Они стояли друг напротив друга. И первые секунды каждая старалась смотреть на что угодно только не на человека напротив. Когда же Маргарита решает прервать это бессмысленное действо и начинает быстро шагать по коридору, с силой сжимая папки, Полина всё же берёт себя в руки. Не без труда догоняет преподавателя:

— Маргарита Васильевна, можем мы поговорить?

Но холод в её голосе обжигает:

— Потом.

Полина замирает. И думает, в какой именно момент, она всё испортила. Она даже не допускает мысли, что все реакции Маргариты не обязательно связаны с ней. Садится прямо на пол, головой прислоняясь к книжному шкафу. Всё думает, думает… Ведь и до того вторника было что-то странное между ними. Что-то в тихих фразах, во взглядах. «Взглядах…» — мысленно повторяет Полина. Сразу вспомнились посиделки в четверг — после второго экзамена…

— Привет! — она машет рукой Даше и Летте, что уже сидели за столиком, пили пиво и смотрели матч. — Простите за опоздание.

— Привет! Садись, — Даша помахала в ответ. — Мы только по первой пьём, так что ты не очень опоздала. Вот тебе меню, выбирай.

Сначала они сидят по большей части молча. Только истинный болельщик Виолетта иногда отпускает комментарии об игре и о игроках: «Ну вот, не забили», «слушайте, у этих перуанцев… перунцев… или как их? Короче, форма у них, как у выпускников: белый верх, белый низ — ладно, это нетипично, и лента эта».

Потом в разговор Даша вступает. Она говорит много, как всегда. У Дарьи целая куча разных историй. Полина не запоминает всего, не понимает «фишки» алкогольных посиделок во дворах. Но предпочитает промолчать, не становясь в глазах девчонок занудой.

Когда Полине приносят заказ, больше всех снова оживляется Даша:

— Наконец-то! Выпьем, дамы… Не знаю. За футбол, за успешную сессию, за Шелякову.

Полина едва не закашлялась, не понимая, как в ряду идей для тоста Дарьи появилась Рита. Виолетта неловко взмахнула рукой, отправив в полёт собственные очки. Даша только рассмеялась, глядя на их реакцию.

— Вот за Шелякову мне пить страшно, — сказала Виолетта. — Она на меня так зыркнула сегодня, что реально страшно.

— Да она на всех сегодня так зыркала, — пожала плечами Даша. Полина кивнула. Ведь тот взгляд в коридоре и правда был страшным. — Когда пришла сдавать методичку, было вообще очень страшно.

Но за Шелякову они всё-таки выпили. Потом за удачную сессию и повод собраться здесь всем вместе. И как-то уже после этого их разумы заполнились духом Чехии. Начались неформальные сообщения одному из преподавателей, звонки Вите («А то чё он спит? Футбол идёт, а он спит!»). Ещё позже они вспомнили о морфологии снова. И тогда в голову Даше пришла другая гениальная идея: прийти на экзамен в одинаковых белых футболках. Что, казалось бы, здесь гениального? Лишь то, что Кудесница предложила на этих футболках ручками написать: «Я люблю морфологию и Маргариту Васильевну».

Истина, может, и в вине, но креатив точно в пиве.

Стоило Поле вынырнуть из воспоминаний, она поняла, что что-то не так. Что именно? Вероятно, ноги человека в бежевых брюках. Знакомых ей, надо отметить, брюках. Полина снизу вверх смиренно смотрит на человека. И думает, долго ли она тут стоит.

— Ты поговорить хотела? У меня есть пара минут. Идём.

Во внутреннем дворе царило привычное для этого времени оживление. Во всю работала приёмная комиссия, так что очередь из абитуриентов и их родителей штурмом брала входы в университет. Вернее, в одно его крыло, которое, к счастью, отделялось от них небольшим летним кафе. В его тени они даже будто были в уединении. А весь шум внешнего мира — взволнованные обсуждения баллов ЕГЭ, жалобы на сорокаградусную жару, шорох шин проезжавших время от времени автомобилей, редкий шелест листвы и ленивое пение птиц — словно отходил на второй план.

Они, как и полагается в таких случаях, сидели рядом друг с другом. Но от этого странная невидимая стена между ними не исчезала. Даже наоборот — её наличие ощущалось слишком явно. Маргарита всем своим видом выражала уверенность. Нахмурившись, закинув ногу на ногу, она безмолвно изучала окна университета. Полина сидела справа от неё, упираясь руками в скамейку, отчего осанка её до ужаса испортилась.

Полина смотрела только на Маргариту. Смотрела, краснела и не могла произнести ни слова. Вот так поговорили, ничего не скажешь.

В этот раз Маргарита Васильевна не хотела приходить на помощь Полине. Должна же девочка хоть однажды сказать то, что хочет, сама. Раз хотела — действуй. К тому же, только девчонка знает, о чём ей так необходимо поговорить.

Полина, изучая горячий асфальт, начинает едва слышно:

— Маргарита Васильевна, я хотела… Ну… Извиниться.

— Чего? — Маргарита даже голову чуть набок склонила и приоткрыла рот. — За что, позволь узнать?

— Ну… Я… Мне показалось, что моё поведение в последние дни могло обидеть вас и…

— Дорогая моя, ты эгоцентрична, как язык! — воскликнула Маргарита. Слишком громко, как ей самой показалось. Она огляделась. Но в общем гуле голосов и шуме дождевальных машин на это, похоже, никто не обратил внимания. Но голос она всё же понизила. — Слушай, у меня очень много работы в конце года. Да и ты знаешь, что в следующем году ждёт.

Полина кивнула. Как тут не знать, когда об этой проверке с первого курса твердят?

— Из-за этого вы выглядели так… — Поля замялась, силясь нужное слово подобрать.

Но Маргарите Васильевне это было не нужно. Она и сама знала, что в последние дни вела себя не так, как обычно. Столько всего в последние дни навалилось. Все эти документы, защиты, экзамены… Хотя это и ожидало в конце каждого года, именно в этом нервы не выдержали. Со всей этой работой она даже дома почти не бывала. И то успевала только поесть, сходить в душ и на пару часов завалиться спать. А ведь ей тоже нужен был отдых и простые человеческие радости. Ей уже и объятия с коллегами не помогали. Эти нервы, должно быть, и на поведение влияли, и на лице отражались. Потому что её даже студенты снова бояться начали. Причём не только трусишки-первокурсники. Маргарита с нетерпением ждала окончания летней сессии — после неё хоть выспаться можно будет. Это, возможно, решит часть проблем.

— Поэтому. И если у тебя всё…

— Я… Может, я смогу помочь вам?

— Не сможешь. Хотя… — Маргарита задумчиво замолчала. — Я поговорю с Беловой и Леоновой.

Полина пожала плечами. При чём тут руководители их практики? Но Маргарите, конечно, виднее.

Двадцать шестого июня назначили сборы по поводу практики, так что у Полины был официальный повод поехать в универ. Этим она воспользовалась, чтобы приехать пораньше — на несколько часов — и снова подождать под деканатом Маргариту. Всё же до экзамена оставалось три дня, а потому, подумала она, было бы очень неплохо попросить методичку обратно. Тринадцать дней прошло, как-никак… Она несколько раз отрепетировала заранее подготовленную речь. Она была спокойна, собрана, тверда в своих намерениях… Словом, когда около девяти утра пришла Маргарита, Полина смогла только дрожащим голосом поздроваться. А уж о том, чтоб зайти в деканат, и речи не шло. Она даже не то чтоб боялась, просто совсем не могла говорить с Маргаритой. Со своими девчонками, с Елизаветой — пожалуйста. Даже на других экзаменах это почти получалось почти нормально. А вот с ней… Вот не получалось и всё.

«Д-да ладно, она же выйдет ещё из деканата. Тогда и спрошу», — обещает себе Полина. Но Маргарита выходит — и она лишь тоскливо смотрит ей вслед, не сумев раскрыть рот. И когда возвращается — тоже. И ещё раз…

Только когда это происходит раз в третий, Полина почти решается. Делает даже шаг навстречу Маргарите. Но всё ещё молчит. Маргарита Васильевна кидает на неё взгляд и проходит мимо. Девчонка всегда такая — смотрит и смотрит. А около деканата её уже ждёт студентка, которой с документами помочь надо. И это, определённо, важнее. Потому что это — работа. Маргарита рассказывает ей всё, что узнать удалось, и просит ещё подождать. Вопросы, увы, не всегда удаётся решить сразу. Когда студентка уходит, преподаватель возвращается на рабочее место.