Покинув территорию дворца, они на небольшой высоте тихо промчались мимо городского парка, утопавшего в зелени деревьев и кустарников, ловя удивленные взгляды горожан, отдыхавших возле фонтанов причудливой формы. Рон Хан прижался к окну и наблюдал за динамично менявшейся картиной города.
За парком начинался элитный квартал с частными резиденциями, бассейнами и оранжереями. Придворные, знать, представители древнейших родов и богатейшие персоны высшей расы любили селиться именно в этом районе, потому что только тут они могли выделиться на фоне менее обеспеченных горожан.
Далее шли кварталы попроще. Из занятий по истории Тартарина принц знал, что всего кварталов девять и меняются они в зависимости от уровня обеспеченности проживающего в них населения. В первых трех кварталах разрешалось селиться только представителям высшей расы – эрлам, коренным жителям Тартарина. Хотя это правило часто нарушалось более обеспеченными выходцами из других рас. Некоторые из них, например, успешные торговцы и предприниматели, способные выкупить себе лицензию имперской торговой федерации и осуществлять свою деятельность на территории всей империи, приобретали себе дома в элитных районах столицы на подставных лиц, которыми чаще всего выступали эрлы, решившие заработать таким образом немного денег.
Сначала шли частные дома, высота которых уменьшалась по мере продвижения от дворцовой площади. Затем многоэтажные, высота которых начинала расти от квартала к кварталу. И уже к окраине города вырастала до небес, закрывая солнечный свет и погружая в нескончаемые сумерки более низкие близлежащие постройки.
– Мам, а правда, что жители тех высоких домов на окраине города могут потрогать облака руками? – спросил принц, тыкая пальчиком в окно, указывая на верхушки небоскребов.
Небо было ясным, но несколько туч все равно задевали крыши домов, заслоняя их, так что определить реальную высоту было невозможно. Рон Хан представил, как дома уходят далеко в небо до самого космоса, а может быть и дальше – до других планет. Вот было бы здорово сесть на лифт и подняться на другую планету! Не надо тебе космических кораблей и долгих полетов. Нажал на кнопку нужного этажа, и ты уже в другом мире.
Императрица смотрела в сторону дворца, погруженная в мысли, известные только ей. Она слегка повернула голову, на миг оторвавшись от своих раздумий.
– Я не поднималась так высоко, Рон Хан. Но думаю, вполне возможно, что за завтраком жители высоток наблюдают облака, глядя в свои окна. Ведь больше им и смотреть-то не на что.
Тем временем лендспидер подлетал к рыночной площади столицы. За высоким забором уже виднелись ларьки с разноцветными крышами и многоэтажные магазинчики, витрины которых были украшены мигающими вывесками.
– К животному сектору, будь так любезен, – уважительно попросила императрица, обращаясь к водителю.
– Слушаюсь, моя госпожа! – послушно ответил он.
Лендспидер сделал несколько поворотов, облетая постройки и припаркованные космические корабли-погрузчики, из которых вереницей тянулись тягачи, перевозящие тюки со всевозможными товарами. Приземлившись напротив блестящих ворот, над которыми красовалась вывеска «Рынок ручных животных», Зиан Бокин повернулся и ровным голосом объявил:
– Это здесь, Ваше Величество. Вас сопровождать?
– Сегодня в этом нет необходимости. Жди нас тут, – бегло ответила императрица и слегка подтолкнула сына в спину. – Идем, Рон Хан. Нам нужно поторопиться, ты ведь не хочешь, чтобы всех красавцев разобрали…
На рынке было полным полно всякой живности. Со всех известных уголков империи слетались сюда торговцы. Ведь только в столице за свой товар можно было выручить самую лучшую цену. Сотни небольших и средних торговых лавок, взгромоздясь друг на друга в несколько ярусов, напоминали пчелиные соты, между которыми в суете бегали покупатели. На центральной аллее расположились более крупные магазины с переливающимися всеми цветами яркими витринами в несколько этажей.
Возле одного такого над входом красовалась вывеска «Редкие разнопланетные животные», написанная большими светящимися буквами, и чуть ниже надпись поменьше – «Для души и для работы, и на все случаи жизни».
Прислонившись к стене недалеко от входа, стоял мужчина в ярко красной мантии. По всей видимости, монах Императорского Собора, только им разрешалось официально пропагандировать религию империи вне стенах храма. Все остальные религии были под запретом, и их распространение на Тартарине каралось смертной казнью. Лицо незнакомца скрывал капюшон, а на шее висел амулет с пятью разноцветными камнями, четверо из которых символизировали стихии – Огонь, Воду, Воздух и Землю, – а пятый, расположенный посередине, был темно-фиолетового цвета и обозначал Прану, имеющую власть над всеми стихиями и объединяющую их в одно целое.
Увидев императрицу с сыном, монах выпрямился и резко направился в их сторону. Ловко обойдя несколько прохожих, он в пару мгновений очутился возле мальчика, взял его за руку, присел, чтобы быть вровень с принцем, и, отодвинув капюшон, пристально посмотрел на него серыми стеклянными глазами.
От неожиданности мальчик испугался и резко дернулся назад. Его мать уже давно приметила приближавшегося монаха, но знала, что ни ей, ни принцу ничего не угрожает – служители Императорского Собора давали клятву верности, которая была закреплена клеймом. В случае предательства, если бы монах задумал нанести вред кому-либо из членов императорской семьи, клеймо вызвало бы нестерпимую боль и мучительную смерть. К предательству приравнивались даже мысли о предательстве семьи императора, возникающие в головах монахов, поэтому немногим из них удавалось выжить после ритуала.
– Не бойся, Рон Хан, – успокоила императрица сына. – Ты же будущий властелин, тебе нечего бояться никого в своих землях. Ты тут хозяин, так будь же им.
– Святая правда, моя госпожа, – тихим, но грубым голосом сказал монах, опуская голову практически до самой земли. – Позволь мне сказать. Не в силах я сдержать то, что идет из глубин моей головы. Это голос Праны, она требует, чтобы ее услышали.
Монахи обладали особым даром предвидения, который обретали после долгих пыток и перенесенной боли в годы подготовки к своему посвящению – считалось, что так их сознание раскрывается, и они приобретают дар видеть будущее. В это мало кто верил, и скорее всего нескончаемая боль вызывала у них помутнение рассудка. Периодически к монахам действительно приходили разные видения, но истолковать их могли немногие. Обычно впадая в подобный транс, сами монахи потом не могли вспомнить все сказанное ими. Так как видения их случались по большей части спонтанно, многие из них оставались не расшифрованными лишь из-за того, что никого не оказалось рядом во время очередного приступа. Но эрлы очень уважительно относились к монахам, считая их святыми, несущими свет Праны в темноту мира. Выслушать предсказание было огромной честью.
– Говори, монах, – разрешила императрица.
– Хитрость и скрытность нужна тебе, мой принц. Ищи белого зверя. Он твой, – проговорил монах, отпустил руку мальчика и поднялся с колен. Он вновь спрятал глаза за капюшоном и указал на императрицу. Его голос стал намного громче. – Но не к юнцу обращены мои видения, а к его матери. Трудные времена ждут всех нас. Вижу боль и страдания… Тот, кому веришь, предаст… предаст дважды. Путь… путь во сне… Ты должна быть сильной. Только тебе дано решить наши судьбы. Сделай правильный выбор. Откажись от самого ценного, и твоя жертва спасет всех.
Он схватился обеими руками за голову, упал и начал биться в судорожном припадке, катаясь по земле. Пена выступила из его рта, глаза вылезли из орбит, а на лице отобразился отпечаток дикого страха. Через несколько секунд он застыл и больше не пошевелился. Куча гуманоидов вмиг окружила императрицу и принца. Тут же понеслись несвязные разговоры и шепот: «императрица», «принц», «на рынке», «что сказал монах…», «трудные времена, всех нас ждет боль и страдания…». Причитания разносились все дальше и дальше. Мальчик стоял, как вкопанный, не понимая, что происходит. Первый раз он видел смерть так близко своими собственными глазами, и она была ужасна и мучительна.
