— Смотри внимательно, Ракон! — прокричал Осиор, да так, что от его голоса у меня задрожали поджилки.

Это говорил маг, которого я не знал. И надеялся никогда не узнать. Тот, другой Осиор.

А потом мой учитель разрушил внутренние контуры всех шести печатей, приводя огромную конструкцию в действие.

Мне показалось, что посреди поля зажглось еще одно солнце. Три руны Ман — потом Осиор расскажет мне, что их силы достаточно, чтобы разогнать целый шторм. Впрочем, именно таким колдовством вместе с рунами Нид и Берк он остановил странную бурю, что терзала город. Сейчас же Осиор создал небольшое светило прямо перед лицом Ракона, а всю его силу сфокусировал на гарнизонном колдуне, используя гигантские печати Нид, как отражающие медные пластины в фонаре.

По полю прокатился полный боли крик, который, впрочем, быстро затих. Осиор же стоял и смотрел, как его печать буквально сжигает противника до костей, не оставляя и грамма жидкости внутри области, куда падал луч солнечного света.

Через десяток секунд сила печати Ман–Ман–Ман иссякла и маленькое светило, сотворенное посреди поля, угасло.

На месте, где стоял Ракон, остался только черный выжженный круг. Песок, что лежал там же, превратился в стекло, будто в то место ударила молния, а о гарнизонном маге напоминала только небольшая горка праха, что осталась на месте колдуна.

Так мой учитель казнил преступника, что нарушил устав Круга Магов.

Вся толпа, что еще минуту назад улюлюкала и болела то за одного, то за другого дуэлянта, притихла. Осиор устало подошел к краю арены и, положив руки на магическую преграду, разрушил созданное им же с помощью амулета заклинание. Купол лопнул, прокатившись напоследок оранжевой волной по всей полусфере, что еще минутой ранее служила местом столкновения двух колдунов.

— Пойдем, Рей, — устало сказал Осиор, кладя изящную ладонь мне на плечо, но глядя строго перед собой, — я выполнил свой долг перед Кругом. Ракон наказан, да и теперь никто не сможет оспорить то, что ты — мой ученик.

После казни Ракона — а это была именно казнь, без каких либо сомнений — мой учитель перестал выходить из своей комнаты. Просто заперся в кабинете, изредка допуская к себе Ирмана с едой и питьем. Не знаю, чем там занимался Осиор, но все это время я был предоставлен сам себе.

На третий день после дуэли учителя и Ракона я выбрался в город, повидаться с ребятами. Ирман сказал, что они сами меня искали после того, как воры огрели меня по темечку в переулке. Стоило зайти накануне, но весь остаток дня и всю ночь у меня перед глазами стояла только одна картина: огромная печать Ман–Ман–Ман, яркий свет которой сжигает Ракона, как лучину. И учитель Осиор, что стоит позади заклинания, защищенный рунами Нид. Нелицеприятный, неподкупный судья, настолько же холодный, насколько жарким было созданное им светило. В кошмарах, что преследовали меня той ночью, я в итоге менялся местом с Раконом и оказывался перед испепеляющим светом руны Ман. Я пытался как–то оправдаться, хотя не понимал, за что, что–то рассказать Осиору, но его взгляд оставался пуст и холоден, а свет заклинания все нарастал и нарастал, пока не прожигал меня до самых костей.

Той же ночью мне явился Эдриас. Не знаю, была ли это реальная встреча со странным магом, либо же просто плод моего воображения, но в моем сне Эдриас появился как–то внезапно. Это был очередной раз, когда я стою перед руной Ман, моля Осиора о пощаде.

Сначала загадочный колдун просто стоял в стороне, дожидаясь, когда мой учитель активирует все шесть печатей, а после просто… все исчезло. Остались только я и сам Эдриас, висеть в черной пустоте.

— Ты не можешь осуждать Осиора за то, что он сделал, — сказал мне колдун. — Великая сила всегда ведет к одному — к сложному выбору. Потому что выбирать приходится из плохого и ужасного. Этот маг сделал все, как должно.

— Я не осуждаю учителя Осиора! — возразил я, но язык еле шевелился, будто я его не чувствовал.

— И не имеешь права. Но и бояться его ты не должен. Он стар и устал, я чувствую это. Я вижу это, мальчик. Просто учись у него, учись прилежно. Я даже рассчитывать не мог, что судьба пошлет тебе кого–то подобного.

— Что в нем такого? Я не понимаю, что…

Эдриас меня прервал, приложив палец к губам, показывая знак соблюдать тишину. В тот же миг мои губы будто стянуло невидимой нитью, и я не смог вымолвить больше ни слова.

— Слишком много вопросов, мальчик. Просто учись, я чувствую, что линии твоей судьбы круто поменяли направление в тот момент, когда ты украл весы. Держись этого пути.

А потом Эдриас исчез, как исчез и мой кошмар — более мне ничего не снилось.

И если прошлая моя встреча с Эдриасом ощущалась на утро вполне реально, то вот этот наш разговор на самом деле походил на сон. Смазанный, нечеткий, будто пытаешься разглядеть что–то в мутной воде, детали ускользали от меня с каждой минутой бодрствования, оставив в итоге только смутное ощущение правильности происходящего. Все хорошо, а когда учитель будет готов выйти из своей комнаты — он все мне расскажет. Или не расскажет, так, наверное, даже лучше. Я не был уверен, что хочу знать о прошлом Осиора, так как первое чувство жгучего любопытства уже успело смениться приобретенной за годы жизни на улице осторожностью.

Не лезь в чужие дела — и тебе не оторвут любопытный нос. Причем как фигурально, так и буквально. Лезть же в дела человека, способного на такое колдовство, было бы крайне опрометчиво.

Отношения со слугой учителя у меня складывались непростые, но Ирман все же принял, что я буду учиться у его господина магии. Прислуживать мне спесивый слуга отказывался, но и голодным не оставлял — готовил на всех. А вот стирка, вода для бани и прочие бытовые вопросы я решал самостоятельно.

Баня это просто чудо! Раньше мне удавалось помыться только в реке, ведь от соленой морской воды рано или поздно начинала зудеть кожа, да и мыльного порошка раздобыть удавалось не всегда. Сейчас же я получил доступ к богатствам моего учителя — мыла, сколько угодно, причем душистого, на травах, горячая вода, а не чуть теплая речная, вкусный чай после банных процедур.

Многие бродяги пренебрегали чистотой, но конкретно в нашей шайке с этим было строго благодаря Риге. Женщина просто не пускала нас на задний двор, если от нас смердело, как от помойных псов, так что если мы хотели поработать для кухарки и получить за это ужин — то и выглядеть и пахнуть стоило соответственно. Да и в жарком климате Лаолисы слишком долго ходить грязным просто опасно для здоровья. Мигом заводились вши, прели ноги в штанах, появлялись язвы. Так что я сумел по достоинству оценить быт простого горожанина, которым теперь являлся.

Сейчас же я шел довольно широкими улицами верхнего города, гордо демонстрируя прохожим медный кружок ученика мага поверх льняной рубахи. На меня нет–нет, да и поглядывали, а некоторые, кто уже успел разузнать подробности магического столкновения между Осиором и Раконом, так и вовсе тыкали пальцами. Мне же подобное внимание только льстило: смотрите, идет ученик великого колдуна! Мага пояса! И да, пусть это пояс по рунам погоды, но вы видели, на что способен мой учитель?!

Гордость за чужие достижения аж распирала меня изнутри, так что пока я дошел до северного берега, то успел навыдумывать себе уже всякого.

Ребят в амбаре не оказалось — время было около полудня, так что я двинулся прямиком на невольничий рынок Нипса, догадываясь, где сейчас члены моей шайки.

На подступах к рынку, да и на самой торговой площадке, на меня бросали еще более внимательные взгляды, чем в городе. Многие торговцы и стражники знали меня в лицо и столь резкие перемены в образе не остались незамеченными. В глазах некоторых работорговцев я видел алчный блеск — видимо, в их головах бродили те же мысли, что пришли и Ракону, другие же не скрывали своего удивления.

Наконец–то я добрался до помоста, с которого вел дела Канарат.