– Да. – стараясь выглядеть спокойным сказал Тимур, хотя внутри всколыхнулась злоба. Прежде с ним никто из женщин так не разговаривал. Её надменность и властность его раздражали. Да и посмели бы женщины из прошлой жизни так себя вести в его присутствии, он бы сразу поставил их на место. Но эта женщина имела власть над ним, а значит и право так разговаривать. Да и на самом деле, именно она привела его сюда.

– Хорошо. – спокойно, но повелительно сказала Тамара. – Теперь мне нужно помирить тебя с отцом. Я скажу ему, что ты не так давно попросил у меня прощения, и я пригласила тебя на семейный ужин, скажем, сегодня вечером. Дальше моя забота. На ужин тебя позовет служанка. Кстати, запоминай кого и как зовут. Я сменила всю прислугу, так что никто не обидится.

Смена прислуги нужна ей была для того, что бы никто не заметил разницу в привычках и поведении нового Марата. Её муж, погрязший в рутине политики с головой, уже давно не обращал внимание на бытовые мелочи. Прислуга и охрана постепенно стали для него чем-то вроде мебели, хотя он вполне этично с ними разговаривал. Но когда сменилась прислуга, он заметил отсутствие только Любы, о чем как-то сказал жене. Но та его успокоила, и больше эта тема не поднималась.

Тамара направилась к выходу из комнаты, но у дверей задержалась.

– Марат. – позвала она, а когда он не отреагировал, повысила голос. – Марат! И если отец обратит внимание на твой имплант, скажешь, что уже давно поставил, просто ему не говорил. Пусть ему будет неудобно за невнимательность.

Вечером Тимура пригласили на ужин. Причем служанка шла перед ним до самого обеденного зала, так что Тимуру не пришлось ничего вспоминать. Он еще не до конца освоился в большом доме. Войдя в зал, он молча проследовал к отодвинутому стулу, перед которым были поставлены приборы. За столом уже сидели Станислав Владимирович и Тамара. Глава семьи так же молча исподлобья смотрел на молодого человека, а когда пауза затянулась, недовольно спросил:

– А поздороваться хотя бы с отцом не хочешь?

– Здравствуйте. – твердо сказал Тимур.

– Ну здравствуйте. – язвительно передразнил его Станислав Владимирович. – Тамара рассказала мне, что тебе хватило ума извиниться. Я конечно удивляюсь, как она тебя вообще так быстро простила. Но на то у нее и сердце золотое.

Последние слова он произнес более тепло уже поворачиваясь в сторону Тамары и глядя в ее декольте, видимо пытаясь получше рассмотреть то самое сердце. А та улыбаясь смотрела на мужа. Тимур отметил про себя, что днем на ней этого платья с вырезом не было.

– Дорогой, не будь так строг. Я просто увидела, как мальчик мучается, поэтому мне не составила труда простить его. Посмотри, как он похудел и осунулся. – сказала она, беря Костова-старшего за руку. – И моё прощение ни в коем случае не отменяет твоих слов про работу.

Станислав Владимирович нахмурился и принялся ковырять вилкой в тарелке. Видимо ему не очень хотелось обсуждать этот вопрос. Он остыл после того скандала, и даже передумал выдворять сына из дома. По мнению отца, Марат был неплохим парнем, беззлобным и не заносчивым. Костов-старший видел детей других богатых людей из своего окружения, политиков, бизнесменов. Порой встречались настолько оторванные от реальности молодые люди и девушки, которые искренне думали, что им должен весь мир, что само их рождение есть кредит всем окружающим. Избалованные, не знающие ни в чем отказа. Марат конечно тоже не в подворотне вырос, но некоторые его черты характера отец считал следствием лени сына и влиянием той среды, в которой он вращался. Ленивым может быть как богатый, так и бедный. А среда… Ну не с нищетой же ему общаться для воспитания характера. Зато Станислав Владимирович видел, как Марат общается с прислугой или охраной, с людьми более низкого социального статуса: он не грубил, не кричал, не приказывал. Костов-старший считал свою манеру общения с обслугой чем-то вроде снисходительной доброты, «барской» заботой. И видя в сыне задатки такого же стиля поведения, внутренне одобрял это. Или вот его успеваемость. Да, учителя в школе и преподаватели в институте жаловались на отсутствие желания учиться. Но так о каждом ученике или студенте говорили. Зато когда Марат брался за учебу, у него всё получалось неплохо. Вот выходки с погонями, с рассказами об алкоголе за рулем, клубами почти до утра, конечно Костову-старшему не нравились, и он каждый раз давал себе слово поговорить со взрослеющим сыном. Станиславу Владимировичу было удобно объяснять себе эти эксцессы сына трудностями переходного возраста, который, как известно, проходит. И пока единственное, на что хватило Станислава Владимировича, так это под кое-какими предлогами ограничить траты на развлечения путем установления лимита банковской карты.

– Дорогой, я хочу помочь в этом вопросе. И у меня как раз есть вакансия для Марата. Уж лучше он будет работать под нашим присмотром, чем пропадать неизвестно на какой работе. – продолжала Тамара.

– И что за вакансия? – без удивления спросил Станислав Владимирович. Тамара улыбнулась: судя по тону заданного вопроса, ей даже не придется уговаривать мужа. А муж принял улыбку на свой счет.

– Помощник-референт. – ответила Тамара.

– Референт. – повторил Костов-старший. – А справится? Он же даже институт не окончил. Я понимаю, что он прогуливает много, а так вообще на учебу забьёт.

– Нет, я уж за этим прослежу. – всё еще улыбаясь и поглаживая руку мужа проворковала Тамара. А Станислав Владимирович оторвал взгляд от тарелки и снова увлекся содержанием декольте молодой жены.

«Ну вы еще трахнитесь прямо здесь.» – Тимур постарался не скривиться, уткнулся взглядом в тарелку, как до этого сделал Станислав Владимирович, и продолжал есть.

– Ну хорошо, бери его к себе. Но при условии, что институт он не бросит. – без сопротивления сдался Станислав Владимирович.

– Это даже можно будет использовать в предвыборной агитационной программе. – сказала Тамара.

– Да, используй, если считаешь нужным. – одобрил Костов-старший.

После ужина, когда Костов-старший ушел в свой рабочий кабинет, Тамара ненадолго задержалась в коридоре, что бы дождаться Тимура.

– Завтра утром ты поступаешь в мое распоряжение уже официально. Объясню всё по ходу дела. – сказала она Тимуру.

На следующий день Марат отправился устраиваться на работу. Он решил, что если не знаешь, что делать, нужно делать хоть что-нибудь. Отец давно ему говорил о поиске работы. Ну вот и сложилось…

По пути его голову разрывали две противоречивые мысли: с одной стороны, он должен обратиться в Мосгвардию и заявить о своем похищении, а с другой, если эта затея провалится, ему как минимум не дадут отыграться на новой «Дуэли». Да и мало ли, что стоило ожидать от этого лысого с его боевиками, врачом и мужчиной в сером костюме.

«Нельзя сидеть сложа руки, иначе я совсем тут сойду с ума. Нужно каким-то образом сообщить отцу, и он вытащит меня с этого дна. Я же никогда не был тряпкой, никогда не боялся никого. Почему же сейчас я опасаюсь каких-то букмекеров, которые использовали меня? Что со мной сделали, если я даже некоторые слова не могу произнести?» – думал он, шагая вдоль дороги и изредка поглядывая на карту в коммуникаторе. Иногда он смотрел по сторонам и удивлялся, практически всему. Вот высоченная трава вместо ухоженного газона вдоль дороги, вот яма на асфальте, вот трещина на посеревшей штукатурке здания, которое раньше было явно желтым, а сейчас бледно-серое и в пятнах от снятых вывесок. И что больше всего его поражало, вокруг было огромное количество машин с топливными двигателями. Да как люди до сих пор не задохнулись или не отравились, живя в таком районе?

В центре Москвы, который начинался сразу от внутренней стороны МКАДа, разрешено было передвигаться только электрокарам и общественному транспорту с электрическими силовыми установками. Въезд автомобилей с топливными двигателями был строго запрещен. «Двигатель внутреннего сгорания» – вспомнил Марат название, и вдруг резко накатили какие-то воспоминания об их устройстве, принципе работы, ремонте.