— Тебе понравился мой подарок? При свете дня ты еще прекрасней, моя гурия!
Эда, которая до этого момента стояла не шевелясь, чуть улыбнулась и посмотрев повелителю прямо в глаза, сказала:
— Вы говорите о наряде? Он хорош.
Султан хитро прищурился.
— Тебе не сказали, что при виде повелителя ты должна опуститься на колени, а смотреть, не отводя глаза, считается высшей дерзостью?
В его тоне не было гнева, скорее, легкая насмешка. Эда смутилась еще больше, но взгляд не отвела.
— Там, где я жила раньше, я была равной среди равных и не привыкла склонять голову ни перед кем, — заявила она без тени испуга в голосе.
Брови владыки поползли наверх, а в глазах зажегся опасный огонек.
— Ты играешь с огнем, моя непокорная, за свое дерзкое поведение можешь очень дорого заплатить.
В душе Эда слегка испугалась, до нее вдруг дошло, что ее жизнь действительно целиком и полностью зависит сейчас от благосклонности этого человека, но она постаралась взять себя в руки и не показать виду.
Впрочем, владыка явно пребывал в прекрасном расположении духа. Широким жестом пригласив ее присесть на подушки, он сам небрежно улегся на них, опираясь на локоть согнутой руки. Эда как можно более грациозно прошествовала и заняла место подле султана.
Селим взял в руки гроздь винограда и, оторвав одну ягодку, с улыбкой поднес ее к губам девушки. Поколебавшись секунду, Эда зубками аккуратно взяла сочный плод, прокусив тонкую кожицу так, что сок брызнул на ее губы, вызвав у мужчины лукавую улыбку. Султан провел языком по внутренней поверхности приоткрытого рта, словно ощущая всю сладость на своих устах.
— Ты мне нравишься, женщина! — сказал он. — Но все же не советую тебе забывать свое место. Завтра рано утром я уезжаю в Конью, государственные дела требуют моего личного присутствия там. Когда вернусь, мы еще поговорим об этом. Надеюсь, за время моего отсутствия ты обучишься этикету и правилам поведения.
Взяв со столика бокал с водой, султан отпил из него залпом и, неожиданно резко поднявшись, сказал:
— Можешь наслаждаться завтраком на свежем воздухе, а затем возвращайся к себе.
Больше не глядя на наложницу, он быстро прошел ко входу на балкон и исчез за поворотом коридора, оставив ее в некотором смятении. Мысли роем носились в голове:
«Что теперь будет? Я что, останусь тут, в этом диком времени? Если султан уедет в провинцию, неизвестно, когда он вернется. А я в это время буду сидеть взаперти вместе с этими безумными женщинами — его наложницами? Аллах-Аллах! Как мне вернуться назад в будущее? Я с ума здесь сойду!»
Слуги проводили Эду в покои, специально подготовленные для нее по приказу повелителя. Оставшись одна, девушка предалась своим мыслям. На удивление, ее размышления не были тягостными, даже наоборот, волшебная ночь, проведенная в объятьях султана, внешность которого была похожа на Серкана как две капли воды, вызывала у нее довольную улыбку. В теле ощущалось приятное томление, а душа пела. Селим, несмотря на свое внешнее сходство, действовал гораздо более смело и настойчиво, чем ее возлюбленный, и это приводило Эду в восторг. Она задумалась над тем, как могло такое случится, что султан Селим — точная копия Серкана? Ответ на этот вопрос приходил в голову только один — Серкан в прошлом жизненном воплощении являлся султаном. И эта мысль, внезапно осенившая ее, привела девушку в неописуемое волнение. Она прекрасно знала своего возлюбленного, его волевой характер и проницательный ум, но безграничная власть, которой обладал султан Османской империи, придавала ему еще больше решительности и напористости.
Двери внезапно распахнулись, и в комнату вошел очень высокий мужчина в окружении девушек из гарема, которые выглядели по сравнению с ним совсем крохотными. Его кожа имела красивый смуглый оттенок, огромные черные глаза смотрели на Эду внимательно и цепко. «Главный евнух!» — догадалась девушка, глядя на его великолепное облачение. Голову мужчины украшал синий тюрбан, а богато расшитый длинный халат был оторочен соболем и подбит изнутри золотистой тканью. Шелковая рубаха и широкий золотистый кушак, украшенный множеством крупных белых жемчужин, дополняли его образ. Изящные пальцы на маленьких, почти как женских, руках были унизаны золотыми перстнями.
— Я Хаджи-ага, старший евнух султанского гарема, — с достоинством произнес мужчина непривычно тонким голоском. — Владыка прислал тебе подарки. Славь нашего великодушного и щедрейшего повелителя, женщина! Эти покои теперь принадлежат тебе.
В комнату внесли огромный резной сундук с платьями и великолепными тканями. Одалиски завистливо ахали на все лады, бесцеремонно разглядывая шелк и парчу, восхищенно перебирая наряды. Один из евнухов вошел в комнату и поставил на столик рядом с Эдой небольшую шкатулку, откинув крышку. Перед взглядом пораженной девушки предстали необыкновенной красоты драгоценности — перстень с крупным изумрудом, тяжелое витое золотое колье, массивные браслеты и несколько ниток редкого черного жемчуга. Камни блестели и переливались в солнечном свете, падавшем на них из большого окна.
— Вот это красота! — удивленно шептались между собой наложницы, с восхищением глядя на сияние драгоценных камней. — Еще никто в гареме не удостаивался таких роскошных подарков после всего одной ночи!
Одалиски с нескрываемой завистью смотрели на Эду. Хаджи-ага хлопнул в ладоши, приказывая им покинуть покои. Когда двери закрылись за последним из посетителей и Эда осталась одна, она растеряно опустилась на кровать, рассеянно разглядывая блистающее великолепие. Осторожно погладив пальчиками крупный изумруд на перстне, девушка подошла к зеркалу и приложила к шее несколько нитей крупного переливающегося жемчуга. «Никогда в жизни не видела ничего красивее», — подумала она.
Эда внимательно, с чисто женским любопытством и восхищением, разглядывала темно-зеленое бархатное платье, богато украшенное драгоценными камнями, когда ее задумчивость внезапно была прервана Фатимой, как ураган ворвавшейся в покои. В руках она держала еще один наряд.
— Султан решил подарить мне целый гардероб? Зачем? Если сам уезжает и у него не будет случая в ближайшее время увидеть все платья на мне? — с натянутой улыбкой спросила девушка.
— Это не от повелителя! Хатун прислала тебе! — Фатима округлила глаза, смешно наморщив нос. — И это не подарок. Костюм для танца, чтобы ты развлекла ее сегодня вечером.
— Развлекла ЕЕ? — удивлению и возмущению Эды не было предела.
Действительно, теперь она рассмотрела наряд, который не имел ничего общего с теми, что лежали на кровати — короткий фиолетовый лиф и шаровары, тонкая многослойная юбка лилового цвета с широким поясом, украшенная малюсенькими бубенцами и серебряными монетками.
Фатима, видя, как девушка нахмурила брови, замахала на нее руками, выпучивая глаза еще сильнее. Если бы Эда так сильно не рассердилась, ее насмешило бы выражение лица служанки, глаза которой чуть не выскочили из орбит.
— Даже не вздумай противоречить! Если Хатун так повелела, значит, нужно подчиниться и смирить свою гордость. Даже всемогущий повелитель не сможет защитить, если она решит тебя извести! Лайла-Хатун обладает всеми правами здесь, в гареме! Тем более, что светлейший уезжает завтра с утра. Последнюю ночь перед дальней дорогой он по обычаю проведет со своей любимой наложницей.
Эда колебалась. Мысль о том, что ей придется танцевать, как уличной циркачке, перед этой женщиной, которая видит в ней соперницу и поэтому желает унизить ее, не нравилась девушке. Но делать было нечего, пойти на открытый конфликт с главной наложницей казалось слишком опасной затеей, и девушка скрепя сердце надела пресловутый костюм.
***
Оказавшись в середине просторного круглого зала, Эда с вызовом обвела глазами присутствующих, гордо распрямила плечи и слегка вскинула голову. Лайла со злорадной усмешкой на лице восседала в высоком кресле. Второе кресло, чуть больше того, которое занимала женщина, на небольшом пьедестале, напоминало трон и, видимо, предназначалось для повелителя. Остальные одалиски расположились на подушках, разбросанных по полу позади и по сторонам от кресел. Все взгляды устремились на девушку, одиноко стоявшую в центре. Некоторые смотрели с любопытством, другие со злорадством, третьи с сочувствием, но всем было интересно, что теперь будет. Станет ли новенькая подчиняться любимой наложнице государя или же будет противостоять ей?