Иногда, где-то впереди ухали винтовочные выстрелы, и герр Шильке понимал, что очередной отстающий бедолага, был без сожаления пристрелен охраной. Колонна миновала лес и вышла в открытое поле. Ветер здесь был особенно пронизывающим. Чернеющая пустота не оставляла ему препятствий, чтобы ветер мог насладиться вольной жизнью, бессилием и обреченностью узников в колонне.

На станции уже было приготовлено десять вагонов. Они, так же, как мрачный белорусский лес чернели на тупиковом пути. Вагоны были похожи на решето с отверстиями от попадания снарядов и пуль. Но, все-таки, эти вагоны были на ходу. А другого состава, у начальника железнодорожной станции для группенфюрера Августа Шильке, не было.

Он и так обязан, что ему нашли хоть что-то из той массы составов, что ежедневно и ежечасно устремлялась на восток, снабжая немецкую армию боеприпасами и личным составом.

Шильке поморщился и пригрозился написать письмо на имя самого шефа СС.

– Это ваше право! – с отчаянием буркнул комендант.

Будущих заключенных заперли на ночь в пустое здание склада и выставили караул.

Выпавший снег скрипел под ногами цепочки людей, устремивших через безжизненное поле к черной стене леса.

Люди шли, переставляя ноги почти след в след. Изредка, некоторые из них оборачивались и бросали свой взгляд на березу на другом конце поля. Там, у той кривой березы, остался пулеметный расчет, прикрывавший уходящий отряд.

Лес уже ждал своих новых жителей. Он дал им кров и жизнь. Жизнь партизанского отряда Мелентия Бульбенко, не смотря на время года, шла по четкому распорядку. Подростки заготавливали дрова, женщины возились на импровизированной кухне под навесом из жердей. Зима внесла свои коррективы в жизнь партизанского отряда, и теперь, наличие рабочих рук было, как никогда, кстати.

Первый снег укутал крыши землянок белым покрывалом, что маскировало их среди царствующих берез. Печки в землянках топили по ночам.

Так дым, поднимающийся в небо, будет меньше заметен с самолетов.

Бульбенко развернул записку и прочел собравшимся вокруг него мужикам с красными околышами на шапках.

По серьезному виду командира партизаны понимали, что записку доставили от Юргена. Юргеном был агент в штабе бургомистра.

Бульбенко быстро пробежал глазами по записке и отложил ее в сторону. Все смолкли в ожидании чего-то важного.

Того, что может изменить их жизнь навсегда.

Но Бульбенко спокойно сел на место и, доставая из пачки папиросу, как бы, между прочим, заметил:

– Состав завтра будет на станции. Партизаны замерли.

– Затем, на состав посадят батальон охраны, – пояснил Мелентий, поднося к папиросе спичку.

Партизаны выдохнули.

Какая разница будет батальон или рота. Для взрывчатки, которую они установят на рельсы разницы совершенно никакой. Бульбенко уловил их мысли.

– Это вы верно подумали товарищи, – прищурился он.

Да вот, есть момент. К составу прицепят несколько вагонов с военнопленными.

– Что с ними делать будем?

В землянке вновь воцарилась тишина.

Партизаны переглядывались между собой, пытаясь найти ответ в глазах товарища, но ответов ни у кого не было.

– Нужно отцепить вагоны! – вскочил молодой партизан с только что пробившимися усами. Но, встретив молчаливые взгляды товарищей, он поспешил сесть на свое место и отвернуться к двери.

– На ходу вагоны в составе не отцепишь! – пояснил Бульбенко. Да и охрана наверняка устроится на крыше с пулеметами. Комиссар Михаил Жулькин, обвел партизан взглядом и пригладил волосы.

– Есть у меня задумка, – начал он сухо.

Но, все зависит от длины состава.

–Это как, от длины состава? – переспросил сидящий рядом парень.

– А так! – пояснил комиссар, скосившись на вопрошающего.

– Это значит, от того, сколько вагонов немцы прицепят к паровозу.

Эх ты, дурья голова! – на задавшего этот вопрос парня, посыпались веселые насмешки товарищей.

– Отставить смех! – громко буркнул Бульбенко.

Продолжайте, товарищ Жулькин, – попросил он.

Михаил приосанился.

– Хорошо бы, если бы состав был длинный и вагоны с заключенными прицепят в самый конец.

Жулькин замолчал.

Ну, и что дальше, ты говори, не тяни! – поторопили его собравшиеся товарищи.

Тогда, мы рванем заряд под самим паровозом, он опрокинется и за ним следом другие вагоны.

– И что это нам дает? – взвился тот же парень.

– А дает нам это?! – Жулькин поднял палец вверх, – что последние вагоны останутся на рельсах.

– А охрана? – уточнил Бульбенко.

Комиссар пожал плечами:

– Охрану придется перебить.

Идти нужно всем отрядом. Всем! – повторил Жулькин. Возможно, нужна помощь отряда Семена Косых.

Бульбенко прищурился:

– Дело может получиться. Только, кто знает, куда немцы эти вагоны прицепят.

Со скамьи встал пожилой партизан Чижиков. Лицо у него было совсем уж старое и изможденное, к тому же, веко на одном глазу совсем не поднималось, и со стороны казался он одноглазым.

– У меня на станции, путейщиком шурин работает, – пробормотал Чижиков.

Он подсобит. Задержит перегонку вагонов на другой путь, где будет стоять состав. Прицепят фашисты эти вагоны в конец состава.

– Добро! – Бульбенко ударил ладонями по коленям, показывая, что совещанием он остался доволен.

Михаил, подбери человечка на станцию. Пусть в гости к шурину Чижикова наведается.

Жулькин кивнул.

Оружие с собой, только пистолет пусть возьмет.

Жулькин поморщился.

– Две гранаты, – добавил Бульбенко.

Жулькин кивнул.

Патроны беречь надо.

– Заседание окончено! – буркнул Бульбенко.

Михаил, останься.

Комиссар присел на скамейку и внимательно посмотрел на командира.

– Вот что, Семен Игнатьевич, – произнес Бульбенко.

Задача нашему человеку на станции следующая, затянуть

формирование состава.

Михаил кивнул и привстал.

– Сделаем командир, – буркнул он.

– Иди, выполняй, – напутствовал Бульбенко.

Приказание командира партизанского отряда Мелентия Бульбенко было выполнено в точности. Путейщик обещал вывести из строя стрелку запасного пути, на который немцы уже пригнали несколько вагонов для транспортировки военнопленных.

К вечеру на станции появились первые колонны военнопленных, едва переставляющих ноги. Немногие уцелевшие местные жители, прячущиеся по домам, тихонько поднимали края занавесок, наблюдая, как движутся по единственной улице несчастные узники.

Герр Шильке промчал на своем Опеле прямо к зданию, где располагалась комендатура и управление железнодорожной станции. Темные окна первого и второго этажа были заклеены белой бумажной лентой. Но, не смотря на позднее время и глубокий тыл, у крыльца комендатуры неспешно прогуливались немецкие часовые в серых шинелях. Свист тормозов легкового Опеля заставил их вытянуться по стойке смирно.

Герр Шильке по привычке протянул документы. Часовой мельком бросил на них взгляд и кивнул. Шильке прошел внутрь здания. Поднявшись по скрипучим деревянным ступеням на второй этаж, он бессильно опустился в кресло и скинул фуражку.

– Все здесь, – выдохнул он.

Человек, сидевший за широким столом под светом керосиновой лампы, отодвинул стопку бумаг и поднял глаза.

– Шесть вагонов в вашем распоряжении, герр Шильке! – заявил он.

– Но этого мало! – парировал Шильке.

– Я знаю, – согласился с ним начальник станции.

Но, ничем не могу помочь.

Он достал из кармана платок и протер им лысину, отчего она превратилась в гладкую, как зеркальный шар поверхность.

– Этого мало, – повторил свое возражение Шильке.

Прикажете мне расстрелять оставшихся пленных?

– Делайте, как вам угодно, – мрачно заметил начальник станции.

Это ваше право.

– Хорошо, – согласился с ним Шильке.

Надеюсь, я смогу получить жилье на ночь для себя и конвоиров, – поинтересовался Шильке.

– Это я смогу устроить, – уже миролюбиво сообщил начальник станции.