Где этот указанный квадрат, кем и кому он был указан – понятно решительно не было, а спрашивать про это было не комильфо. Но вопрос, собственно, возник у ефрейтора Мещерякова и, надо сказать, вопрос закономерный, хотя и глупый, особенно для старослужащего. С Мещерой, то есть с Виктором Мещеряковым, они были одного призыва, и дослуживали уже последний месяц.
– Товарищ лейтенант. А сколько стоять?
– От забора до обеда. Стоять столько, сколько потребуется. Еще вопросы есть?
Ехать было еще часа два-три, если верить Зайцу, и младший сержант Соболев погрузился в мысли. Миша за срок службы научился спать в любой ситуации и положении, не получалось спать только стоя, хотя в роте и такие мастера были. Машину покачивало, но несмотря на это, заснуть, или хотя бы просто подремать под шум мотора, никак не получалось. Давило предчувствие чего-то не хорошего. Чувство гнетущее, не понятное и похожее на голод. Над головой все отчетливо услышали шум работающих лопастей пролетающего над ними вертолёта. «Тут однозначно что-то не так» – подумалось сержанту. «С какой бы стати поднимать такие силы ради пяти – шести человек, будь они хоть до зубов обвешаны автоматами… да еще и вертушки».
– Товарищ лейтенант. Что за террористы такие, если всю королевскую рать на уши подняли из-за них?
Лейтенант смачно зевнул во весь рот:
– Даа… видать не простое оборудование накрылось. Я не большего твоего знаю, они- нас, мы – вас, вы – матрас. Все как обычно.
Было уже светло, когда машина миновала блок пост и свернула с трассы на проселок, колонна проследовала дальше. Теперь их ЗИЛ 131 двигался в сторону от трассы, видимо, в указанный чьей-то мудрой, руководящей рукой, квадрат. Езда по проселочной дороге сразу разбудила всех, кто спал или пытался спать, теперь только оставалось пытаться усидеть на жестких деревянных скамейках вдоль бортов. Машина весело подпрыгивала на ухабах, и солдаты со свирепыми лицами нелепо подлетали на своих сидениях. Больше всех доставалась сидящим около выхода, в том числе и молодому командиру взвода. Что бы не потерять лицо перед подчиненными, лейтенант прошел поближе к кабине и поменялся местами с одним из бойцов.
Рядом с Соболевым, по обыкновению, сидел ефрейтор Мещеряков и вполголоса рассказывал ему какую-то историю из своей гражданской жизни. Михаил сквозь шум не мог разобрать его слова, но делал вид, что ему интересно, кивал головой и иногда понимающе улыбался. Напротив сидел Максим Кузнецов, он любовно зажав между колен свой пулемет, и, надвинув кепи на глаза, казалось дремал. Коренастый, мощный, надежный и немногословный, он прочно ассоциировался у Соболева со своим пулеметом. Михаил помнил, как в первый месяц своей службы Макс разбил нос одному старослужащему, а второго отправил в глубокий нокаут. «Деды» решили поживиться сигаретами у «духа» и вечером поджидали его в умывальнике, где, собственно, Макс и дал им «прикурить». Конфликт удалось замять без привлечения командования, но с тех пор ни один «дед» не решался сломать Кузнецова. С краю сидел виновник утреннего происшествия с ящиком и ногой лейтенанта – рядовой Сидоров. Опытный военнослужащий без труда может определить военного человека или простого гражданского, который впервые одел военную форму, по одному внешнему виду. На человеке, который отслужил хоть сколько-нибудь долго, форма смотрится ладно, и вид у него в целом молодцеватый и подтянутый, на салаге же форма сидит как на корове седло. Так что такое не хитрое, казалось бы, умение, как носить одежду, тоже требует определенных навыков. Служил Сидоров совсем недавно, это было заметно даже по тому как нескладно топорщилась на нем форма, он с тоской смотрел на проплывающий за бортом машины пейзаж. Было заметно, что он не притерся еще к службе и остро скучал по дому. Одного призыва с ним были братья-близнецы Хусаиновы Муртаза и Рамиль. Они постоянно держались вместе и во всем помогали друг другу, впрочем, как и было положено братьям, тем более близнецам. Соболев не успел еще как следует их узнать.
Отделению Соболева место для выполнения боевой задачи досталось ничем не примечательное. Проселочная дорога, не понятно куда ведущая, метрах в ста параллельно дороге располагался лесной массив. Дорогу и лес разделяло поросшее редким кустарником и довольно высокой травой поле. Зайцев выдал последний инструктаж:
– Значит так, Соболев. Распредели людей вдоль дороги. Твой участок отсюда и полкилометра восточнее. Я со вторым отделением нахожусь в километре от вас на севере. – и для убедительности показал рукой почему-то на запад. «У кого-то из нас двоих определённо топографический кретинизм» – непроизвольно подумалось Михаилу.
– Машину оставим в пределах видимости. Гражданских лиц и прочих грибников и отдыхающих тут нет и быть не может. Все проезды в этот район перекрыты. Не спать, не ссать и не курить. Смотри в оба. Контакт маловероятен, но не расслабляйся. Задача ясна? Выполняй.
– Так точно! – отрапортовал Соболев, ему было всё предельно ясно, он уже мысленно расставил стрелков и пулеметчика.
Командир хотел по-молодецки запрыгнуть в кузов транспорта, но ушибленная нога лишила его этой возможности, и он с позором сел в кабину и укатил на «север».
Распределив людей цепью вдоль проезжей части с дистанцией метров в пятьдесят, Соболев обратился к пулеметчику Максиму Кузнецову. Максим, так же как и Мещеряков был старослужащий. Всего их – дембелей на отделение было трое и на них в основном лежала задача воспитания великовозрастных оболтусов – салаг, недавно начавших тянуть лямку срочной службы.
– Макс, где думаешь поставить пулемет?
– Да чё тут думать? по центру и поставим. Вон пригорок не большой с кустиком видишь?
Действительно, небольшая возвышенность позволяла контролировать большую часть перелеска, и сектор стрельбы был, как говориться, что надо.
– Ну… тогда располагайся.
Макс, взвалив на плечо свой «Печенег» двинулся к облюбованному месту.
Закончив распределение людей, Михаил прислонился к стволу одиноко стоящей березки. Местный пейзаж после унылой казармы радовал глаз. Было еще не жарко, молодая зелень – трава, березы, редкие кусты то ли багульника, то ли другого какого-то растения, Михаил не особо разбирался в ботанике, создавала благостное настроение. Пение лесных птиц, стрекот кузнечиков действовали успокаивающе, и дурное предчувствие, терзавшее его еще с ночи, постепенно улетучилось. Соболев заметил редкие струйки дыма – видимо кто-то из солдат вопреки приказу закурил. «Да и черт с ними» – подумал Соболев, в конце концов, начальство далеко и сколько тут еще торчать не известно. Глядя на дымок, самому нестерпимо захотелось закурить. Вообще – то он давно решил бросить, но в курящем коллективе сделать это не так-то просто. Как только кто-то закурит поблизости, так хоть волком вой, и поэтому завязать он решил уже на «гражданке». Михаил достал сигаретку, отметив, что в пачке, уже достаточно помятой, осталось пять штучек, и до конца дня явно не хватит. «Да… хоть бы до обеда хватило… видимо, придется напрягать молодых на предмет курева» – тоскливо подумал Михаил.
Срочная служба была сержанту не в тягость, состоял он на хорошем счету у начальства и «пользовался заслуженным авторитетом у сослуживцев» – именно такую строчку он успел мельком прочитать в своей характеристике, когда за каким-то мелочным делом заходил в штаб. В это время как раз решался вопрос о назначении его командиром отделения и присвоении ему звания младшего сержанта. Вообще, служба заладилась у него сразу, от природы был он достаточно сообразительным, к тому же значительно старше своего призыва, так как успел к этому времени закончить четыре курса исторического факультета в местном универе. Поэтому двадцатидвухлетний призывник не подвергался придиркам «дедов», так как был, во-первых, их старше, а во-вторых, человеком с практически высшим образованием. Тем более в свои годы успел позаниматься рукопашкой, и даже выступал на городских соревнованиях, однако без особых успехов. Занимался Михаил «для себя» и всерьез продолжать оттачивать навыки рукопашного боя не собирался. После дембеля рассчитывал он восстановиться в родном универе, а что делать дальше даже и не задумывался. Будущее представлялось ему чем-то эфемерным, и забивать голову размышлениями о работе и карьере лишний раз не хотелось. «Жизнь покажет, а там видно будет» – рассуждал бывший студент.
