– Огромное спасибо Вам, Марго.

– Не мне одной, – едва улыбнувшись краешком губ, ответила Бофор. – Мы это сделали вместе!

– Конечно. Но меня не покидает чувство, что Вы здесь правите бал. Что Вы здесь – королева.

Маргарита всмотрелась в глаза немца, заставляя молодого человека одновременно и любоваться собой, и восхищаться. Но слова девушки поразили Ганца и запомнились ему на всю жизнь:

– Может, Вы и правы – королева. Только короля мне никогда не видеть. Трон мой – алтарь, дворец мой – монастырь. Прощайте, сударь. И берегите невесту – она достойна мирской жизни и женского счастья.

– Прощайте, мадемуазель, – прошептал немец, прильнув к руке пансионерки, и поспешно вернулся к карете.

Встав одной ногой на подножку и приказав кучеру трогаться, он повернулся к девушкам и помахал им рукой со словами:

– Прощайте, милые барышни! И будьте счастливы! Спасибо вам за всё!

Из-под колёс полетели комья грязи, конское ржание и топот копыт заглушили девичьи голоса. Воспитанницы не стали дожидаться, когда коляска исчезнет из вида, чтобы не продлевать минуту грусти, и поспешно вернулись в свои комнаты, пока их не хватилась недалёкая Сабрина. Процесс «похищения» новиции занял всего семь минут: от появления во дворе пансиона кареты до её исчезновения за воротами.

Экипаж мчался во весь опор, подскакивая на кочках и накреняясь на поворотах. Ленитина прижалась к жениху и закрыла глаза, не веря в то, что ей удалось убежать из цепких лапок аббатисы. Ганц покрыл лицо и шею любимой поцелуями, не выпуская девушку из объятий и не переставая шептать ласковые слова.

После удачного разговора с графом де Гюре и получения задатка мать Мадлон даже не вспомнила о Ленитине и отправилась прямиком в комнаты к пансионеркам. Командным тоном она приказала семи старшим девушкам немедленно отправляться в церковь, чтобы подготовиться к песнопениям.

Едва за аббатисой захлопнулась дверь, первой поднялась Маргарита Бофор. За нею потянулись в храм и другие старшие воспитанницы. В комнате остались только девочки младшего возраста, чьи голоса, по мнению настоятельницы, были ещё недостаточно хороши.

Шалунья выглянула в окошко и скривила в усмешке губы, наблюдая, какое вооружённое до зубов сопровождение ожидает графа де Гюре во дворе и как важно он садится в позолоченную карету, окружённую отрядом гвардейских офицеров.

– Ишь, как надулся! Важная птица, Маркиза не солгала! – прокомментировала увиденное Аделис. – Ждите, девочки – скоро у нас появится новая подруга из очень обеспеченной семьи и Пресвятая Гаскония начнёт вытягивать из графчика денежки.

– Адель… – обратилась к ней одна из младших воспитанниц по имени Лу-Лу, пухленькая девочка с розовыми щёчками, похожими на два яблока.

– Чего тебе? – не оборачиваясь, спросила Су.

– А что будет, когда мать Мадлон обнаружит побег Феи?

– А чего будет? – пожала худенькими плечами Аделис. – Разорётся.

– Ох, жарко будет, – подала голос ещё одна из младших воспитанниц, Ноэллин.

– Сразу видно, солдатская дочка заговорила, – съехидничала Шалунья, чувствуя себя без Маргариты более свободной в выражениях.

– Да, солдатская! И горжусь этим!

– Ой-ей-ей, бе-бе-бе! – обернувшись в сторону собеседницы и поднеся пальцы к носу, стала задираться Аделис.

– Шалунья, перестань, – вступилась за подругу Шпионка Аннета. – Не время обижать младших.

– Ладно, но с одним условием, – произнесла Аделис, подтянувшись на руках, и села на подоконник. – Ты расскажешь мне всё, что слышала под дверями гостиной.

– Хорошо, я расскажу, – согласилась Шпионка. – Наша будущая подруга – племянница этого графа по сестре – урождённая мадемуазель де Лузиньян. Ей шестнадцать, она капризна и влюблена в управляющего, с которым желает обвенчаться, а это, разумеется, не угодно дядюшке.

– Она сирота? – догадалась солдатская дочь.

– Да. Недавно умер её отец, ещё и сорока дней не прошло. Поэтому граф в трауре приехал. И именно поэтому губернатор распоряжается её приданым как хочет.

– Понятно, старый хрыч, – пробухтела Аделис.

– Он вовсе не старый. Если ты не успела заметить, графу всего тридцать восемь лет, он вдовец и одинок, кстати, подыскивает себе молодую жену, – улыбнулась Шпионка. – Может быть, на наших старших девочек внимание обратит… А вот с его племянницей, которую он желает немного усмирить силами урсулинок, нам придётся сложно. Она избалована высшим светом, куда вхожа с четырнадцати лет, обожает ездить верхом, любит мороженое и своего управляющего.

Шалунья разразилась смехом, едва не скатившись с подоконника.

– А-ха-ха! Аннета, я всегда поражалась твоему таланту так много всего выяснить за короткое время!

– Подумаешь… Там послушала, тут спросила, – улыбнулась в ответ девушка. – Между прочим, офицеры в его свите от скуки и не такое готовы были рассказать.

– Похоже, нам придётся туго, коли эта штучка старше, значит, возомнит, что может нас гонять, – уперев руки в бока, заявила Аделис. – А значит, будет ого-го!

– Жарко! – подсказала Ноэллин.

– Именно! – кивнула Су. – Но мы себя в обиду не дадим!

– Тебя обидишь! – рассмеялась Анна.

– Да уж, – засучивая рукава, заулыбалась Шалунья, – Будь она хоть трижды де Лузиньян и четырежды племянница губернатора Жориньяка, Аделис де Су ещё никому не подчинялась!

Когда занятия в церковном хоре закончились, семь воспитанниц вернулись в комнаты. Но не успели девицы даже отужинать, как в столовую с дикими воплями ворвалась настоятельница, которая обнаружила пропажу Ленитины де Сентон.

– Где она? Кто? Куда? Отвечайте, бесовские отродья! – кричала мать Мадлон, потрясая кулаками в воздухе.

Пансионерки замерли, словно в священном ужасе, впрочем, большинство из них в действительности очень боялись аббатисы, но каждая из девушек отлично помнила свою роль, которую должна была сыграть перед монахиней.

– Матушка, что случилось? – робко подошла к ней златокудрая Маркиза, беря основной удар на себя.

Не давая девушке приблизиться, аббатиса выставила руку, растопырив пальцы, и прошипела, злобно вращая дикими глазами:

– Отойди! Отойди, Фантина. Я не в духе!

Воспитанница сделала книксен и отступила.

– Прегийак?! – обратив лицо к Мирче, завопила настоятельница.

– Да, матушка? – недоумённо поведя чёрными бровями, спокойно спросила Анжелика.

– Прегийак, где Сентон?

– Простите, но Ленитину де Сентон мы не видели уже несколько дней.

– Не юлить! – топнула ногой аббатиса. – Отвечай, где Сентон? Куда вы её дели?

– Матушка! – кинулась к настоятельнице Маркиза, чтобы прикрыть Анжелику от гнева монахини.

На этот раз Маркизе удалось коснуться плеча монахини.

– Фантина, не лезь! – зажмурившись, воскликнула мать Мадлон.

Она прекрасно помнила, сколько стоит каждый волосок на рыжей голове её любимицы, и не имела желания портить отношения со старшей дочерью барона д’Олона. Сделав шаг в сторону, урсулинка снова уставилась на Анжелику и повторила свой вопрос.

– Где Сентон, я спрашиваю?

– Мне-то откуда знать? – пожала плечами девица.

– Да это же Вы сами уже сколько времени прячете её от нас! – смело вступилась за подругу Аделис. – А теперь ещё загадки загадываете.

– Молчи, Су! Я не с тобой разговариваю! – взвизгнула мать Мадлон, теряя терпение.

Мирча по-прежнему смотрела ей в глаза, плотно сжав тёмно-бордовые андалузские губки. Понимая, что биться с дочкой мещанина бесполезно, настоятельница перевела взор на Маргариту.

– Теперь отвечай ты, Бофор! Где Сентон?

– Насколько мне известно, она должна проводить дни и ночи в молитвах, готовясь к постригу, – ровным голосом отозвалась старшая воспитанница. – Но если бы это было так, то Вы не спрашивали бы нас, где наша подруга. Что случилось, матушка? Уж не хотите ли Вы сказать, что Ленитину унесли ангелы?