— А какое это имеет значение?

— Ну, вы, возможно, далеки от всего этого? Знаю, ругаете меня, и при этом не понимаете ничего…

— Вот я-то как раз понимаю… Я ваш коллега. Я тоже врач.

— О, коллега значит. Как интересно, — облокотившись на стол, Виктор изучающе окинул его взглядом. — И какая же, если не секрет, у вас специализация?

— Хирургия, — с раздражением ответил Георгий.

— В отделение или поликлинике?

— Действующий хирург, заведующий отделением. Этого достаточно? К чему вообще такой допрос? Я к вам, по-моему, по делу пришёл, а не свою биографию рассказывать.

— Да так, просто интересно стало. Ну, что же… Коллега, — с каким-то пренебрежением сказав последнее слово, продолжил Виктор. — И какие же ко мне претензии? Помощь мы ей оказали, здоровье ей вернуть, при всём желании, мы не в состояние. Что же вы хотите от меня? Я сделал всё, что от меня зависит.

— Вот как раз по этому вопросу я к вам и пожаловал. Мы с вами коллеги ещё и в том, что занимаем одинаковые должности, — Георгий пристально посмотрел на него. — И сейчас как раз от вас зависит, что будет дальше.

— Вам не нравится уход? — он усмехнулся.

— А он у вас есть?

— Ну, а что же вы хотите? Здесь я бессилен, — снова усмехнувшись он развёл руками. — Это может быть там, у вас условия хорошие, зарплаты лучше, а у нас ни условий, ни удобств, ни зарплат достойных. Мы здесь выживаем и выкручиваемся, как можем. Медсестёр, и уж тем более санитарок понять можно… Они получают копейки, а у них семьи, и их надо кормить, из своего кармана я им помочь не могу? Нет, не могу. Значит, выживай как хочешь, вот они и выживают.

Георгий почувствовал, как холодок пробежал по спине. Такие знакомые слова сейчас звучали уже не от него, а для него. Он растерялся, не зная, что ответить.

— Может там у вас по-другому? Вот вы мне… Коллега и ответьте.

— Но они же не выполняют свои прямые обязанности, — тихо и как-то растерянно спросил он.

— Почему же? Выполняют, только ваша тётя вполне может сама о себе позаботится, да и её подруга приходит помочь ей. Мы не против этого, а то, что этим, уходом, занимается она, так это вполне можно изменить… можно ведь договориться с санитарками… Поверьте, они не такие жадные как вам кажется, — Виктор снова усмехнулся.

Георгий встал, и не говоря ни слова, подошёл к двери.

— Обижаетесь на меня? Зря. Вы не знаете здешней жизни, вы к ней не привыкли, не знаете, в каких условиях нам приходится работать. Вы живёте и работаете в большом городе, условия, техника, оснащение у вас на высшем уровне, а у нас? А у нас всё по старинке. Да ещё и заплаты никакие, кто к нам пойдёт? И мы должны с этим как-то смириться и жить. Вот мы и живём, как можем.

— Я прожил тут тринадцать лет.

— Ну-у, в те времена была другая жизнь, с сегодняшней не сравнить. Теперь другие времена, другие потребности, другие нужды… Просто другая жизнь.

— Значит, ничего не изменится? Как я понял, пока я не могу её забрать?

— Пока нет. Знаете, я вам совет дам… Договоритесь с санитарами и всё будет на высшем уровне, по местным меркам конечно. Да и я могу вам помочь…

— Вы просите взятку?

— Ну, что же сразу так грубо. Просто любой человек любит благодарности… А у вас что… Не так? — Виктор внимательно посмотрел на него. — Ну, если не хотите, конечно, можете её забрать, но позже, через недельку-другую.

Выйдя из кабинета, Георгий сел на стул, стоявший неподалёку, и, обхватив голову руками, закачался из стороны в сторону. Впервые в жизни он чувствовал себя каким-то оплёванным, униженным и совершенно беспомощным, потому что теперь уже ему пришлось оказаться на месте родственников его пациентов. Распрямившись, он бессмысленно посмотрел на дверь кабинета, вспомнив Елизавету Алексеевну и её фразу: «…Вы умеете ловко уходить от ответственности, умеете красиво говорить, но когда-нибудь бумеранг может настигнуть и вас…». И теперь он почувствовал, как этот самый бумеранг, всей своей мощью, всей силой развернувшись ударил его прямо по сердцу. Самый близкий и родной для него человек, тётя Аня, которая фактически вырастила его, заменив вечно мотавшихся по командировкам родителей, оказалась в той же ситуации, что и муж Елизаветы Алексеевны. Только ему смогли всё-таки помочь, а ей? Смогут ли? Посмотрит ли он ещё хотя бы раз в её живые, весёлые глаза? Обнимет ли её чуть сгорбленную от тяжёлой работы фигурку? Он встал и, вздохнув, на отяжелевших ногах пошёл к выходу.

***

Выйдя из вокзала Георгий прошёл несколько улиц, остановившись у одного из домов. Встав чуть в стороне, у ограды небольшого парка, среди разросшихся деревьев он долго смотрел на гуляющих на детской площадке женщину и девочку-подростка, качавшую на качелях звонко смеющегося малыша. Георгий грустно улыбнулся. Сколько прошло времени, он и сам не понял. Женщина с детьми уже ушла домой, а он всё стоял и стоял, не решаясь сдвинуться с места. Посмотрев на зажёгшийся свет в двух окнах, Георгий задумчиво опустил голову, собираясь с мыслями.

«Ну, что, Георгий, сейчас не сделаешь шаг, больше никогда не сделаешь, дальше будет только тяжелее, — сам себя подбадривая думал он. — Надо… Пока ещё не поздно».

Закрыв глаза и сжав кулак, как будто собираясь с силами, он решительно вышел на тропинку и пройдя несколько метров остановился, ещё раз посмотрев на светившиеся окна.

***

Кто-то позвонил в дверь. Женщина, распрямившись, посмотрела в коридор.

— Маша! Дочка, открой! Это, наверное, бабушка, — крикнула она.

Девочка-подросток не спеша подошла к двери. Открыв её, она растерянно посмотрела на мужчину, стоявшего перед ней.

— Папа? — как-то неуверенно, тихо, почти шёпотом сказала она, всё также не отрывая от него взгляда.

— Маша… — он виновато посмотрел на неё. — Я вот… Я…

— Маша! Кто там?! — женщина снова посмотрела в коридор. Не дождавшись ответа, она подошла к дочери, и, выглянув из-за её плеча, побледнела.

— Жора? Ты? — также тихо, чуть слышно, спросила она.

— Да… Здравствуй, Галя, — переведя взгляд на женщину, виновато посмотрев уже на неё, тихо ответил он. — Я вот… Я с Машей хотел поговорить. Я… Очень виноват перед вами… Перед Машей… Может, сходим в парк? — с надеждой посмотрев на дочь, спросил вдруг Георгий.

— Я не знаю, — Галя растерянно посмотрела на Машу. — Маше решать.

Маша вопросительно посмотрела на неё. Галя с грустной улыбкой, слегка кивнула ей.

— Хорошо, я сейчас, только оденусь, — девочка оживлённо побежала в комнату.

***

Георгий подошёл к окну. Задумчиво посмотрев на весенний пейзаж. Солнце, играя бликами на многочисленных лужицах, слепило глаза. Весна потихоньку оживляла природу, согревала замёрзшие за зиму сердца людей, наполняя их радостью, ощущением счастья. Только он чувствовал холод. Ни яркое, тёплое солнце, ни радостное щебетание птиц не согревало его сердца, которое какой-то ледяной глыбой, казалось придавило грудь, не давая свободно вздохнуть. Опустив голову, он подошёл к столу, не спеша сев в кресло, набрал номер.

— Ира? — услышав знакомый голос, как будто всё ещё сомневаясь спросил он. — Ты не занята? Можешь зайти ко мне?

— Хорошо. Я сейчас подойду.

Георгий снова задумался.

— Ну, и как съездил? — зайдя в кабинет с порога спросила она, но, посмотрев на осунувшееся, бледное лицо Георгия, уже с беспокойством добавила: — Что-то случилось?

— Да в общем-то… — он задумался, подбирая слова. — На прошлой неделе похоронил тётю Аню… А ведь ей можно было помочь. Если бы я знал… — Георгий опустил голову.

— Сердце?

— Сердце… Она мне даже ничего не сказала.

Он вдруг резко вскинул голову, посмотрев на Ирину.

— Ты всё-таки уходишь?

— Жор, к чему ты это? Мы же всё уже обсудили.

— Знаешь, я виноват перед ней. Она меня считала врачом, заботящимся о людях, а я? Ты знаешь, что я там услышал? — он вопросительно посмотрел на неё. — Я услышал там вопросы… Одни вопросы: «А что я могу?» или «Что вы от меня хотите?». Знакомо, правда? И оправдания: «Их понять можно», «Они получают копейки», «У них семьи». Знаешь, как я теперь понимаю Елизавету Алексеевну и таких, как она. Я вдруг оказался на их месте. Знаешь, при нашей последней встрече Елизавета Алексеевна мне сказала: «…Бумеранг когда-нибудь настигнет и вас…» Вот он и настиг меня. Только теперь я понял смысл её фразы.