– Нужно устроить фейерверк, расходы не имеют значения.

– Понял, ваша светлость.

– Что касается самого бала, – мрачно добавил Себастьян. – Мне нужны идеи к следующей неделе.

– Непременно, ваша светлость. – Рэмси сунул руку в карман пиджака и достал тонкий серебряный портсигар. Он положил его рядом с промокашкой и отступил.

Себастьян взялся за перо. Что ж, план королевы испортить ему настроение удался. Вроде бы не наказание – подумаешь, домашний праздник, однако она прекрасно знала, как раздражали его балы: шум, духота, бессмысленная болтовня, толпа посторонних в доме, работа стоит. И рядом не было герцогини, которая взяла бы на себя все хлопоты, поддерживала бы великосветские беседы с гостями. Монтгомери замер. Уж не в этом ли состояло истинное намерение королевы – заставить его почувствовать, как трудно без жены?

Он отложил ручку и потянулся за сигаретами. К чему напоминать ему об этом? Мужчина его возраста давно должен иметь жену-герцогиню, управляющую домом, и целую стаю сыновей, путающихся под ногами. Каждая светская матрона, без сомнения, тоже думала именно так. Где бы он ни появлялся, великосветские мамаши наперебой подсовывали ему своих дочерей-дебютанток – семнадцатилетних девушек, которые соперничали между собой, стремясь стать следующей герцогиней Монтгомери. Все они боялись даже взглянуть ему в лицо. Его губы изогнулись в сардонической улыбке. Если бы одна из них стала его женой, ей пришлось бы вынести гораздо больше, чем его взгляд…

Внезапно ни с того ни с сего в его памяти промелькнул ясный взгляд зеленых глаз. Та женщина на площади… Она смотрела ему прямо в глаза. Дала ему отпор! Никогда еще дамы, с которыми он был знаком, не осмеливались возражать ему, а тут женщина гораздо ниже его по положению позволяет себе такое? Непостижимо! И все же Зеленоглазая осмелилась. Она отбилась от стада, от той безликой массы простолюдинов, которая обычно маячила где-то вдалеке и с которой он никогда не имел дела, и встала прямо у него на пути. Наглая, самонадеянная девчонка! Не иначе как сумасшедшая.

Герцог открыл свой блокнот, перо забегало по бумаге, и для него исчезло все, кроме главного. Замок Монтгомери. Подарен первому герцогу за услуги, оказанные во время битвы при Гастингсе, проигран восемнадцатым герцогом в карты. Себастьян вернет его, даже если это будет последнее, что он сделает в этой жизни.

– Вы какая-то рассеянная, мисс Арчер.

Профессор строго взглянул на Аннабель поверх очков в металлической оправе. Казалось, он видел ее насквозь. Девушка смутилась и почувствовала себя виноватой. Все в Дженкинсе – залатанный твидовый пиджак, высокий лоб, серьезное нахмуренное лицо – выдавало блестящего ученого. Ему было всего сорок, но, по всеобщему признанию, никто лучше его не разбирался в истории войн Древней Греции. И если уж где и стоило быть предельно внимательной, так это у него на утренних занятиях.

Аннабель с раскаянием посмотрела на друга своего покойного отца, с которым тот переписывался долгие годы.

– Прошу прощения, профессор.

Он пригнулся к столу и прошептал:

– Все из-за этого проклятого вязания, не так ли?

– Что?

– Это вязание, – повторил он, злобно глядя на миссис Форсайт. – Бесконечные щелк-щелк… С ума можно сойти, как от протекающего крана.

Щелканье за спиной Аннабель резко прекратилось, в комнате повисла напряженная тишина. Оскорбленная миссис Форсайт застыла от изумления, Аннабель съежилась. Женщина была справедливо возмущена – в конце концов, Аннабель платила ей шесть пенсов в час именно за то, чтобы она сидела здесь, потому что без компаньонки обойтись было нельзя. Единственное, в чем оказался прав Гилберт, черт бы его побрал. Студенткам не разрешалось выходить в центр города без сопровождения, и, уж конечно, они не могли оставаться наедине с профессором. Кандидатуру компаньонки должна была одобрить сама ректор колледжа. Миссис Форсайт, пожилую элегантно одетую вдову, сочли вполне подходящей кандидатурой.

Но если Дженкинса раздражает позвякивание спиц, нужно что-то придумать. В конце концов, он настоящий титан науки. На его уроках перед ней открывались загадки былого, прошлое становилось реальностью, а не просто истлевшими страницами древних фолиантов, его выдающийся интеллект давал пищу ее собственному разуму. Ради ее обучения профессор взял на себя труд приходить сюда, на Литтл-Кларендон-стрит, в комнату с разномастной мебелью прямо над пекарней. Такое помещение университет предоставил для занятий девушкам-студенткам.

Пекарня! Вот в чем дело. Ее отвлекало не вязание, а теплый дрожжевой запах свежеиспеченного хлеба, доносившийся сквозь щели в двери…

Внизу по улице с грохотом проехала телега.

Профессор раздраженно захлопнул свой экземпляр Фукидида.

– На сегодня все, – сказал он. – Надеюсь, к завтрашнему дню вы представите новую оригинальную трактовку этой главы.

Завтра? Вся радость от его добрых слов тут же исчезла – завтра означает еще одну бессонную ночь за учебниками. В Оксфорде такое случалось даже чаще, чем в Чорливуде.

Убирая ручку и блокнот в сумку, Аннабель украдкой наблюдала за Дженкинсом. Когда после долгих лет сухой научной переписки она наконец встретилась с ним лично, то была удивлена моложавым видом профессора. Он был худ и долговяз, а благодаря образу жизни, проходившей главным образом в тускло освещенных архивах, на лице его почти не было морщин. Характер у него был неровный – он то погружался в свои мысли, ничего не замечая вокруг, то становился раздражительным и резким, как хлыст. Найти общий язык с таким человеком – непростая задача.

Внизу звонко стукнулись друг о друга металлические формы для выпечки.

Дженкинс ущипнул себя за переносицу.

– В следующий раз приходите ко мне в Сент-Джонс, – сказал он.

Сент-Джонс. Один из старейших и богатейших колледжей Оксфорда. Говорят, только одна его коллекция вин стоит целое состояние.

– Только никакого вязания, – добавил Дженкинс, – понятно?

Аннабель торопливо шла по району Сент-Джайлс в сопровождении все еще недовольной миссис Форсайт. Они опаздывали на собрание суфражисток. Как бы хотелось Аннабель побродить не спеша по улице, полюбоваться очаровательными домиками из песчаника. Древние камни старинных строений так много видели, хранили так много тайн… На днях она заглянула в одну из причудливых средневековых дверей в стене, ведущую в один из мужских колледжей, и мельком увидела прелестный садик, маленький островок, полный необычных деревьев, поздних цветов, с укромными уголками, таящимися среди растений, как драгоценный камень в шкатулке для драгоценностей. Быть может, когда-нибудь она найдет способ проникнуть внутрь…

На этой неделе суфражистки собирались в «Рэндольфе». Хэтти и ее двоюродная бабушка, выступающая в роли компаньонки, сняли в роскошном отеле апартаменты и любезно предложили устроить там собрание. Для их небольшой ячейки вполне хватило бы общего зала колледжа Леди-Маргарет-Холл, но ректор, мисс Вордсворт, запретила любую политическую деятельность на территории университета. «Я закрою глаза на источник вашей стипендии, – сказала она Аннабель во время их первой встречи, – но надеюсь, вы не станете злоупотреблять доверием университета».

Все-таки странная она, эта мисс Вордсворт, – платит преподавателям из собственного кармана, чтобы дать женщинам образование, но помогать им в борьбе за право голоса не считает нужным.

– Никак не могу взять в толк, чего же именно пытается добиться ваша группа, – спросила, задыхаясь, миссис Форсайт.

Ах, как же она напоминала тетушку Мэй, которая постоянно ворчала! «Никак не могу взять в толк, чего именно пытался добиться мой племянник, давая тебе столь чрезмерное для женщины образование». Каждый день в течение долгих зимних месяцев, которые они провели вместе на севере, тетушка постоянно бормотала себе под нос что-то в этом роде. Не из-за этого ли сходства Аннабель и выбрала миссис Форсайт из числа одобренных ректором компаньонок? Краем глаза она посмотрела на пожилую даму. Даже внешне она немного напоминала тетушку Мэй и так же носила на кончике носа маленькие очки…