроенно махнул рукой.
«Без шансов» – согласился с ним Седов. Если для бойцов первой линии, кроме хороших доспехов, были подобраны и железные маски на лицо, которые сейчас называли личинами, то бойцы второго ряда для большей подвижности (и так, считай, дробовики с припасом на них) были экипированы полегче. Но с такого расстояния и маска арбалетный болт не удержала бы.
–Первых-то к тому времени срубили уже, так что и этот недолго прожил – закончил князь – да только… – и он снова махнул рукой. Как оказалось, расстроен князь был все же сильнее, чем показывал.
–Мы слышали, вроде, бомбу рванули? – после паузы спросил Николай Федорович.
–Это, вон, к Гриде – князь слегка оживился.
Гридя ухмыльнулся, жестко, только губы в улыбке растянул. Глаза остались холодными.
–Сидел у них дозорный на башне – пояснил он – но дверь тоже не закрывали. Там у них лестницы приставные, ну, сами глянете завтра… Так он первую успел поднять, пока мои заскочили. Да только они ему сразу дымовушку подкинули. Его и оглушило, и отравило… Пока он там кашлял да в себя приходил, мои один другому на плечи залезли, да скинули и его, и лестницу. Ну, а дальше уж и его, и еще одного, что тут, в усадьбе, выжил, мы с Петром в оборот взяли. Они нам и обсказали, как тут что, и что в селе есть еще один ихний, что семью завел и всем уже верховодит заместо вуйка. Да вы его видели, вместе же тащили. Сейчас Петр с ним на конюшне… разговаривает, а Черный ему помогает.
–Они с бойцом этим – Гридя кивнул на холл – больше десяти лет вместе, а тут вот так…
–Так сколько их было-то… всего? – снова после паузы спросил Седов. Отвечать взялся Гридя:
–Тут пятеро, да на башне один, да в деревне, да мы с собой которого привели… а! Еще священник их! Девять, выходит. У них тут прислуга, конечно, есть, на конюшне там, да тут, в доме, девки… Двое мальчишек еще, при священнике были, но с ними тоже, завтра разберемся – Гридя зевнул.
–А где священник? – насторожился Николай Федорович.
–В сарай снесли – равнодушно отозвался Гридя – под руку попался той паре Черного, что церковь его проверяли. Сейчас и этих – он снова кивнул на холл – перенесем, да спать.
–Вы перекусите – оживился князь – тут, внизу, поварня, и там при ней такая… столовая зала. Там у них припасов много, готовое есть. Мы-то уже. Семен, твои там как?
–Да вот, я и хотел спросить – отозвался тот – где переночевать, нашли, еще горячего похлебать – совсем было бы хорошо. С остальным завтра будем разбираться, так?… Мы же тут пока постоим?…
–Да – отозвался князь – наши тут наскоро пробежались по амбарам… припасов как бы не в пять раз больше, чем в той, первой усадьбе орденской было. Так что пока постоим.
Народ стал расходиться. Закинув свой рюкзак и кафтан в комнату, где им планировалось ночевать, Седов через холл (тела уже убрали) спустился на нижний этаж. Там потолки были пониже, что сразу бросалось в глаза, было теплее (что тоже сразу ощущалось) и вкусно пахло какой-то похлебкой. За небольшим коридором открылась комната, размером, наверное, с верхний зал, может, чуть поменьше. Здесь уже сидела часть четвертого десятка и Ефим с Михайлой. Бойкая бабенка приятных пропорций подвала на стол. Похлебка оказалась щами, на столе были соленья и копченое мясо, окорок (видно, из запасов бывших хозяев). Народ ел молча, однако за перемещениями бабенки (точнее, ее задней части) глазами-то послеживал. «Не особо, значит, устали – подумал Николай Федорович, принимая миску – да и то, считай, десяток Черного воевал, да Гридины ребята по лесу мотались. Остальные больше ждали, хотя, идем который день…». Пока он ел, никак не мог сообразить, что за посторонний запах ему мешает. Суп был вкусным, мясо тоже, и это сбивало. А вот как доел – понял, от сиящего рядом Ефима пахло спиртом и… лекарствами! «Черт, совсем про наших раненых забыл! – огорчился сам на себя Седов – вообще, все как-то враздрай у меня вышло сегодня. Первый блин, что ли?…».
–Как там наши раненые, Ефим? – спросил он, подтягивая к себе чашку со взваром. Несколько таких, уже налитых, стояло в центре стола.
–Ничего страшного – отозвался тот, допивая свой взвар – нога и рука. Рука просто порез, на ноге серьезней, но жилу не задело. Промыли, мазь наложили, перевязали. Сладким взваром напоили.
–Мне надо посмотреть?
–Ну, завтра, на перевязке если? – неуверенно сказал Ефим – да там ничего серьезного, старче! Мы с Михайлой все сделали.
Михайла кивнул, подтверждая, и Седов решил не дергаться. Как-то навалилась усталость, и он, не глядя по сторонам и ни на что не обращая уже внимания, поднялся на верхний этаж, дошел до их комнаты, где прямо на полу была организована постель из всего, что под руку подвернулось, снял свои унты и завалился спать.
Усадьба затихла, хотя спали в ней не все. В одном из помещений конюшни заканчивали… разговаривать (пытать, чего уж там) с выжившими орденцами. Петр, один из его людей, наиболее разбирающийся в этом ремесле, Черный, не специалист, но бывший на подхвате (за своего бойца) – не в первый раз выбивали нужные им сведения. Из выживших особо упорствовать никто не стал, да и смерть им была обещана легкая, так что криков почти и не было. Забежавший к ним на минуту зевающий Гридя уточнил, что все в порядке, и пошел таки спать. Собранные пока, до утра, в одно помещение слуги мужского пола, да два парня – помощника священника, сперва боялись было, не зная, чего ожидать от этих новых… хозяев?, но тоже уснули. Спала и женская прислуга, оставив по распоряжению Семена в том самом холле, куда посадили дневальных, пару блюд с мясом и лепешками, да укутанный, чтоб не сразу остывал, горшок с взваром для сменяющихся дозорных. Сам Семен оставался на дневальстве в первую половину ночи, а во вторую его сменил Степан. В селе и возле усадьбы тоже все было спокойно. Если народ и переговаривался между соседними домами (а, может, и заходил к соседям), то на улицу и за село никто ночью не выходил. Все было тихо.
Если же говорить о других местах, то по отношению к нашим героям почти везде тоже было, так сказать, «тихо». В Рязани и Москве – совсем, во Пскове – почти (Тверд со Жданом потихоньку набирали людей). А вот в Иван-городе, еще, можно сказать, новой московской крепости напротив принадлежащей сейчас Ордену Нарвы, кое-какие движения, связанные с отрядом, происходили. Тот самый десятник третьей сотни второго наревского полка, действительно, был опытным человеком. Вернувшись из дозора, он доложил об отсутствии происшествий. Но так этого дела не оставил.
Надо сказать, что десятником и даже сотником мог сейчас стать почти любой из простых людей, выбравших путь воина. Воеводой или тысячником – нет, там уже только из знатных семей, по анекдоту – «у воеводы свои сыновья есть». Но был еще и такой нюанс, что в постоянно воюющей несколько сотен лет стране (если уж брать все русские княжества) любой хороший воевода или тысячник имел… скажем так, доверенных людей и среди сотников, и среди десятников, а то и среди простых, но опытных воинов, ветеранов. Это позволяло и информацию получать быстрее (и точную, что немаловажно), и – иногда – в обратную сторону ее тоже запускать более оперативно, чем по цепочке приказов. Должности такие люди могли занимать в войске (или его снабжении) самые разные, но прямой доступ к «начальственному телу» имели.
