Мне ли видеть его в дыму сигарном, Где пробки хлопают, люди кричат, На мокром столе чубуком янтарным Злого сердца отстукивающим такт?
Мне, кто помнит его в струге алмазном, На убегающей к Творцу реке Грозою ангелов и сладким соблазном, С кровавой лилией в тонкой руке?
Девушка, что же ты? Ведь гость богатый, Встань перед ним, как комета в ночи. Сердце крылатое в груди косматой Вырви, вырви сердце и растопчи.
Шире, всё шире, кругами, кругами Ходи, ходи и рукой мани, Так пар вечерний плавает лугами, Когда за лесом огни и огни.
Вот струны-быки и слева и справа, Рога их - смерть, и мычанье - беда, У них на пастбище горькие травы, Колючий волчец, полынь, лебеда.
Хочет встать, не может... Кремень зубчатый, Зубчатый кремень, как гортанный крик, Под бархатной лапой, грозно подъятой, В его крылатое сердце проник.
Рухнул грудью, путая аксельбанты, Уже ни пить, ни смотреть нельзя, Засуетились официанты, Пьяного гостя унося.
Что ж, господа, половина шестого? Счет, Асмодей, нам приготовь! Девушка, смеясь, с полосы кремневой Узким язычком слизывает кровь. Николай Гумилев. Стихотворения и поэмы. Москва: Современник, 1989.
ПЬЯНЫЙ ДЕРВИШ Соловьи на кипарисах, и над озером луна, Камень черный, камень белый, много выпил я вина. Мне сейчас бутылка пела громче сердца моего: "Мир лишь луч от лика друга, всё иное - тень его!"
Виночерпия взлюбил я не сегодня, не вчера, Не вчера и не сегодня пьяный с самого утра. И хожу и похваляюсь, что узнал я торжество: "Мир лишь луч от лика друга, всё иное - тень его!"
Я бродяга и трущобник, непутевый человек, Всё, чему я научился, всё забыл теперь навек, Ради розовой усмешки и напева одного: "Мир лишь луч от лика друга, всё иное - тень его!"
Вот иду я по могилам, где лежат мои друзья, О любви спросить у мертвых неужели мне нельзя? И кричит из ямы череп тайну гроба своего: "Мир лишь луч от лика друга, всё иное - тень его!"
Под луною всколыхнулись в дымном озере струи, На высоких кипарисах замолчали соловьи, Лишь один запел так громко, тот, не певший ничего: "Мир лишь луч от лика друга, всё иное - тень его!" [Февраль 1921] Николай Гумилев. Стихотворения и поэмы. Москва: Современник, 1989.
ЛЕОПАРД
Если убитому леопарду не
опалить немедленно усов, дух
1000
его будет преследовать
охотника.
Абиссинское поверье
Колдовством и ворожбою В тишине глухих ночей Леопард, убитый мною, Занят в комнате моей.
Люди входят и уходят, Позже всех уходит та, Для которой в жилах бродит Золотая темнота.
Поздно. Мыши засвистели, Глухо крякнул домовой, И мурлычет у постели Леопард, убитый мной.
"По ущельям Добробрана Сизый плавает туман. Солнце, красное, как рана, Озарило Добробран.
Запах меда и вервены Ветер гонит на восток, И ревут, ревут гиены, Зарывая нос в песок.
Брат мой, брат мой, ревы слышишь, Запах чуешь, видишь дым? Для чего ж тогда ты дышишь Этим воздухом сырым?
Нет, ты должен, мой убийца, Умереть в стране моей, Чтоб я снова мог родиться В леопардовой семье."
Неужели до рассвета Мне ловить лукавый зов? Ах, не слушал я совета, Не спалил ему усов!
Только поздно! Вражья сила Одолела и близка: Вот затылок мне сдавила, Точно медная рука...
Пальмы... С неба страшный пламень Жжет песчаный водоем... Данакиль припал за камень С пламенеющим копьем.
Он не знает и не спросит, Чем душа моя горда, Только душу эту бросит, Сам не ведая куда.
И не в силах я бороться, Я спокоен, я встаю. У Жирафьего колодца Я окончу жизнь мою. [1919?] Николай Гумилев. Стихотворения и поэмы. Москва: Современник, 1989.
МОЛИТВА МАСТЕРОВ Я помню древнюю молитву мастеров: Храни нас, Господи, от тех учеников,
Которые хотят, чтоб наш убогий гений Кощунственно искал всё новых откровений.
Нам может нравиться прямой и честный враг, Но эти каждый наш выслеживают шаг.
Их радует, что мы в борении, покуда Петр отрекается и предает Иуда.
Лишь небу ведомы пределы наших сил, Потомством взвесится, кто сколько утаил.
Что создадим мы впредь, на это власть Господня, Но что мы создали, то с нами посегодня.
Всем оскорбителям мы говорим привет, Превозносителям мы отвечаем - нет!
Упреки льстивые и гул молвы хвалебный Равно для творческой святыни непотребны.
Вам стыдно мастера дурманить беленой, Как карфагенского слона перед войной. Николай Гумилев. Стихотворения и поэмы. Москва: Современник, 1989.
ДЕВА-ПТИЦА Пастух веселый Поутру рано Выгнал коров в тенистые долы Броселианы.
Паслись коровы, И песню своих веселий На тростниковой Играл он свирели.
И вдруг за ветвями Послышался голос, как будто не птичий, Он видит птицу, как пламя, С головкой милой, девичьей.
Прерывно пенье, Так плачет во сне младенец. В черных глазах томленье, Как у восточных пленниц.
Пастух дивится И смотрит зорко: "Такая красивая птица, А стонет так горько",
Ее ответу Он внемлет, смущенный: "Мне подобных нету На земле зеленой.
Хоть мальчик-птица, Исполненный дивных желаний, И должен родиться В Броселиане,
Но злая Судьба нам не даст наслажденья: Подумай, пастух, должна я Умереть до его рожденья.
И вот мне не любы Ни солнце, ни месяц высокий, Никому не нужны мои губы И бледные щеки.
Но всего мне жальче, Хоть и всего дороже, Что птица-мальчик Будет печальным тоже.
Он станет порхать по лугу, Садиться на вязы эти И звать подругу, Которой уж нет на свете.
Пастух, ты, наверно, грубый, Ну, что ж, я терпеть умею, Подойди, поцелуй мои губы И хрупкую шею.
Ты юн, захочешь жениться, У тебя будут дети, И память о Деве-птице Долетит до иных столетий."
Пастух вдыхает запах Кожи, солнцем нагретой, Слышит, на птичьих лапах Звенят золотые браслеты.
Вот уже он в исступленьи. Что делает, сам не знает. Загорелые его колени Красные перья попирают.
Только раз застонала птица, Раз один застонала, И в груди ее сердце биться Вдруг перестало.
Она не воскреснет, Глаза помутнели, И грустные песни Над нею играет пастух на свирели.
С вечерней прохладой Встают седые туманы, И гонит он к дому стадо Из Броселианы. Николай Гумилев. Стихотворения и поэмы. Москва: Современник, 1989.
* * * Из букета целого си 1000 реней Мне досталась лишь одна сирень, И всю ночь я думал об Елене, А потом томился целый день.
