Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Там, говорили друг другу люди, панская милость рассветала новой зарёй, а на такой свет люди всегда стремятся.

Это были старшие местные землевладельцы Рожицы, от которых Добеслав вёл свой род, и люди немалых имен; все-таки ни с Топорами и Старжами, ни с Леливами и Сренивятами идти наравне не могли, потому, может, живо занимались своими делами, чтобы взбираться в гору.

Но покойный король как милостивым паном был для всех, так слишком предприимчивых льстецов около себя не любил, не доверял им. Особенной его милостью Рожицы также не хвалились, хотя за службу их награждал, и старшего Добеслава поднял на первое воеводство.

Рыцарские были люди, особенно старый, который любил не только военное дело, рыцарские забавы, охоту и турниры, но и сам тот гордый, крикливый, панский, прекрасный обычай, который во время мира заменяет военный шум.

Пану воеводе было около шестидесяти лет, хоть их на нём видно не было, потому что подвижная жизнь, более долгая или более короткая, не даёт человеку одряхлеть и постареть.

Поэтому он держался молодо, невзирая на то, что имел двух взрослых сыновей; выступал нарядно и блестяще, а в доме – гостеприимно и щедро, и хотя был могущественный, всегда хотел стоять выше своего могущества.

Его также окружал панский двор, его конюшни и возницы славились, он носил самые дорогие доспехи, одевался в бархат и любил порисоваться перед людьми.

Сын Кжеслав был полной копией отца, и хотя красивое лицо было моложе, обычаем, речью, голосом точь-в-точь был на него похож. Оба понимали друг друга и угадывали очень хорошо.

Второй сын, Завиша, хотя равно горячей крови и по характеру им подобный, лучше бы подошёл к коню и мечу, чем к алтарю и сутане, по отцовской воле должен был идти в духовное сословие, призвания к нему не имея. Отец не спрашивал об этом, ему был нужен ксендз в семье, потому что заранее назначил ему в костёле высокий сан. Поэтому он отправил Завишу в Италию, велел ему учиться и дал его постричь; а когда вернулся на родину, быстро сумел его втиснуть на двор и в капитул.

Быстрого ума, ловкий, хитрый молодой священник счастливо прокладывал себе дорогу, хоть жил не как священник.

Его привлекало то же самое, что отца и брата: панская свобода, пиры, кони, охота, песни, весёлое общество и ухаживание за женщинами.

Немного обуздывая себя, чтобы не дать себе испортиться, когда вырывался в деревню, отпуская поводья, Завиша на людские языки вовсе не обращал внимания.

С ним было много людей, потому что знаний ему было хоть отбавляй, хорошо писал, умел привлекать людей и, когда было нужно, подстраивался под них.

Сразу после смерти Казимира, когда ксендз Сухивилк с епископом Флорианом ехали в Буду, присоединился к ним Завиша, чтобы пораньше попасть на двор.

Старую королеву Елизавету он знал раньше и льстил себе, что был у неё в милости. Уже немолодая пани Безрука любила весело развлекаться и окружать себя молодежью обоих полов.

Не было у неё дня без музыки, песен, плясок и забавных бесед. Рекомендовалась к ней молодежь, как могла, а она потом ею заправляла, когда та заслуживала милости.

Но в то же время немолодая пани начинала быть набожной, и с утра благодарила Бога, а вечером людей.

Молодой ксендз, который и молитвы мог с ней читать, и умные беседы с остроумием вёл, и льстил старушке, превознося её до небес, и даже прославляя красоту, добился расположения королевы.

Она помнила о том, и когда он приехал в Буду с новостью о смерти её брата, ему легко было покорным словечком добиться от старушки канцелярии.

Тогда уже было понятно, что Людвик, сам относящийся к Польше враждебно, не желая в ней жить и не в состоянии, отдаст бразды правления матери. Из канцелярии королевы была простая дорога к митре.

Завиша уцепился за платье Елизаветы и стал её слугой. Отец и брат аплодировали. Через Завишу они попали к старой матери, а через неё к молодому королю.

И теперь уже Рожицы глядели на других свысока, зная, что имели перед собой будущее.

II

Когда люди разглядели, что Рожицам везёт, хоть около воеводы никогда пусто не было, толпой к ним посыпались. Это был хороший знак. Добеслав потирал руки.

В этот день точно знали, что Людвик в Польше места не нагреет, а кому-нибудь его сдаст, лишь бы бремя с плеч сбросить.

Говорили, что мать настаивала, что останется в Кракове. Там ей было свободней, потому что сама могла царствовать, когда в Буде другая Елизавета, молодая, стояла рядом. В Польше она вспоминала молодые годы, отца, мать, брата… да и приятелей у старушки хватало, которые шептали ей, чтобы осчастливила Польшу и сама ей правила, когда она именно к ней первой переходила, чем если бы её передали сыну. Привлекал Елизавету и красивый Краковский замок, заново великолепно отстроенный Казимиром и украшенный.

Таким образом, Рожицы надеялись со своей госпожой в нём всем заправлять.

Вечером дом воеводы был полон, хотя места в нём и хватило для многолюдного собрания. Как значительнейшая часть тогдашних домов, дом Добеслава, построенный из дерева, обширный, снаружи не выдавал, чем был.

Большие комнаты также ничем не отличались, когда воевода в них не жил. Предметы интерьера в них так же были просты, как у самого мелкого из землевладельцев.

Но всё это перевоплощалось, когда только воевода заезжал в свой дом, а его двери собирался открыть людям.

Голые стены были завешаны великолепными драппировками, лавки были покрыты подушками и тканями, на полах были ковры, столы были покрыты сшитыми скатертями, полки наполняли серебром и дорогой посудой, сарай, точно по мановению волшебной палочки, перевоплощался в дворец.

Пустые каморки и остывшие кухни, когда прибывал пан, заполнялись припасами, и с утра до ночи продолжался в охотку пир.

Сын Кжеслав хозяйнчал там вместе с отцом, а так оба понимали друг друга, что как один человек, без слова и уговора, делали согласно по своему желанию.

Завиша жил отдельно, как клирик, а теперь больше просиживал при дворе старой королевы, чем у отца. Всё-таки и одного дня не проходило, чтобы он там не появлялся со своим красивым, весёлым лицом и новости какой-нибудь не приносил.

В большой комнате под вечер было многолюдно и собралось немало достойных людей.

Не считая более маленьких людей, кроме хозяина-воеводы и его двоих сыновей, у маленького стола по-отдельности сидели Пжедислав из Голухова, воевода Калишский, который ещё при Казимире в Великой Польше занимал должность губернатора и до сих пор её сохранил, Яшко Кмита, Пелко Замбра, сандомирский судья, Вилчек из Надорова Краковский и маленького роста ксендз, Ян Радлица, который в то время уже слывился как учёный лекарь.

Те, кто знали окружение воеводы, ясно могли видеть, что в том кружке почти один Пжедислав и Голухова больше принадлежал к старому двору, чем к новому.

Оба судьи уже, как говорили, купленные, должны были выступить против завещания покойного короля, ксендз Ян тоже со своей медициной ходил около старой королевы, хотя она, казалось, не много в ней нуждалась, поддерживая свежесть лица и здоровье какой-то чудесной водой, в которой каждый день мылась.

Из-за пана Пжедислава из Голухова, которому, как слуге Казимира, не вполне доверяли, сдержено вели разговор о текущих делах, глазами друг другу давая знаки.

Немного подальше от стола стоял мужчина, который выглядел рыцарски и красиво, в одеждах из лучших тканей, в наполовину позолоченных доспехах.

Был это Оттон из Пилцы.

Благодаря красоте, гладкости обычаев и умению понравиться он также был уже в хороших отношениях на дворе старой королевы и принадлежал к тем, на которых указывали как будущих любимцев.

– Ну что! – произнес не спеша, меряя глазами окружающих, великорядца Познаньский. – Король сам нам обещал быть в Гнезне… Он обязательно нам нужен там. Наши великополяне завидуют, что вы у нас из Гнезна корону забрали и старой столицей пренебрегаете. Вот бы нам его хоть у могилы Мешка увидеть.

3
{"b":"771158","o":1}