Гермиона звонко рассмеялась, словно наяву представив себе Нарциссу, пылающую праведным гневом из-за представления «чёрной» волшебницы, как безобразной старухи. Сама Грейнджер могла похвастаться опытом взаимодействия лишь с несколькими «достопочтенными» представительницами этого семейства, но могла бы честно признаться, что и Беллатрикс, и портрет Вальбурги легко бы представила на месте любой злой колдуньи из старых сказок.

– Хочешь сейчас сказать, что и тётка Вальбурга, и Белла вполне могли бы запросто исполнить роль любой из этих ведьм? – Драко хмыкнул, при этом совершенно беззлобно приподняв бровь, но заметив выражения шока на лице Грейнджер, мгновенно продолжил. – Успокойся, я совершенно не в обиде, и к слову, не читал твои мысли. Просто, моё мнение тут с тобой полностью совпадает, как, мне кажется, и мнение моего отца. Конечно, положив руку на сердце, не мог бы утверждать, что моя бабка по линии Люциуса, как и все остальные женщины, вошедшие в род Малфоев, являются не только ангелами воплоти, но и просто добрыми волшебницами, но эти две явно перехватили пальму первенства. Впрочем, Нарцисса вполне может иметь и немного другое мнение по этому поводу. В конце концов, со своей свекровью они не ладили поистине волшебно.

Гермиона кивнула, предоставив всё свое внимание тарелке с ужином и явно проглатывая уже готовые сорваться с языка колкости вместе с изысканно приготовленной пищей, когда Малфой вновь заговорил. Прищурившись, Драко продолжил довольно насмешливым голосом.

– Если ты хочешь заметить, что подобное тебя не удивляет, то ты меня совершенно не оскорбишь. Так что можешь смело поупражняться в остроумии, я не против.

– На самом деле, – вновь отложив приборы в сторону, проговорила Грейнджер. – Я просто хотела сказать, что натянутые отношения между семьями супругов и ново-введённым в семью избранником или избранницей редко бывают безоблачными. И тут совершенно неважно, говорим мы о магглах или волшебниках, это просто универсальное правило.

– Серьезно? Мне думалось, что ты смотришь на отношения в семье Уизли под другим углом. Например, Молли боготворит Поттера, да и насколько мне известно, к супруге Билла, Флёр-в-девичестве-Делакур придраться сложно.

– Но вполне возможно, – Гермиона усмехнулась. – Что и Молли, и даже Джинни с лёгкостью и делали. Впрочем, я очень давно с ними не общалась на эту тему и могу быть не в курсе, но очень удивлюсь, если Молли вдруг решила принять Флёр с распростёртыми объятиями и без какой-либо критики. Это же её бесценный Билл!

– Как и бесценным был у неё малыш Ронни? – Драко насмешливо приподнял бровь, но Гермиона вновь не приняла наживку.

– Мы расстались с Рональдом довольно быстро, наши отношения с Молли никогда не перешли на стадию «свекровь и невестка». Уверена, если бы это случилось, Молли нашла бы у меня кучу недостатков и к чему предъявить претензии. Если сравнивать нас обоих, то и искать долго не нужно.

Малфой смерил её долгим взглядом, но Грейнджер вновь умолкла. Драко показалось, или за этой короткой фразой скрывался целый подводный айсберг эмоций и горького послевкусия? Впрочем, мужчина мудро решил покамест не копать глубже, ведь в конце концов, его это совершенно не касалось.

========== Часть 20 ==========

Около года назад…

Чем дольше Малфой наблюдал за представлением балета «Лебединое озеро», тем настойчивее поднимала голову совесть из самой глубины подсознания. Логика пыталась ей доказать, что сюжет выбранного им шоу совершенно не соответствует ситуации самого Драко в виде Дерека, потому что с технической точки зрения, он не превратился в другого парня, симпатичного Грейнджер.

В конце концов, Малфой только слегка изменил свою собственную внешность, но по сути остался самим собой. А Дерека в реальной жизни просто не существует, и уж он точно не является настоящим объектом симпатий Гермионы. То есть, Малфой поступил не так, как Чёрная Лебедь…

Нужно было признать, что логика проигрывала совести с внушительным счётом. Что было само по себе необычно для Малфоя, потому что совесть прежде во внутренних баталиях Драко редко одерживала победу, легко отдавая пальму первенства любым другим чувствам. Расчёту, обману самого себя, стереотипам, слепому послушанию перед отцом – одним словом, даже не логике.

Но сейчас эта самая обычно удобно молчавшая совесть настойчиво твердила, что Драко элементарно обманывает Гермиону, притворяясь кем-то другим и целенаправленно увлекая её в свои сети. Совесть упорно напоминала, что красиво ухаживать за девушками и пускать пыль в глаза в принципе Малфоя учили с детства, как и кружить голову на публику и запудривать мозги. И хотя логика пыталась выставить аргумент, что в данной ситуации все это не совсем подходит – Малфой оставался самим собой и делает все это от чистого сердца – совесть упорно не отступала.

Рядом с ним Гермиона тоже изредка закусывала губу. Неужели, ситуация с чёрным и белым лебедем и для неё ударила слишком близко к дому? Ведь в конце концов, она считала, что обманывает Дерека, не открывая карты и скрывая, что является волшебницей. В принципе, они оба скрывали свою истинную сущность, хотя при этом и оставались сами собой, что было с точки зрения Драко наиболее ироничным.

Гермиона не притворялась глупышкой или пустышкой, не скрывая ни своего ума, ни отсутствия тяги к стандартному социальному времяпровождению наподобие вечеринок и алкоголя. Она открыто говорила, что подобному предпочитает общество книг и проводить долгие часы в тишине библиотеки, расследуя какой-нибудь изысканный в своей сложности вопрос.

Драко тоже не обманывал ни о своём снобском прошлом, ни других недостатках характера, например, упрямстве. На самом деле Малфой находил забавным вот что: они оба оставались самими собой, лишь убрав одну маленькую деталь. Их неравенство в мире волшебников, ту самую грань между чистокровным и магглорождённой, которая очень скоро официально должна была в их мире вообще стереться. Но вот все годы их знакомства оставалась казавшейся непреодолимой пропастью, шаг через которую должен был сделать именно Драко.

Совесть не унималась, и Малфой пообещал ей подумать обо всём немного позже, а в данный момент переключить свое внимание на несколько другой момент. Драко попробовал отвлечь себя размышлениями о магии, которая могла бы объяснить разворачивающийся на сцене перед его глазами сюжет.

Что именно использовала Чёрный лебедь? Заклинание конфузии, оборотное зелье, изменение внешности? Или она действительно была близнецом белого лебедя? Ответ на интересующий его вопрос Малфой вычислить не мог, и драклова совесть вновь ехидным голосом напомнила, что подобную дискуссию лучше всего было бы провести с самой Гермионой Грейнджер.

И настоящее…

Вынырнув из своих воспоминаний, Малфой поднял задумчивый взгляд на явно искавшую новую тему для дискуссии волшебницу и внезапно победно улыбнулся. Ему так долго хотелось узнать её мнение по поводу волшебства, описываемого в некоторых детских сказках магглов, почему бы сейчас не воспользоваться внезапно предоставившейся возможностью? Обсудить зелья и трансфигурацию с самой Гермионой Грейнджер? Драко мгновенно решил, что подобный шанс он просто не упустит.

– Грейнджер, возвращаясь к нашей прошлой дискуссии, а ты как думаешь? Какое зелье использовала ведьма, чтобы усыпить спящую красавицу на сто лет? Она ведь ещё и время там остановила.

– А твой отец что думал? – Гермиона вопросительно изогнула бровь, поднимая глаза на Драко. Ей действительно было интересно, какое объяснение происходившему нашел Люциус. Впрочем, в душе Гермиона всегда подозревала, что легенда о поголовном таланте к зельеварению на Слизерине была весьма преувеличена.

– Отец считал, что это напиток живой смерти, – кивнув головой, отчеканил Малфой. – Люциус только не мог объяснить, – Драко слегка поморщился. – Каким образом спящая красавица осталась молодой и живой после сотни лет сна. Не мог он объяснить и подобного волшебства, наложенного на всех остальных присутствующих в замке. Они ведь все проспали сто лет, не состарившись ни на день, а напиток живой смерти не подразумевает замораживания эффектов старения или неопределённого продолжения жизни. На самом деле, это всего лишь глубокий сон.