Я сплевываю. Покашливаю, прочищая горло, и сплевываю вновь.
«Вставай. Корчишься тут как дура», – вновь раздается тот же голос.
Он пугает меня.
Я держусь за ободок унитаза и оглядываюсь назад.
Дверь кабинки так и осталась незапертой, а рядом кто-то шебуршится.
Дрожа и корежась, я пытаюсь подняться и, помогая себе руками, встаю наконец на ноги. Выглядываю из кабинки.
У зеркала стоит девушка невысокого роста и роется в сумке.
– Че ты сказала? – гаркаю.
Она испуганно замирает и смотрит на меня.
– Я? Ничего я не говорила. – Она хватает сумку и поспешно выходит из туалета, бросая напоследок: – Пить меньше надо.
Поучи еще меня, собака облезлая.
Я делаю шаг к раковине. Смотрю в зеркало. Ну и лицо. Будто боксерша с десятилетним стажем, которую ткнули в торт. От милой девушки, которую я сваяла дома перед уходом, осталась только заколотая назад челка.
«Это я сказала», – я вижу, как шевелятся мои губы, сопровождая этот потусторонний голос.
Притрагиваюсь пальцами ко рту с размазанной помадой.
«Ну привет, – говорит мое отражение, глядя мне в глаза. – Самое время познакомиться».
Это невозможно.
Я чувствую движение своих губ, но я ничего не говорю. Это не мои слова.
«Меня зовут Алиса».
Что это? Как?
Я не могу пошевелиться. Меня словно захватил злой дух, парализовав всё тело.
Я напрягаю руки, ноги, пытаясь сорвать эти фантомные оковы, но они крепкие.
«Можешь не представляться. О тебе я знаю всё».
Мой рот дергается. Моя челюсть колеблется. Они двигаются сами, без моего участия. Я не делаю абсолютно ничего и не могу – пытаюсь, но не могу ни вытянуть губы, ни стиснуть их. В моем лице десятки мимических мышц, но ни одна из них меня не слушается. Они сокращаются не по моей воле. А по чьей?
Что за хрень происходит со мной? Что за фокусы? Что за мистика? Меня загипнотизировали? Или кто-то сделал мою куклу Вуду и теперь потешается?
Мне страшно – так же, как и когда однажды со мной случился сонный паралич, о котором я в тот момент, конечно, ничего не знала. Может, и этот сейчас пройдет? Отпустит через минутку?
Пока тихо.
Только бы вновь не заговорил тот голос. И только бы не моими губами.
Тепло вдруг входит в мои ноги – я их чувствую. И чувствую в них накатившую слабость.
Я обессиленно сползаю вниз. Еле успеваю кое-как уцепиться за раковину, чтобы не разбиться вдребезги о кафельный пол. Но пальцы моментально соскальзывают с фарфора, и я все-таки распластываюсь на полу, ударившись и упершись спиной о дверь кабинки. Ноги в разные стороны, голова завалена набок, а размякшие руки опущены вдоль тела, как у только что упоровшейся наркоманки.
Вздох. Еще вздох. Еще…
– Алиса, – раздается надо мной голос.
Неужели снова? Пожалуйста, не надо. Хватит этой чертовщины.
Передо мной появляются люди. Это девушки. Они приседают рядом со мной, и я узнаю их – мои подружки-близняшки.
– Что с тобой?
– Что случилось?
– Ты упала?
– Тебе плохо?
Непонятно, у кого из нас худо со зрением и помутнен рассудок. Неужели не очевидно, что со мной что-то случилось, что я упала и что мне определенно плохо?
Они помогают мне подняться, и моя благодарность не знает границ.
Мое сердцебиение усиливается. Я осторожно шевелю руками – кажется, всё снова работает.
– Алиса, подержать тебе волосы? – говорит одна из девушек.
Эх, таких бы преданных подруг да в школьные бы годы, всё у меня сложилось бы иначе. Но ведь и они на самом деле дружат не со мной. Они меня с кем-то путают.
Я чувствую мелкую дрожь, словно от температуры.
Близняшки ждут от меня ответа. И, пытаясь вывести меня из комы, вновь обращаются ко мне:
– Алиса?
Алиса, Алиса, Алиса…
Мое имя не Алиса. Мое имя Бежать.
Я отступаю от них, ускоряю шаг и удираю.
Выскакиваю из туалета. Влетаю в орду прыгающих тел, расталкиваю их и рвусь вперед.
Но эта нечисть снова зажимает меня в танцевальном шабаше.
Нет, ведьмы, кикиморы, сатиры и эльфы, вы меня не остановите. Я должна выбраться из этой дымящей пропасти. Я не останусь здесь на веки вечные. Я возвращаюсь в реальный мир, где мне всё знакомо и понятно, где мое тело – это мое тело и распоряжаюсь я им так, как хочу, – будь то кормление, купание или самовредительство.
Я настойчиво продираюсь сквозь давку.
Наскоком подлетаю к столику Рыжего, который, завидев меня, тут же встает с места. Я хватаю со спинки дивана свое пальто и неудержимо мчу дальше.
– Алиса! – доносится вслед.
Нервно оглядываясь, я несусь в сторону выхода. Никто не преследует. Никто не подсматривает. Никто не голосит в уши.
Наконец выбегаю из стеклянных дверей.
Вижу такси. Взмахиваю рукой. Сажусь.
Вези меня обратно, лодочник. Скорее. Гони на красный, объезжай по встречной и тарань другие машины. Плачу два счетчика. Три – если будешь молчать.
В голове монотонный шум. Просто шум. Других звуков нет. И это хорошо.
5
Я дома.
Закрываю замок на два оборота. И стою, прижавшись к двери. Прислушиваюсь.
Будто за мной гнался маньяк и, не успев забежать в квартиру, остановился там, за дверью, и теперь, как хищник, загнавший жертву на дерево, будет, облизываясь, терпеливо ждать.
Сердце колотится. Тело горит. В голове гул реактивных моторов.
Что со мной произошло?
Кто меня сглазил? Кто подсыпал мне наркоту? Кто наложил на меня заклятие?
Надо успокоиться. Найти произошедшему рациональное объяснение. И возвращаться к обычной жизни. Вернее, к ее завершению.
Какая же я дура. Зачем я пошла туда. Что я хотела кому доказать. Что за предсмертное развлечение, которым я захотела себя угостить. Жуть.
Ненавижу себя за этот безрассудный порыв, бесцельный и бесполезный.
Это ж надо так умом тронуться в самом финале и пойти искать приключения на свою депрессивную жопу в эпицентр вакханалии.
Шум в ушах всё еще разносится колокольным перезвоном.
Но вроде понемногу затихает. Затихает.
Через несколько минут я глубоко вздыхаю – вроде мой нервяк спал.
Пальто наконец сваливается с плеч, а обувь – с ног. Я осторожно ступаю по коридору. Плетусь в ванную.
Подхожу к раковине. И вижу его.
Лезвие.
Оно ведь не хотело меня никуда отпускать, просило остаться с ним, чтобы принять вместе ванну, стоически ждало меня здесь всё это время и вот – дождалось, чтобы быть со мной всю оставшуюся жизнь.
Что за чучело в зеркале смотрит на меня? Подобным существом только детей пугать. Поставить такую фотку на сервант, чтобы они за конфетами не лазили.
Кем бы оно ни было, я его сейчас умою.
Краска, украшавшая мое лицо последнюю пару часов, водоворотом уходит в сливное отверстие. И уносит с собой всю ту чушь, в которую я беспечно нырнула, дав себе напрасную отсрочку.
Хоть и фантомное мерцание прожекторов и эхо оглушительной клубной музыки всё еще переливаются в моей голове, напоминая о пережитом безумии, я уже чувствую себя вне опасности. Теперь опасность для меня исходит только от меня. От той самой робкого вида девушки с только что умытым лицом, которая смотрит на меня из зазеркалья. Смотрит и молчит, и это хорошо, это правильно.
Пора мне с ней прощаться.
А я, собственно, и прощаюсь сейчас, вот так – молча глядя себе в глаза. Я как бы напутствую себя, и жалею себя, и проклинаю себя, и прошу у себя прощения.
Вот только не прощаю.
Я включаю теплую воду, чтобы наполнить ванну. Пена и ароматизированные свечи сегодня не пригодятся. Расслабление тела наступит без дополнительных стимуляторов.
В контрольный раз сажусь на унитаз – нельзя позволить выпитому коктейлю предательски вытечь после финального действа и смешаться с моей кровью. По крайней мере, попробую максимально избавиться от неуместных накоплений.
И сижу вот так, жду, стараюсь ни о чем не думать, но это, как всегда, невозможно. А мысли, они стали как будто тягучими, стали тяжелыми и медленными. Может, так и должно быть перед сеансом. А может, это просто моя усталость. Хорошо, если действительно дело в усталости, тогда всё пройдет немного проще, без излишних эмоциональных всплесков. Надеюсь.