Ах, я возненавидела любовь Болезнь, которой все у вас подвластны, Которая туманит вновь и вновь Мир, мне чужой, но стройный и прекрасный.
И если что еще меня роднит С былым, мерцающим в планетном хоре, То это горе, мой надежный щит, Холодное презрительное горе."
II
Закат из золотого стал как медь, Покрылись облака зеленой ржою, И телу я сказал тогда: "Ответь На всё провозглашенное душою".
И тело мне ответило мое, Простое тело, но с горячей кровью: "Не знаю я, что значит бытие, Хотя и знаю, что зовут любовью.
Люблю в соленой плескаться волне, Прислушиваться к крикам ястребиным, Люблю на необъезженном коне Нестись по лугу, пахнущему тмином.
И женщину люблю... Когда глаза Ее потупленные я целую, Я пьяно, будто близится гроза, Иль будто пью я воду ключевую.
Но я за всё, что взяло и хочу, За все печали, радости и бредни, Как подобает мужу, заплачу Непоправимой гибелью последней.
III
Когда же слово Бога с высоты Большой Медведицею заблестело, С вопросом: "Кто же, вопрошатель, ты?" Душа предстала предо мной и тело.
На них я взоры медленно вознес И м 1000 илостиво дерзостным ответил: "Скажите мне, ужель разумен пес, Который воет, если месяц светел?
Ужели вам допрашивать меня, Меня, кому единое мгновенье Весь срок от первого земного дня До огненного светопреставленья?
Меня, кто, словно древо Игдразиль, Пророс главою семью семь вселенных И для очей которого, как пыль, Поля земные и поля блаженных?
Я тот, кто спит, и кроет глубина Его невыразимое прозванье: А вы - вы только слабый отсвет сна, Бегущего на дне его сознанья! [1919] Николай Гумилев. Стихотворения и поэмы. Москва: Современник, 1989.
КАНЦОНА ПЕРВАЯ Закричал громогласно В сине-черную сонь На дворе моем красный И пернатый огонь.
Ветер милый и вольный, Прилетевший с луны, Хлещет дерзко и больно По щекам тишины.
И, вступая на кручи, Молодая заря Кормит жадные тучи Ячменем янтаря.
В этот час я родился, В этот час и умру, И зато мне не снился Путь, ведущий к добру.
И уста мои рады Целовать лишь одну, Ту, с которой не надо Улетать в вышину. [1919] Николай Гумилев. Стихотворения и поэмы. Москва: Современник, 1989.
КАНЦОНА ВТОРАЯ И совсем не в мире мы, а где-то На задворках мира средь теней. Сонно перелистывает лето Синие страницы ясных дней.
Маятник, старательный и грубый, Времени непризнанный жених, Заговорщицам-секундам рубит Головы хорошенькие их.
Так пыльна здесь каждая дорога, Каждый куст так хочет быть сухим, Что не приведет единорога Под уздцы к нам белый серафим.
И в твоей лишь сокровенной грусти, Милая, есть огненный дурман, Что в проклятом этом захолустьи Точно ветер из далеких стран.
Там, где всё сверканье, всё движенье, Пенье всё,- мы там с тобой живем. Здесь же только наше отраженье Полонил гниющий водоем. [Апрель 1921] Николай Гумилев. Стихотворения и поэмы. Москва: Современник, 1989.
ПОДРАЖАНЬЕ ПЕРСИДСКОМУ Из-за слов твоих, как соловьи, Из-за слов твоих, как жемчуга, Звери дикие - слова мои, Шерсть на них, клыки у них, рога.
Я ведь безумным стал, красавица.
Ради щек твоих, ширазских роз, Краску щек моих утратил я, Ради золота твоих волос Золото мое рассыпал я.
Нагим и голым стал, красавица.
Для того, чтоб посмотреть хоть раз, Бирюза - твой взор или берилл, Семь ночей не закрывал я глаз, От дверей твоих не отходил.
С глазами полными крови стал, красавица.
Оттого, что дома ты всегда, Я не выхожу из кабака, Оттого, что честью ты горда, Тянется к ножу моя рука.
Площадным негодяем стал, красавица.
Если солнце есть и вечен Бог, То перешагнешь ты мой порог. [1919] Николай Гумилев. Стихотворения и поэмы. Москва: Современник, 1989.
ПЕРСИДСКАЯ МИНИАТЮРА Когда я кончу наконец Игру в cache-cache со смертью хмурой, То сделает меня Творец Персидскою миниатюрой.
И небо, точно бирюза, И принц, поднявший еле-еле Миндалевидные глаза На взлет девических качелей.
С копьем окровавленным шах, Стремящийся тропой неверной На киноварных высотах За улетающею серной.
И ни во сне, ни наяву Невиданные туберозы, И сладким вечером в траву Уже наклоненные лозы.
А на обратной стороне, Как облака Тибета чистой, Носить отрадно будет мне Значок великого артиста.
Благоухающий старик, Негоциант или придворный, Взглянув, меня полюбит вмиг Любовью острой и упорной.
Его однообразных дней Звездой я буду путеводной. Вино, любовниц и друзей Я заменю поочередно.
И вот когда я утолю, Без упоенья, без страданья, Старинную мечту мою Будить повсюду обожанье. [1919] Николай Гумилев. Стихотворения и поэмы. Москва: Современник, 1989.
ОЛЬГА "Эльга, Эльга!"- звучало над полями, Где ломали друг дру 1000 гу крестцы С голубыми, свирепыми глазами И жилистыми руками молодцы.
"Ольга, Ольга!"- вопили древляне С волосами желтыми, как мед, Выцарапывая в раскаленной бане Окровавленными ногтями ход.
И за дальними морями чужими Не уставала звенеть, То же звонкое вызванивая имя, Варяжская сталь в византийскую медь.
Все забыл я, что помнил ране, Христианские имена, И твое лишь имя, Ольга, для моей гортани Слаще самого старого вина.
Год за годом все неизбежней Запевают в крови века, Опьянен я тяжестью прежней Скандинавского костяка.
Древних ратей воин отсталый, К этой жизни затая вражду, Сумасшедших сводов Валгаллы, Славных битв и пиров я жду.
Вижу череп с брагой хмельною, Бычьи розовые хребты, И валькирией надо мною, Ольга, Ольга, кружишь ты. Николай Гумилев. Стихотворения и поэмы. Москва: Современник, 1989.
У ЦЫГАН Толстый, качался он, как в дурмане, Зубы блестели из-под хищных усов, На ярко-красном его доломане Сплетались узлы золотых шнуров.
Струна... И гортанный вопль... И сразу Сладостно так заныла кровь моя, Так убедительно поверил я рассказу Про иные, родные мне края.
Вещие струны - это жилы бычьи, Но горькой травой питались быки, Гортанный голос - жалобы девичьи Из-под зажимающей рот руки.
Пламя костра, пламя костра, колонны Красных стволов и оглушительный гик. Ржавые листья топчет гость влюбленный Кружащийся в толпе бенгальский тигр.
Капли крови текут с усов колючих, Томно ему, он сыт, он опьянел, Ах, здесь слишком много бубнов гремучих, Слишком много сладких, пахучих тел.
