Старушка нарушила все возможные законы природы и прожила на редкость долгую жизнь, пережив своего покойного мужа на сорок три года. В народе даже стали шутить, когда ей пошел сто пятьдесят восьмой год, что пока жива Монифа, империя будет существовать. А как всем было известно, жить ей пророчили вечно.

– Как поживает ваш фамильяр? – поинтересовался Рон Хан, глядя на спящую летучую мышь.

– О, он почти всегда спит. Думаю это уже от старости. Раньше он был намного веселее и проворнее, – с грустью ответил советник.

– Мне тоже скоро подарят фамильяра. Я все думаю кого бы взять?

– Фамильяр – это не игрушка, племянник. С ним образовывается тесная ментальная связь. Не думаю, что тебе уже можно брать ответственность за чью-то жизнь.

– Я уже готов, – возразил мальчик и, гордо подняв голову, посмотрел на дядю. – Чем раньше мне подарят зверя, тем быстрее мы сможем образовать эту связь.

– Как скажешь… К моей огромной радости, наши пути совпадают, племянник. Я как раз следую к твоему отцу в зал Малого Круга. Мы можем пойти вместе, – с улыбкой сказал Готто Гвал и почесал под крылом летучую мышь. Но она никак не отреагировала и по-прежнему сидела с закрытыми глазами. – Ты заодно расскажешь мне, как тебе удалось героически спастись от неожиданного нападения дикаря.

– Почему он зовет меня на Совет? – спросил мальчик, проигнорировав вопрос дяди. Рон Хан не желал тратить свое время, отвечая на вопросы, если считал их глупыми.

– Скорее всего, хочет показать тебе тяжелые будни власти. Какие задачи нам приходится решать. Твоя жизнь не будет состоять из бесконечных игр и беготни за старшей сестрой. Мир жесток. Очень жесток. И ты мог бы в этом убедиться на нижних уровнях, если бы на твоем пути попался менее образованный дикарь. Я слышал, некоторые из них с легкостью поедают своих детей в голодное время или просто ради забавы. И делают еще много других ужасных вещей, о которых тебе пока лучше не знать, чтобы не испортить аппетит перед обедом.

– Но мне же не сделали ничего плохого. Он был очень любезен и обходителен. Многим эрлам еще нужно поучиться таким манерам.

– Тебе просто повезло. Низших сдерживает лишь страх перед властью твоего отца над Праной. Они бояться, очень бояться, иначе бы уже давно повесили нас за ноги на Дворцовой площади. Страх – очень сильная мотивация… А вот и наш уровень, пора выходить, мой дорогой племянник.

Лифт, останавливаясь, немного качнулся. Двери плавно открылись, не издав ни единого звука. Проследовав по широкому коридору, принц и Готто Гвал вышли в большой холл с колоннадой. Через затейливые узоры на вытянутых до самого потолка витражных окнах проникал солнечный свет, переливаясь всеми цветами радуги и кидая отблески на колонны, делая их разноцветными. Сквозь окна открывался завораживающий вид на дворцовый сад и спокойно текущую через него извилистую реку.

Они прошли в небольшую комнату, оформленную в красных и лиловых тонах. На стенах висели длинные гобелены, занимавшие всю поверхность от потолка до пола. На них изображались давние события из истории империи Тартарин. Тут была и коронация первого императора, и жестокие сражения за новые миры, а также сцены охоты на диковинных животных. Многие изображения были на столько старыми и потрепанными, что большую их часть невозможно было разглядеть. Все картины украшали цветы папоротника – символа империи.

В центре комнаты находился длинный деревянный стол, за которым сидели члены Малого Круга. Некоторых принц видел не первый раз – они присутствовали во дворце на официальных мероприятиях, таких как балы, дни рождения членов императорской семьи, иногда на похоронах.

В голове Рон Хана всплыл образ его покойной бабушки, и грусть комом подкатила к горлу. Ему не давала покоя мысль о том, что родным и близким по неизвестным причинам приходится уходить из его жизни.

За принцем и советником в зал без всяких церемоний хромающей, но решительной поступью вошел худощавый старик невысокого роста. Он на каждом шагу отвешивал приветственные поклоны и от привычки держаться в сгорбленном положении казался ниже, чем был на самом деле. Черты его лица были тонкие и правильные. Орлиный нос, проницательные черные глаза, высокий лоб, изборожденный морщинами, длинные седые волосы и большая борода производили благоприятное впечатление. Но его одежда состояла из простого бурого плаща, надетого поверх незатейливой серой туники, что сильно выделяло его на фоне роскошно разодетых остальных присутствующих в зале членов Малого Круга.

Рон Хан узнал старика – это был Эн Ган Ло, подаривший ему на семилетие игрушечного летающего дракона, которого императрица приказала спрятать в дворцовом хранилище после того, как с его помощью принц устроил пожар и сжег две занавески в своей игровой комнате.

– Прошу прощения, Ваше Величество, – с очередным поклоном извинился старик. Его узкие прищуренные глаза, бегающие из стороны в сторону, создавали впечатление, что он обдумывает очередной хитрый план. – Меня задержали дела империи.

Не дожидаясь ответа, Эн Ган Ло неторопливо занял свободное место и спокойным проницательным взглядом осмотрел всех присутствующих.

Во главе стола на высоком деревянном стуле, обитом красной кожей, восседал император Дан Хан Кон. Его белая с серебристыми узорами мантия внушала уважение и выглядела строго среди разноцветных ярких нарядов советников, в которых они выглядели как попугаи. Он посмотрел на принца тяжелым взглядом из-под широких бровей. Длинная золотистая борода придавала ему еще более грозный вид.

На заседании велся отчаянный спор. Стоял громкий гул голосов, пытавшихся перебить друг друга советников. Один из них, высокого роста в ярко-бирюзовой мантии, обшитой золотом, встал из-за стола и в доказательства своей правоты принялся размахивать руками так, что казалось, собирался взлететь.

Император медленно поднял правую руку, и разговоры тут же прекратились. Повернув голову в сторону только что вошедшего сына, он сказал:

– Ты не особо торопился, Рон Хан. Сядь там, в углу. С тобой поговорим позже…

Он небрежно указал рукой, и мальчик без колебаний занял указанное ему место на небольшом стуле. Готто Гвал присел справа от императора на свое почетное место Первого советника.

– …Сегодня я собрал всех вас для обсуждения давно наболевшего вопроса, – низким величественным голосом продолжил император. – Мне все чаще поступают доклады о притеснении подчиненных планет эрлами. Представители империи не дают порабощенным мирам спокойно развиваться, повсеместно насаживают свою культуру и надуманные законы. Уровень жизни низших стремительно падает. Каждый год некоторые миры прекращают свое существование, не справившись с гнетом сошедших с ума от алчности и безнаказанности наместников империи. Наша цивилизация несет смерть в их дома. Ненасытности тартарианцев, как и ранее, нет предела. Мы должны принять закон о запрете покорения чужих миров и освобождении низших рас. Дальнейшее поглощение их Праны недопустимо. Я уже закрыл большинство проектов, которые требовали энергии сверх меры. В дальнейшем нам придется рассчитывать только на собственные знания и силы…

Согласно древним традициям, раз в сто лет в День празднования Великой Жатвы на поиски неизученных рас и миров отправлялась группа беспилотных кораблей-исследователей. Ни одна живая планета, даже в самых отдаленных уголках Вселенной, не могла скрыться от всепроникающего взгляда Империи.

Возвращаясь, исследователи приносили координаты миров и сведения о количестве Праны, содержащейся в них, и император незамедлительно принимал решение о целесообразности покорения найденного мира и включения его в состав Космической Империи Тартарин.

На каждой порабощенной планете империя устанавливала черный магический кристалл – звездный камень, через который император, находясь в своем столичном дворце, мог использовать Прану. Кристалл тщательно охранялся и служил символом и неотъемлемым атрибутом императорской власти. Каждый наместник, назначаемый для осуществления контроля над планетой, отвечал своей жизнью за сохранность звездного камня…