– Залезть можешь в постель своего папаши, но не в мою душу.
Лицо у Инес дрогнуло. Несмотря на практически год членства в команде, она так и не смогла полностью привыкнуть к оскорбительной манере общения капитана. На самом деле он не всегда разговаривал с другими, как с кусками дерьма, но периодически такое случалось.
Тем временем мы вошли в ещё более бедные районы. Дома были поменьше, а кучи мусора побольше. Из тротуара, который в некоторых местах был скорее обочиной, торчали пни, что свидетельствовало о чрезвычайно наплевательском отношении в сфере строения дорог. Об один из таких пней я споткнулся секунды через две, как начал говорить.
– Бубнов, вот сколько… ай, чёрт!
Пытаясь сохранить равновесие, я с размаху опёрся на протезированную ногу, о чём тут же пожалел. Всё бедро снизу доверху прострелило и десяток метров я прыгал на одной ноге. Кроме всего прочего, боль заставила меня забыть, что именно я хотел спросить у капитана. Инес, глядя на мои дёргания, хмыкнула, Бубнов даже не взглянул.
Людей на улицах было достаточно, периодически приходилось уворачиваться от туши какого-нибудь борова, что как один перли вперёд, не обращая внимания на других. Однако местные не сталкивались друг с другом, они либо уворачивались в последний момент, либо вовремя останавливались. Кажется, тут действует какая-то негласная система субординации и то, что от нашей троицы никто не уклонялся, говорит о том, что мы внизу этой самой системы.
Спустя ещё пару сотен метров район начал изменяться. Стали преобладать одноэтажные дома, а дорога расширилась. Часто параллельно ей располагались ямы, и только спустя какое-то время я понял, что это крайне запущенная отводная канава. С ленивым интересом заглянув в неё, я увидел чёрных слизней, объедающих труп какого-то небольшого животного.
– Ведь у тебя тоже абсолют, да, Бубнов? То-то ты отмалчиваешься? – Инес ткнула пальцем в небо.
– Нет блокады. Только пожизненная терапия.
Инес взглянула на Бубнова, хмыкнула, попыталась переглянуться со мной, но безуспешно. Игнорировал её взгляд я по той причине, что ещё около года назад узнал об этой особенности капитана. Благодаря тому, что я особо не трепался, не возникал, когда не надо, и участвовал почти во всех делах команды, мне случалось периодически получать сведения, сокрытые от определённых сокомандников. Осмелюсь предположить, что Бубнов доверяет мне больше, чем некоторым в этой группе. Правда, всё же не так сильно, как Гнидому, они с капитаном так давно работают вместе, что уже стали походить друг на друга.
– Так ведь генетические модификации запрещены законом, капитан. Всечеловеческой конституцией.
– Своей конституцией можешь подтереться. Ты контрабандистка. Твоя работа – нарушать федеральный закон. Запрещены, тьфу. Это самая идиотская вещь, которую я слышал за сегодня.
– Да дело тут в другом, капитан, – я включился в диалог. – Твои изменения в генах можно спалить и сделать выводы. Тебя раскроют на какой-нибудь планете рано или поздно. И сдадут рано или поздно. И не мне тебе рассказывать, какая судьба ждёт генетических мутантов.
– Не выделывайся. Спалить тебя или её не сложнее чем меня. Мир ещё не знает способа на раз-два определять, мутант человек или нет. Да и к тому же, – тут капитан улыбнулся, – вам никто расстрел при поимке не обеспечит, как мне, мутанту. Вы оба попадёте на планеты тюрьмы и благополучно там с катушек съедете.
– Не съедем.
Лично я не разделял уверенности, с которой Инес это произнесла.
Шрамы и морщины на лице капитана разгладились – на его физиономии проступило подобие добродушной улыбки. Правда вкупе с прочими чертами его лица это давало жутковатый эффект. Тем не менее он начал втягиваться в перепалку и даже перестал давать лаконичные ответы.
– Не-а. Вот Доржи не съедет. Флюгер тоже, как и Двадцатка.
– Потому что эта мразь уже поехавшая, – пробормотала Инес себе под нос.
– А вот вы двое точно кукухой поедете. Интеллигенция, дьявол бы вас двоих побрал.
– Так ты же тоже… то есть только поэтому, Бубнов?
– Именно поэтому. Чёрт, из-за этого вы даже в мелочах напрягаете. Никто, кроме вас двоих, не выдвигал дебильных предложений о гуманности, никто не возникал с вопросами морали. Спасибо хоть Ян почти сразу перестал, а то я его в шлюз выкинул бы. И вот теперь ты, Инес, порешь дичь о незаконности генетических мутаций. Раздражаешь.
– Бубнов, ты уже даже и человеком-то не считаешься.
– По закону? Плевал я на него.
– По людским меркам.
– И на мерки плевал.
– То есть тебя не напрягает это? То, что ты уже не принадлежишь к нашему виду?
– А кто я, по-твоему, Инес? Тагерон? Лнео? Неопознанная форма жизни? Чушь собачья, выдуманная идиотами, чтобы обрубить развитие человечества как вида.
Мы вступили в какой-то заброшенный район. Кругом виднелись выбитые окна и двери, покосившиеся строения. Но намного больше неброского окружения меня интересовали слова Бубнова, на моей памяти он редко разговаривал на столь «философские» темы. Тем временем он продолжал:
– Единственный шанс сделать человечество достойным – изменить его искусственно. И именно за это в Федерации предусмотрена смертная казнь! Ни за убийства, ни за рейдерские захваты, ни за использование запрещённых технологий, а за, мать их, генетические модификации! – Злой оттенок в голосе Бубнова вдруг пропал. – Не-а, не заслуживаем мы жизни. Ни ты, ни я, никто. Да и человечество в целом.
– Ничего себе ты выдал. А кто же тогда достоин?
– Какой-нибудь новый человеческий вид. Мне всё равно, до этого момента я вряд ли доживу.
С самого начала моего знакомства с капитаном я проникся уважением к этому циничному и жестокому человеку. Пусть он относился к команде, как к ресурсам, он эти ресурсы берёг, как мог. Бубнов единственный, чьему слову я верил абсолютно бездоказательно. Но ещё ни разу не слышал от него таких сомнительных тезисов.
– Капитан, да ты экстремист! – Инес попыталась повернуть разговор в более дружелюбное русло, но Бубнов лишь взглянул на неё, как на идиотку.
– Захлопнись уже. Отстаньте метров на тридцать. Оба.
После этих слов капитан ускорился и свернул на другую, ещё более дерьмовую дорогу. Мы последовали за ним, послушно замедлившись.
– Что скажешь, евнух? На счёт этого всего?
Я устало вздохнул. Пусть только наедине, но всё же она излишне часто меня так называла.
– А шут его знает. Но лучше бы ты не докапывалась до него. И вообще, сейчас не об этом. Сколько дней назад ты на планету прибыла?
– Примерно неделю.
– Федеральную?
– Нет, горе ты луковое, конфедеративную. Конечно федеральную.
– Кто уже был?
– Только Бубнов.
– А какого чёрта такой большой разрыв между нашими приземлениями?
– Я-то почём знаю. Наверное, нашаманил чего-то там, и наши капсулы летели медленнее. Может, вообще на два фронта играет.
– Бубнов? Не смеши.
– Почему нет? Кто знает, что у него в башке творится.
– Он ещё ни разу не давал повода сомневаться в его словах и действиях.
– Пфф. Ещё скажи, что согласен с тем, что он только что тут нагородил.
– А ты не согласна?
На самом деле я даже не задумывался об этом. Уж слишком большой и абстрактный это вопрос, право на существование. Если быть честным, последний год-полтора я вообще особо не думал ни о чём, кроме своих обязанностей как члена команды контрабандистов. Запоздалый ответ Инес выдернул меня из внезапно наступившего состояния задумчивости.
– Нет, не согласна. Вообще чушь всё это, заслуживает, не заслуживает. Кто заслуживает тогда, если не мы? Шарниры что ли?
– А хоть бы и они. Лнео в плане науки опережают и нас, и тагеронов.
– Чепуха! Многие наши технологии им в диковинку, они не способны к созиданию. И то, что они якобы спасли человечество – чушь собачья, которой они оправдывают ту чертовщину, которую творят. Да и вообще – они же вообще роботы. Тогда уж моя кофеварка заслуживает столько же прав, сколько и человек.