– Ну, ты готова? – кричит он из-за двери. – Что там видно? Открой! Эй, открой же!

Она смотрит на свое отражение в зеркале. Ей не нужно смотреть на тесты. В глубине души она уже знает.

– Эй! – кричит он. – Там плюс или минус? Милая, открой, пусти меня. Нельзя так, это же нас обоих касается.

Тесты лежат на раковине.

– Слушай, я сейчас дверь выломаю, если не откроешь, я серьезно, открой немедленно.

Она смотрит на тесты. Дверной замок поворачивают с наружной стороны. Он кладет на раковину столовый нож и берет тесты. Держит их перед собой веером.

– Вот же черт, – произносит он с улыбкой.

Дедушка, который папа, спит по тринадцать часов, если фоном гудит канал TV4. Но если вдруг вырубят электричество и телевизор отключится, он сразу проснется. Мобильник дребезжит через равные промежутки времени, но он не в состоянии ответить. Все равно он не видит, кто звонит. Цифры на телефоне такие крошечные. Сколько ни щурься, видны только размытые черточки.

Он просыпается к обеду. Измеряет сахар, вкалывает инсулин. Надев очки для чтения, пытается просмотреть пропущенные звонки. Но телефон у него еще доледникового периода и экран размером с клеща, а записная книжка такая мудреная, что нужно пройти курс компьютерных технологий в Королевском технологическом университете[13], чтобы научиться вводить туда имена и телефоны, так что он понятия не имеет, кто звонил. Только надев еще одну пару очков для чтения поверх своих обычных, он различает в начале всех пропущенных номеров +46. Значит, это точно дети. Раскаиваются теперь, небось, что не встретили его в аэропорту. Он откладывает телефон в сторону. Тот продолжает надрываться. С каждым звонком он чувствует новый прилив сил. Их тревога дает ему почувствовать, что он еще жив.

Он смотрит «Гламур», потом «Охотников на дома в Дании». Часы показывают два. Часы показывают пять. Он смотрит розыгрыш лотереи и «В полвосьмого у меня», там обычные люди приглашают друг друга к себе в гости на ужин. Телефон молчит слишком долго. Он проверяет, не разрядился ли. В ту же секунду телефон начинает трезвонить.

– Алло? Привет, папа, – говорит один из детей.

Он не уверен, кто именно, потому что голоса у них похожие.

– Как ты? – спрашивает голос.

– Устал, – отвечает папа. – Очень устал.

– Мы немножко волновались, – отзывается голос.

– С глазами у меня плохо, – говорит папа. – Ноги болят. Кашляю всю ночь, спать совсем не могу.

– Сочувствую тебе, – отвечает голос. – Но ты уже в конторе? Долетел хорошо? Ключи нашел?

– Я здесь, – говорит папа. – Сам добрался. Умучился, но как-то дополз.

– Хорошо, – отвечает голос. – Я сейчас дома с детьми. Можем увидеться, если хочешь.

Папа мычит в ответ, понимая теперь, что разговаривает с сыном, а не с дочерью. С тем самым парнем, которому так подфартило заполучить папину квартиру, когда папа решил переехать за границу.

– Где почта? – спрашивает папа.

– Я ее на кухонном столе оставил. Там сверху записка.

– Какая записка?

– Ты что, не видел мою записку с приветствием?

Папа слезает с дивана и идет на кухню.

Он находит приветственную записку, выкидывает ее в помойное ведро под раковиной и начинает изучать почту, накопившуюся за шесть месяцев. В основном это бумаги из налоговой и банка. Служба телерадиовещания интересуется, правда ли, что у него нет телевизора[14]. «Викинг Лайн» предлагает дешевые круизы. Почтовая лотерея Швеции напоминает, что никогда не поздно стать миллионером или владельцем новенькой темно-зеленой «Вольво V60».

– Ты еще там? – спрашивает сын.

Отец мычит в ответ. Некоторое время оба молчат.

– Ну… может, тогда увидимся завтра? – говорит сын.

– Хорошая мысль, – отвечает папа.

– У воспитателей в садике планерка на весь день, так что мы с детьми будем дома. Я тебе напишу место и время.

– Лучше позвони, – говорит папа.

Оба вешают трубку.

Провиант в конторе мало чем отличается от тюремного. Если предположить, что тюрьмой заведует душегуб, который хочет уморить всех арестантов голодом. В шкафу нашлись несколько банок фасоли, коробка с остатками раскрошившихся кукурузных хлопьев, консервированные ананасы и упаковка с тремя баночками макрели. И все. Это еще счастье, что папа напомнил сыну купить кое-каких продуктов. Растворимого кофе. Кефира. Молока. Хлеба. Фруктов. А то пришлось бы ему начать с похода в магазин, а туда минут десять тащиться, да по ледку (если он приезжает осенью) или по слякоти (если он приезжает весной). Вместо большого пакета молока сын купил маленький. Хлеб купил из муки грубого помола, надпись на мешке гласит, что он вообще не содержит сахара. Упаковка растворимого кофе такая крошечная, что он не сразу находит ее в шкафу. Папа вздыхает. Ну почему сын у него такой скряга? Почему не гордится тем, что помогает отцу? Почему так афиширует свою нелюбовь к отцу? Папа и сам не знает. Но как же ему досадно, что все обстоит именно так.

Папа наливает себе кипятку в чашку, кладет две ложки кофе, добавляет немного молока и отправляется обратно к телевизору. Если верить табличке на двери, то сын у него консультант по налогообложению. Лет сто уже как получил престижную специальность экономиста. А контора похожа на наркоманский притон. У приличных экономистов офисы на верхних этажах небоскребов, окна с шикарными видами, сексапильные секретарши, капсульные кофемашины и минеральная вода в холодильнике хоть со вкусом малины, хоть со вкусом манго. Но его сын никогда не видел смысла в том, чтобы делать все как принято. Вместо этого он обставил свой офис шаткими книжными полками всех оттенков белого. Разложил по полкам дешевенькие папки для хранения документов. Журнальный столик заляпан кофейными отпечатками от чашек, а в центре чернеет отметина то ли от благовоний, то ли от сигарет. Куда ни брось взгляд, везде натыкаешься на следы его непутевости. В углу притулились микшерный пульт, завернутый в полиэтилен проигрыватель и синий магазинный ящик из-под молочных пакетов, нагруженный грампластинками с тех времен, когда сын мечтал стать музыкантом. Шкафы забиты скальными туфлями и страховочным снаряжением, которые сын накупил, когда возомнил себя альпинистом. На кухне трубки, насадки и стеклянные бутылки, а еще неиспользованные бутылочные крышки и какой-то специальный термометр с тех пор, когда сын собирался заняться пивоварением.

И все же худшее в его конторе – это книги. Они как паразиты. Они повсюду. Не только на до отказа забитых полках. Они кипами громоздятся на полу в прихожей, в мешках на полке для головных уборов, на кухонном подоконнике, поверх корзины для грязного белья в ванной. И вряд ли среди них найдется хоть одна об отчетности и налогообложении. Сын их накупил, когда думал, что может стать писателем. Португальские романы, чилийские повести, американские биографии знаменитостей, польская поэзия. Папа со вздохом перекладывает книги на пол. Он достаточно разбирается в литературе, чтобы отличать хорошие книги от хлама, а в этой конторе полно книг, которыми только печку растапливать. Эти книги никогда не оказывались в топе хоть каких-то рейтингов. По ним никто никогда не ставил кассовых блокбастеров со «Скалой» в главной роли. Папа к книгам равнодушен. Даже когда ему на глаза попадается книга того немецкого писателя, которым он зачитывался в юности, она не вызывает никаких приятных эмоций. Он откладывает книгу в сторону и шарит в поисках пульта от телевизора.

Весь вечер папа просиживает на диване. Переключает с канала на канал. Первый. Второй. Четвертый.

Иногда включает ненадолго местный кабельный. Или финские каналы. Звонит его шведский мобильник. Иногда он берет трубку, но чаще не отвечает. Он устал. Он умирает. Все равно он не видит, кто звонит. А сейчас вообще не может разговаривать, потому что Эллен Дедженерес в своем шоу как раз делится советами о том, как остаться друзьями с бывшей.