Воды уже набралось прилично. Проверяю рукой – тепло, температура комфортная. Закрываю кран.
Тишина. Кажется, объявили мой рейс. Пора.
Бросаю еще один короткий взгляд на себя в зеркало – всё та же несчастная девушка смотрит на меня в ответ – и переступаю через бортик ванны.
Одна нога намочена. Вторая.
Сажусь аккуратно. Нормально выпрямить ноги в таких тесных условиях невозможно, сгибаю их в коленях. Укладываюсь поудобнее, чтобы не было больно спине. Опускаюсь ниже – по шею в воду. Чувствую, как мокрое платье неприятно обтягивает мое тело.
Мне становится так грустно. Так грустно…
Я не в силах это подавить, слезы выбрызгивают из моих глаз, и я тут же накрываю лицо руками.
Я словно в эпицентре урагана обиды, бешено вращающего вокруг всё, что когда-либо причиняло мне боль, и бьющего меня по лицу летающими осколками моего же отчаянья, гнева и унижения.
Надо успокоиться.
Я успокоюсь. Я всё сделаю правильно. Я всё сделаю.
Я перелезу через забор с колючей проволокой, свалив наконец из этого заточения, и окажусь на свободе.
Уверена, всё это выдумки – про то, что в последние минуты перед глазами пролетает вся жизнь, словно в быстрой киношной перемотке. Хотя и жаль. Мне почему-то хочется этого, хочется, чтобы передо мной непроизвольно пронеслись какие-то милые кадры из жизни. Может, в моей жизни и не происходило ничего, достойного предсмертных воспоминаний, но ведь были какие-то чувственные моменты. Например, когда я впервые попробовала кофе со сгущенкой – это было три года назад, – да и потом каждый раз. Или когда я слушала любимую певицу, гоняя по кругу ее новый альбом. Или когда отец привел меня, пятилетнюю, посмотреть на городской пруд, каким же красивым и огромным он мне тогда показался. Или когда…
Выходит, я сама искусственно прокручиваю в голове несмонтированные короткометражки о своей жизни, и само по себе такое кино не показывается.
Нет, гонять эти картинки в голове бессмысленно. Это всего лишь старые, выцветшие кадры, неактуальные хроники и никакой исторической ценности не содержат.
Значит, пора запускать титры.
Сейчас-то я всё и узнаю наверняка. Всё, о чем не знает ни один живой человек. Я загляну за черту и наконец выясню, как всё устроено. Получу ответы на главные вопросы, на которые до сих пор отвечали лишь теориями и сказками. Я узнаю, что там – после смерти.
Действительно ли я превращусь в нечто аморфное, вознесусь к потолку и буду наблюдать за своим утопшим в собственной крови телом? А потом… А что потом? Вот как раз и разберемся.
Я вытираю заплаканные глаза мокрыми руками. Несколько раз сосредоточенно вздыхаю. Всё, собралась, собралась. Давай теперь без задержек. Пусть всё закончится быстро.
Я немного выныриваю, тянусь рукой к раковине, осторожно цепляю пальцами лезвие и возвращаюсь на место.
Страшный блеск отражается на поверхности тонкой металлической пластины. Невыносимо страшный.
Я не вытаскиваю из воды вторую руку. Запрокидываю ее кисть, выпячивая запястье.
Нельзя медлить. Нельзя. Осталось лишь резко провести острой стальной гранью, и всё.
И всё.
И всё…
Пора.
«Нет, не пора».
Я чувствую дрожь в гортани. Этот голос выходит из моего горла.
Мои пальцы вдруг сами разжимаются, и лезвие, соскользнув, падает в воду.
– Что за дела?! – испуганно вскрикиваю я, оглядываясь по сторонам.
– Да не шуми ты. Это я, Алиса.
– Какая еще Алиса? – продолжаю орать.
– Невежливо. Знакомились же.
Я пытаюсь быстро выскочить из ванны, но вместо этого судорожно взбиваю воду, разнося всплески, и не могу крепко ухватиться за бортик мокрыми руками.
– Погоди, помогу, а то еще шишку набьешь, – с этими словами, непроизвольно сорвавшимися с моих губ, мое тело вдруг ловко встает во весь рост – оно мне не подвластно, оно живет само по себе.
Мои ноги поочередно выскакивают из воды и ступают на коврик.
Я стою перед зеркалом в мокром синем платье с безумным выражением лица. С меня на пол стекает вода, но я пристально гляжу в глаза своему отражению и не могу сдвинуться с места. Словно восставшая из мертвых утопленница из фильма ужасов.
Я адски напугана и не знаю, кого звать на помощь и куда бежать. Да куда там бежать, я даже шаг сделать не могу, ноги как каменные.
– Кто?.. – наконец выхрипываю, не понимая, как закончить вопрос.
– Успокойся, – я чувствую, как с этими словами дергается язык.
– Кто ты?!
Я вдруг трясу рукой – именно я, сама. Мое тело – снова мое. И я тут же вылетаю из ванной и несусь без оглядки, будто от погони. Но куда?
Я по инерции добегаю до входной двери и не знаю, что делать дальше: то ли сваливать из дома, пытаясь скрыться от того, кто говорит моими губами, то ли остаться здесь, начертить вокруг себя круг и молиться, стоя в нем на коленях до самого рассвета.
Оборачиваюсь и лихорадочно верчу головой. Никого.
– Успокойся. Сядь, – вновь слышу свой голос.
Я не двигаюсь. Успокоишься тут.
– Ладно, тогда сяду я.
Мое тело перестает меня слушаться. И кто-то невидимый ведет его и сажает на диван.
Я отражаюсь в зеркальной двери шкафа. Бледная, взъерошенная, глаза навыкате.
– Ну что, узнала? – говорит мое отражение и пялится на меня. Или это я на него пялюсь. – Не переживай, я всё объясню.
Надо же – у всего этого еще и объяснение есть.
– Я расскажу всё, что ты пропустила. Тебе нужно кое-что наверстать.
Я чувствую, что замерзаю. Еще бы – я ведь всё еще мокрая.
– Накройся чем-нибудь, – говорит голос. – Не хватало только заболеть.
Кажется, у меня вновь появились силенки в пальцах, и я впиваюсь ими в подушку.
– Плед возьми, – слышу я подсказку от самой себя.
Совет-то дельный, но от страха я не могу разжать кисти.
Но тут мои руки сами тянутся к краю дивана, берут плед и накидывают его на мои плечи. Мне сразу становится теплее.
– Тогда, когда ты упала и смотрела на падающий снег – помнишь? – вот тогда я и появилась. Ты меня позвала. Ты хотела, чтобы я пришла. Ведь без меня ты уже не справлялась.
Я слушаю собственный голос. Слетающий с моих губ. И адресованный мне. Но он не мой.
– Я – это ты, а ты – это я. Меня зовут Алиса, потому что ты хочешь, чтобы тебя так звали. Ты хочешь жить так, как живу я.
Мое имя Безумие.
– Я пришла дать тебе то, что ты хочешь на самом деле.
– Я хочу умереть, – вою я и чувствую, как с глаз скатываются капли и несутся по щекам.
– Прекрати хныкать, – моя рука, ведомая кем-то другим, вытирает слезы.
Я смотрю на мое отражение. И начинаю понимать, что это не я. Это другой человек. Там, в зеркале, – другой человек.
– Нет, не в зеркале, – говорит мое отражение, читая мои мысли, – а внутри. Внутри-и-и. И мне не нравится слово «другой».
Мне страшно. Нет, я в ужасе. Такого даже в кошмарах мне никогда не виделось. Будто в меня вселился демон.
– Ну какой еще демон? Не неси пургу.
– Уходи! – взрываюсь я и утыкаюсь лицом в подушку.
Пусть оно исчезнет, пусть оно исчезнет, пусть оно…
Моя голова вновь поднимается и оборачивается лицом к зеркалу. Я чья-то марионетка: к конечностям привязаны нити, а в башке – металлический прут.
– Уйти? – вещает Алиса моими устами. – Чтобы ты тут чем занималась? Рвешься перейти во второй класс?
Да. Второй класс.
Она знает всё, что знаю я.
Наша жизнь – это еще не всё существование. Это только начало. Как в школе: это только первый класс.
Она говорит:
– Переход по туннелю и потусторонний мир – всё это очень интересно, я согласна, но… не сейчас.
Мои глаза из зеркала сверлят меня, пробивая насквозь.
– У тебя всё та же детская хрень в голове, что и в восемь лет, – говорит Алиса. – Ты всё неправильно представляешь. Ты думаешь, что смерть – это что-то временное. Что смерть повлияет на мнение о тебе и все поймут, как были неправы. И потом всё наладится.
Пока раздается этот чужой голос, мимика на моем лице необыкновенно богата и выразительна, я не контролирую ее. Это не мое лицо, это лицо Алисы.