========== Часть 1 ==========

— Я не хочу, чтобы на башенках моего песочного замка были разноцветные камешки, — начал возмущаться я, когда Соня попыталась украсить мое строение. Оно выглядело и так хорошо, без всяких лишних элементов. Я сделал его сам, когда сестра даже бровью не повела. Я попросил у нее помощи поддержать конструкцию, так как мой замок чуть не развалился и не сравнялся с остальным песком из-за одной гадкой волны, которая неожиданно бросилась на берег, так она даже не шелохнулась с места, демонстративно сидя ко мне спиной и полностью игнорируя. Но всё обошлось, я справился сам. Родители говорили мне, что я умный мальчик для своего возраста, и это очень мне льстило. Я хорошо рассчитал, чтобы волны не мешались, и до воды было недалеко, но, видимо, где-то ошибся. И сейчас, когда замок был готов, Соня приперлась со своими разукрашенными камнями, притащив их из нашего тайного места на заднем дворе, о котором не знали родители.

— Но так же будет красиво, — пробормотала она и не оставила попытки опустить камушек на одну из моих башенок. Я не позволил сделать этого, перехватив ее руку. Сестра дернулась и чудом не задела мою работу.

— Я сказал тебе, что нет. Он и так красив. А твои камни слишком большие и тяжелые, они раздавят замок.

Соня зло посмотрела мне прямо в глаза, выискивая в них то, что ей необходимо найти, и, видно, нашла, поэтому она, с силой вырвав свою руку из моей хватки, встала и отстранилась от меня. Я только закатил глаза, как делал всегда, когда сестра демонстрировала свою обиду. Я очень любил свою сестру, но не мог выносить ее капризы, да и не хотел. Сестра плюхнулась на песок, свернулась клубочком, положив свою голову на коленки, и отвернулась от меня.

Я вздохнул и решил не обращать внимание на Соню и заниматься своим замком. Я поправил одну башенку, сделал в замке несколько лишних окон, так, что теперь мое строение не было похоже на королевский дом, а походило на дырявую лачугу бедного рыбака. Я ужаснулся и бросился все исправлять, и это у меня получилось. Я закончил и посмотрел на сестру, понимая, что не могу находиться в напряженной тишине, которую нарушает лишь шум волн. Возле меня сидел родной человек, но мы не разговаривали. Это очень напрягало, струны в животе растягивались от вины.

— Почему ты не помогала мне строить замок? — мягко спросил я у нее, терпеливо ожидая ответа. Пусть девочка молчала, но я точно знал, что она обязательно ответит.

— Ты сегодня съел моих два последних печенья, которая мама нам испекла, — сказала она, прижав крепче к груди ноги.

— Но ты сама сказала, что больше не хочешь.

— И что? Я тебе не разрешала их трогать, я хотела ими накормить мистера Боба.

Я не смог сдержать улыбки, это выходило часто, но, будучи стеснительным ребенком с вредными тараканами внутри, я очень мало улыбался. Родителем нравилась моя улыбка, она была для них подобно награде.

— Но мистер Боб — плюшевый медведь, поэтому ему ни к чему человеческая еда. Ему больше по душе фантазированная, — я заметил, как сестра дернулась, — особенно твоя.

Соня подняла голову, но не торопилась поворачиваться ко мне. Я сделал вид, что в горле у меня запершило, и откашлялся, чтобы ускорить время. Она повернулась ко мне, зло нахмурив брови и смешно надув розовые губы.

— Ты никогда не спрашиваешь, а уплетаешь все вкусное без спросу.

— Но ты же прекрасно знаешь, что у меня бессмертная любовь к еде.

Соня смотрела на меня серьезным взглядом, из-за чего улыбка быстро стерлась с моего лица. Сердце трепетно билось где-то в груди; совесть, доброе, но мерзкое существо, которое жило где-то внутри меня, медленно стала поедать меня.

— Эм, давай построим, ну, оборонительные ворота, чтобы враги не могли подойти к замку, — я нервно сглотнул, и был поражен, когда сестра неожиданно залилась смехом. Она тепло мне улыбнулась, так, как умела только она, и приблизилась ко мне. Я хмыкнул и даже подумал, что ее подменили, потому что такой я раньше её не видел. Соня подошла ко мне, убирая золотые пряди волос, которые растрепал ветерок, и крепко меня обняла. Я был тронут ее порывом, и уже потянул руку, чтобы тоже приобнять ее, как сестра повалила меня на песок, заливаясь смехом, и стала угрожать тонкой соломинкой, которую она все это время прятала за спиной. А я даже не заметил и опять повелся на ее маленькую уловку.

— Я сейчас тебя побью, — как можно серьезнее предупредила она, и я бы даже поверил такому напору, если бы не улыбка, которая выдавала ее.

— Ох уж эта любовь сестер, — улыбка, что засияла на моем лице, стала стартом атаки сестры. Она нещадно меня щекотала, а я пытался извиваться в ее руках и счастливо хохотал во все горло.

Я точно знал, что сплю, и что все это мне просто снится, но я не хотел прощаться с чудесным миром, с голубым, мирным небом, где нет мировой катастрофы, нет зараженных, нет Порока… Не хотел окунаться в разруху, в хаос, которым управляет Вспышка. Но меня кто-то очень настойчиво стали теребить по плечу, и я проснулся, лениво распахнув глаза.

— Доброе утро, — выдавила, улыбнувшись, девушка, которая сейчас стояла передо мной.

— Доброе, — пожелал я в ответ.

Эта девчонка жила со мной, в нашей «уютной» и «милой» однокомнатной квартирке с отвратительными, грязными стенами, с едким, ядовитым запахом, от которого ехала крыша, в квартирке, с потолка которого каждое утро сыпались остатки штукатурки. У нас не было мебели, даже обычной кровати, вместо нее мы как-то умудрились пригвоздить к стене доску. Напоминало это последнюю тюрьму, лишь решетки не хватало. Но я уже находился в тюрьме, имя которой Глэйд, и пережил не самые приятные эмоции, поэтому не хотел бы повторить все это, только вот кого будет слушать судьба. Я находился на берге, в полусонном состоянии, как внезапно появились откуда-то военные и запекли меня в Шизоленд, тоже в своем роде тюрьму, только здесь нет дурацких правил, установок, можно делать, что захочешь, что вздумается твоим отравленным мозгам, и тебя никто не осудит, не посадит в Яму на сутки или даже больше. Здесь я чувствую себя птицей, чего не ощущал в Глэйде, только все равно находился в клетке. Но я верю, что когда-нибудь я вырвусь.

Без этой девушки я, наверное, свихнулся бы с первого дня своего пребывания в Шизоленде. Как бы глупо и сопливо это не звучало, но она мне заменяет лучи солнца, только не такого, как здесь, резкого и сильного, а как в моих снах.

Девушка опустилась на корточки, чтобы быть на одном уровне со мной, и замерла, всматриваясь. Она говорит, что любит мои глаза, и находит в них что-то особенное, что известно только ей. Я не прикрывал глаза, даже не моргал, чтобы не лишать ее хоть какого-то удовольствия, и в это время задумался.

Эти сны стали сниться мне с того дня, как мне ввели под кожу эту заразу. Я предполагаю, что это мои воспоминания, которые постепенно возвращаются ко мне, но я точно не уверен. Я узнал, до сих пор не вспомнив от кого, что наши имена, к которым мы привыкли, не настоящие. Раньше нас звали по-другому. И я вовсе никакой не Ньют, а кто-то там. Я окончательно запутался. Во снах меня называют Ньютом, поэтому… это не воспоминания. Но они такие настоящие, что я волей-неволей воспринимаю их как за свое прошлое. Пусть оно будет не настоящее, но от мысли, что оно у меня есть, на душе становится теплей.

Я прикрыл глаза, совсем забыв об Элли. Та поднялась с пола, выпрямив спину. Я почувствовал крохотную вину внутри себя.

— Просыпайся, соня, — кинула она и вышла из комнаты.

— Хорошо, — хихикнул я и, поднявшись, уже хотел соскочить с «постели», как вихрь мыслей унес меня снова куда-то.

Элли словно сошла с моей фантазии. Я грезил именно о такой девушке, поэтому сразу же влюбился, когда встретил ее. Влюбился в ее мягкую, нежную кожу, которую ещё не захватила Вспышка, хотя уже прошло много времени, в запах волос цвета молочного шоколада, который очень хотел попробовать в Глэйде, в цвет глаз, напоминающих крепкий, отрезвляющий кофе, в ее еле заметные веснушки, в ее четкие черты лица, в ее доброе сердце, которое всегда трепетало при мне. Да и мое было не лучше, билось бешено при виде ее. Она была моим спасательным кругом.