Лайла величественно кивнула головой, и маленький оркестр, состоящий из нескольких девушек с лютнями и евнухов с бубнами, заиграл мелодию. Полилась красивая восточная музыка, а Эда все еще не шевелилась. Внезапно позади женщин она увидела Селима, который остановился в дверях и с интересом наблюдал за происходящим. Эда хлопнула в ладоши, и смешки и перешептывания смолкли.

Медленно и плавно пошла она по кругу, изящно двигая бедрами. «Раз!» — считала про себя Эда и резко отставила ногу назад. «Два!» — откинула голову и повела грудью. «Три!» — все ее тело начало двигаться то волнами, то мелкой тряской, руки зажили своей жизнью, выписывая грациозные замысловатые фигуры в воздухе. Пальцы и кисти двигались, создавая ощущение колдовства. Отвернувшись и чуть присев, девушка выписывала восьмерки бедрами, звеня бубенчиками на одежде в такт ритму.

Селим пожирал глазами изящную танцовщицу. Он медленно прошел вперед и, оказавшись рядом с Эдой, застыл. Музыка на мгновение замерла, наложницы повскакивали с мест, но государь сделал повелительный жест рукой, и мелодия возобновилась. Лайла тоже немного привстала со своего кресла, заглядывая в глаза владыке в надежде, что он сядет на место подле нее. Но он прошел мимо, даже не удостоив ее взглядом, все его внимание было приковано к новой наложнице.

Эда остановилась напротив султана, глядя ему в глаза и лукаво улыбаясь, но только он протянул руку, чтобы дотронуться, тут же отскочила назад, увернувшись, обошла сзади и, прижавшись своей спиной к его, слегка присела. Селим развернулся и хотел было ее поймать, но она вновь увернулась. Повелитель хищно улыбнулся, его янтарные глаза разгорались неистовым жгучим огнем, в котором явственно читалось вожделение. Эда, плавно двигая бедрами, обошла вокруг него и прошла к небольшому столику, взяв с него стакан воды, вернулась, на ходу наливая воду тонкой струйкой в свою ладонь. Приблизилась к Селиму и, неожиданно вскинув руку, плеснула водой ему в лицо. Одалиски ахнули в один голос, а султан сузил глаза, мелькнувший в них было гнев мгновенно сменился удивлением, а потом и восхищением дерзкой наложницей. Стерев воду с лица, он продолжал следить за девушкой, прожигая ее огненным взглядом. Эда сама заводилась еще сильнее, в ее крови закипала яркая страсть. Вплетая в старинный традиционный восточный танец современные движения, характерные для будущего, она двигалась возбуждающе и вольно. Черные глаза смело выдержали тяжелый взгляд золотых. В этот момент султан и наложница забыли о присутствующих в зале людях, будто никого больше не существовало не только в этой комнате, а даже в целом мире. Глаза в глаза, глядящие с вызовом, они играли в яростную и страстную игру. Мужчина забыл, что он грозный султан, повелитель Османского государства, представляя себя охотником на эту дикую пантеру, никак не дававшуюся в руки. Девушка кружилась вокруг него то прикасаясь, то отскакивая, то надвигаясь, то резко сворачивая в сторону, то прижимаясь на мгновение, то изящно приседая. В этом диком танце стало непонятно, кто из них охотник, а кто добыча. Черные глаза гипнотизировали и жгли не менее ярким огнем, чем желтые глаза султана. Поворот, и черные волосы взметнулись волной, зацепив щеку повелителя. Разгоряченная Эда закружилась на месте и упала на одно колено перед султаном, широко раскинув руки. Ее грудь волнующе вздымалась от прерывистого дыхания, на щеках играл яркий румянец, растрепанные волосы стали слегка влажными, а глаза сверкали как полуночные звезды.

Селим, не говоря ни слова, схватил девушку за руку и резким движением дернул наверх. Эда едва успела подняться, как повелитель потащил ее к выходу, слуги распахнули перед ними двери и султан вместе с наложницей выскочил в коридор. Толкнув ногой первую попавшуюся дверь, Селим впихнул в комнату Эду. Дверь за ними закрылась, и они оказались в полной темноте. Эда успела увидеть только сундуки и тюки материи, наваленные на них горами. По всей видимости, это была одна из кладовых. В комнатке отсутствовали окна, а на то, чтобы зажигать факелы, султан не хотел отвлекаться. Его руки блуждали по разгоряченному и влажному телу девушки. Спустив рывком лиф костюма до талии, он покрывал ее спину горячими поцелуями, одновременно тиская упругую девичью грудь и зажимая пальцами соски. Эда застонала, возбуждение, вызванное танцем, отсутствием света и грубоватыми нетерпеливыми ласками, дошло до предела. Все ее тело горело и ныло. Мужчина резко наклонил ее вперед, задирая юбки и спуская шаровары. Эда шарила руками в темноте в поисках опоры, нащупав рулоны материи, попыталась схватится за них, но ткани скользнули вниз к ее ногам. Она ощущала, как горячая головка члена уперлась ей в промежность, а затем резким толчком вошла в нее, сорвав с губ протяжный стон, переходящий в сдавленный вскрик. Повелитель, удерживая ее на согнутой в локте руке, подведенной под живот, грубо вколачивался, двигаясь резко и быстро. Легкий дискомфорт мгновенно сменился ярким наслаждением от его темпераментных действий. Тяжело дыша и постанывая, отдавшись фантастическим ощущениям, девушка извивалась в его твердых руках. Но мужчина держал крепко, двигаясь все быстрее, пока с глухим рыком не сделал самый глубокий толчок, содрогнувшись всем телом и еще сильнее прижимая к себе девушку. Эда почувствовала спазмы внизу живота, и сладкое удовольствие разлилось по всем клеточкам, заставляя их трепетать.

Султан отстранился, и Эда, чувствуя неимоверную слабость в дрожащих ногах, свалилась бы прямо на рулоны материи, если бы крепкие мужские руки не поддержали ее. Глаза немного привыкли к темноте, которая уже не казалась столь непроницаемой, к тому же слабый лучик проникал сквозь щели в проеме дверей. Почувствовав, что девушка уже может сама стоять на ногах, повелитель отпустил руки и, оправив на себе одежду, вышел, оставив ее одну.

Евнухи, прислужницы, одалиски — все скопились в коридоре и жались по углам и стенам, любопытство и удивление заставило их нарушить этикет. Прямо напротив выхода из кладовой стояла Лайла, нетерпеливо ожидая господина. Едва он вышел, Хатун, стараясь придать своему лицу как можно более невозмутимое выражение, шагнула навстречу:

— Мой государь!

Не глядя на нее, тот обратился к одному из евнухов:

— Приведите в порядок девушку и отправьте в мои покои.

— Но повелитель… — Хатун попыталась возразить, но прикусила язык, увидев грозный взгляд янтарных глаз владыки.

Нахмурив брови, он спокойно, но грозно проговорил:

— Знай свое место, женщина!

Отстранив ее рукой, прошел мимо, больше не сказав ни слова. Лицо Лайлы исказил гнев, а тихие перешептывания, начавшиеся было среди одалисок, тут же смолкли под ее яростным взглядом, которым она окатила присутствующих в коридоре. Вскинув подбородок и гордо неся свою прекрасную голову, женщина удалилась в свои покои.

Едва за ней закрылась дверь, как на глазах у перепуганных служанок Лайла начала громить все подряд в бессильной злобе.

— Ты пожалеешь, мерзкая тварь! — прошипела она как змея.

Проведя всю ночь в объятиях султана, Эда проснулась в отличном настроении. Обнаженная и переполненная счастьем, она возлежала на ложе любви, вспоминая безумную страсть, которая царила здесь этой ночью. Доносившиеся откуда-то с улицы шум и громкие голоса отвлекли девушку от приятных мыслей. Закутавшись в одеяло, она подошла к распахнутому окну, выходившему во двор.

Эда увидела, как приближенные и слуги выстроились в ряд, провожая господина, который возглавлял процессию из сотни янычар. Слуги держали в руках корзины, полные монет, чтобы раздать их толпе за пределами дворца, жаждавшей увидеть светлейшего повелителя.

Сам Селим гордо восседал на вороном арабском скакуне, отдавая последние приказы янычарам.

Эда невольно залюбовалась султаном. В золотистых утренних лучах, озарявших все кругом ярким светом, султан был подобен солнцу. Воротник белоснежной шелковой рубахи выглядывал из-под великолепного атласного кафтана, расшитого золотом и густо усыпанного мелкими бриллиантами. На голове красовался белый тюрбан с крупным желтым бриллиантом и пером белой цапли, а полы такого же белого плаща, подбитого блестящим мехом горностая, стелились по крутым бокам жеребца.